Габриэль Витткоп - Некрофил

• Название: Некрофил
• Автор: Габриэль Витткоп
• Издательство: Митин журнал
• Жанр: Контркультура
• Год: 2005
• ISBN: 5-98144-051-1

От издателя

Книги Витткоп поражают смертельным великолепием стиля. «Некрофил» — ослепительная повесть о невозможной любви — нисколько не утратил своей взрывной силы.

Le Temps

Проза Витткоп сродни кинематографу. Между короткими, искусно смонтированными сценами зияют пробелы, подобные темным ущельям.

Die Zeit

Габриэль Витткоп принадлежит к числу писателей, которые больше всего любят повороты, изгибы и лабиринты. Но ей всегда удавалось дойти до самого конца.

Lire

---

К счастью, поскольку погода стояла грозовая, со мной был плащ, который я носил перекинутым через руку, и благодаря ему мне удалось скрыть мое состояние. Я ломал себе голову, как похитить Терезу в таком многолюдном квартале и без автомобиля. Слушая лопотание карлиц, я строил в голове тысячу планов, один абсурднее другого. Жара стояла удушающая. Близился полдень. Голоса в дрожащем воздухе становились всё более вязкими и густыми. Запах жаренья достигал смертного ложа, и карлицы не могли его не чувствовать. В их плаче наступило некое успокоение, словно штиль. Одна из карлиц решила приготовить кофе. Тогда я вмешался и предложил им траурный обед в соседнем ресторане, с тем, чтобы они извинили самого амфитриона за неучастие в нем: он продолжит бдение, а они смогут пировать все вместе. Обрадованные, карлицы приняли предложение, и когда спустя четверть часа я вернулся из ресторана, где отдавал распоряжения насчет их пиршества, они были уже все одеты в черные шелковые накидки и странные старинные черные шляпы, окруженные крепом. Они встретили меня радостными криками и двинулись вдоль по Пендино, словно стая ворон.

Я остался наедине с Терезой. Я закрыл дверь и стал медленно и спокойно развязывать галстук.

16 июля 19…

Я только что посетил Каподимонте, парк с поросшими мхом тритонами, скрытый за рядами пальм желтый длинный замок, в котором находится прекрасное собрание живописи. «Смерть Петрония» Пачекко де Роза…[38] Полная движения композиция, сквозь которую просвечивает равнодушие; красивые яркие цвета, но никакого чувства предмета. Хотя бы такого, каким обладаю я.

Именно здесь, в Неаполе, в тиши своей виллы, Тит Петроний Арбитр, важный вельможа и великий поэт, опороченный, приказал своему врачу вскрыть ему вены.[39] Окруