Илья Эренбург - Оттепель

• Название: Оттепель
• Автор: Илья Эренбург
• Жанр: Русская классическая проза

---

Далекое прошлое встало перед Соколовским: Тверской бульвар, Пушкин, молоденькая студентка, а он говорит ей о счастье...

- Мама всегда металась, не могла найти себя. У меня, наверно, ее характер: я способна загореться и сразу остыть. Я тебе писала, что бросила танцы, хотя все считали, что это глупо. В "Ле суар" писали, что я подаю надежды. А я вдруг поняла, что это ошибка... Тебе нравятся пластические танцы?

- Не видал... Ты присылала фотографии, но по ним нельзя судить.

- Это совершенно новый жанр. Я думала, что у вас революция во всех областях, а теперь мне кажется, что вы предпочитаете старое. Как Феликс... Мы были вчера в Большом театре, техника, конечно, замечательная, но меня рассмешило: прошлый век. Вроде этой мебели... Нет, я танцевала совсем по-другому: никаких классических па, тело подчиняется ритму... Но не стоит об этом говорить: танцы для меня - прошлое. Ты слыхал о Лепере?

- Нет. Кто он - танцор?

- Я же тебе сказала, что танцы меня больше не интересуют. Лепер художник. Теперь говорят, что не будет железного занавеса, я убеждена, что здесь он потрясет всех...

- Значит, ты решила заняться живописью?

- Да. Можно сказать, что я вернулась к живописи В колледже я очень много рисовала. Конечно, это было несерьезно, но меня хвалили. Я сделала тогда портрет мамы, все говорили, что она как живая... Потом я бросила, год пробыла на юридическом факультете и увлеклась танцами. Теперь я наконец-то нашла себя: мое призвание - живопись.

- Где же ты учишься?

- Я работаю скорее самостоятельно. Лепер мне иногда помогает советами, но он переехал в Париж и в Брюсселе бывает редко. Я уже выставлялась, даже с успехом. Я привезла два маленьких холста и фотографии показать тебе. Я ужасно боялась, что ты сегодня не приедешь, - ведь завтра вечером нас везут в Ленинград.

- Я думал, вы пробудете дольше. Почему вы торопитесь?

- Ты не можешь себе представить, как это дорого! Феликс теперь зарабатывает немножко больше, и то пришлось весь год откладывать...

- Где работает твой муж?

- В "Нидерландском кредитном банке". Только, пожалуйста, не думай, что он сидит все время у окошка. Он выполняет финансовые операции. Конечно, он мечтал о другом, когда он был студентом. Он писал стихи, вообще его привлекала литература. Он и теперь иногда пишет театральные рецензии. Но жизнь - это жизнь... Я не могу пожаловаться, он прилично зарабатывает. Но если бы ты знал, какая у нас дороговизна! Ничего нельзя себе позволить... Впрочем, это неинтересно... Расскажи лучше, как ты живешь. За четыре дня я немного осмотрела Москву, но я совершенно не представляю, как выглядит город, где ты живешь. Когда я в Брюсселе посылала телеграмму, мне сначала сказали, что такого города вообще нет, потом нашли... Там много жителей?

- Не очень. Сто шестьдесят тысяч.

- Но это огромный город! Как Льеж.. Ну и что ты там делаешь?

- Работаю на заводе. Я ведь инженер...

- Я знаю. Нас хотели вчера повезти на какой-то завод, у вас ведь промышленность на первом плане. Феликс говорит, что вы сделали огромные успехи. А я в этом ничего не понимаю. Когда я попала в Париже на завод Рено, я думала, что сойду с ума от шума. Меня затащил Феликс, он увлекается автомобилями. Мы купили осенью маленький "Ситроэн", поехали в Ниццу. Какая у тебя машина?

Евгений Владимирович хотел ответить, что у него нет машины и он не любит пользоваться заводской - предпочитает пройтись пешком, а если нужно в город, существуют автобусы, но он подумал: зачем говорить, она еще решит, что это от нашей бедности... Ему стало смешно: нашел перед кем дипломатию разводить!.. И, смеясь, он сказал:

- А у меня ноги. Еще крепкие... Вот ты на таких каблучках, наверно, и ста шагов не сделаешь. Рассмеялась и Мэри.

- Ты совершенно прав. Это дикая мода. Жизнь становится спортивной, а вдруг нужно ходить на каблуках Людовика Пятнадцатого... У тебя нет семьи?

- Нет.

- Почему?

- Не вышло.

Он невольно подумал о Вере, и улыбка счастья на минуту осветила его суровое лицо. Мэри сказала:

- Я тоже очень рада, что тебя увидала...

Ему стало стыдно: ведь это моя дочь, Машенька... Он ласково на нее поглядел. Ну, болтает вздор... Откуда я знаю, что она при этом думает?..

- Я глядел на твои фотографии и все гадал: какая ты, как тебе там?.. Ведь это от нас очень далеко... Хорошо, что ты веселая, увлекаешься своей работой...

- Ты, наверно, не думал, что твоя дочь станет художницей. Ты любишь живопись?

- Как будто люблю. Да я мало видел... Хорошо, что вы поедете в Ленинград, увидишь Эрмитаж...

- Феликс обожает фламандцев. А меня старые художники как-то не трогают: они показывают внешний мир, оболочку. Я мечтаю дать живописную мысль в полноте цвета. Это звучит глупо, и потом мне трудно об этом говорить по-русски: я не знаю терминов. Лучше я тебе покажу мои работы, хотя при таком освещении они проигрывают...

В правом углу холста Соколовский увидел спирали ядовито-зеленого цвета, в центре и слева на сиреневом фоне виднелись жирные оранжевые и синие пятна.

- Леперу понравилось, хотя это не в его манере- он любит заполнять динамическими формами всю плоскость, а, ты видишь, у меня в глубине мертвое пространство.

- Не понимаю, - хмурясь, сказал Соколовский, что ты хотела изобразить?

- Столкновение синего с оранжевым. Это как удар, а потом пустота... Ты не можешь себе представить, как трудно чисто живописными путями передать отчаянно!

Она сказала это с таким жаром, что Евгений Владимирович растерялся:

- Почему отчаяние?.. Ты говорила, что увлечена ра ботой. С мужем живешь дружно. Молодая...

- Я не знаю, как тебе это объяснить... Мы, вероятно все воспринимаем иначе... Ты думаешь, что я бросила танцы, как меняют перчатки? Ничего подобного! Я не знаю, как себя найти... У меня есть знакомый писатель, он недавно сказал: "Отчаяние - это аттестат зрелости"... Но не будем об этом говорить. Лучше я тебе покажу другой холст. Ну, как?

- Я в этом ничего не понимаю... Хорошо, что ты увлекаешься работой, это главное...

Соколовский вдруг вспомнил письмо Володи. Человек понял, что сделал пакость. Я его могу обругать, выгнать. И все-таки он мне куда ближе, чем она. Даже не понимаю, как это может быть?..

Лицо Соколовского помрачнело, и Мэри, растерянная, сказала:

- Я вижу, что тебе противно. Скажи одно - ты меня не осуждаешь?

- Что ты! Как я могу тебя осуждать? Я откровенно сказал: не понимаю. Ты живешь в другом мире, тебе виднее, что ты должна делать. Я сейчас вспомнил, как ты плакала, когда тебя увозили, - было холодно, тебя хотели укутать потеплее, а ты не давалась...

Мэри неожиданно заплакала. Он перепугался:

- Я тебя обидел?

Она покачала головой, потом вытерла слезы, напудрилась и тихо сказала:

- Ты думаешь, я не чувствую, какие мы чужие? Я из-за этого все время болтаю, боюсь расплакаться...

Ему хотелось прижать ее к себе, сказать, что он часто думал о ней, утешить, - может быть, и правда, за веселым лицом скрывается настоящее горе? Он успел только шепнуть "Машенька", как дверь раскрылась.

- Это Феликс. Познакомьтесь... Ну, как было в театре? Мы пойдем вместе ужинать, хорошо? Я буду переводчицей..

Соколовский приглядывался к мужу Мэри. Кажется, приличный человек и серьезный. На финансиста не похож, я бы его принял скорее за скрипача. Волнистые волосы, галстук бабочкой, а глаза рассеянного человека, даже мечтателя...

Феликс рассказал, что смотрел "Вишневый сад", хотя он не понимает по-русски, пьеса его растрогала. Они поговорили о Чехове, о музыке, о старинных городах Фландрии.

- Вы не представляете себе, в какой обстановке мы живем! Прежде все говорили только о бомбе, подсчитывали - куда упадет, что исчезнет с лица земли. Теперь немного успокоились: разговоры о делах, о бумагах. На улицах повсюду рекламы. В газетах убийства и светские сплетни. Для меня искусство глоток свежего воздуха. С тех пор как я встретил Мэри, мне стало легче жить. Конечно, мы с ней часто спорим, у нас разные вкусы, но она необычайно чувствительна, как все русские. Жены моих сослуживцев - мещанки, а Мэри никогда не опускается до грязи жизни...

Он ее любит, подумал Соколовский, это хорошо. Чувствуется, что они живут дружно.

Евгений Владимирович спросил Феликса, какое впечатление произвела на него Москва.

- Трудно сразу ответить Для нас здесь слишком много непонятного. Я ничего не имею против идеи. Когда я был студентом, я даже увлекался коммунизмом, но потом отошел от политики... Вы много сделали, я не представлял себе, что Москва - такой большой город. Мой покойный дядя когда-то работал в Екатеринославе, он мне рассказывал, что в России, кроме Петербурга, нет городов. Нам есть чему поучиться... Мне понравилось, что у вас в театрах полно, судя по виду, ходят и рабочие. У нас рабочие ходят только в кино. Мы говорили со студентами, они производят впечатление веселых, наверно, потому, что уверены в своем завтрашнем дне. Когда я был студентом, меня не покидала мысль: смогу ли я устроиться? Некоторые вещи мне показались странными: у вас, например, очень много народу и мало магазинов, купить трудно, да и выбор небольшой, особенно в одежде. Конечно, это пройдет, я ведь знаю, что вы пережили во время войны... Мне очень приятно, что моя жена русская. Кто знает, может быть, за вами будущее?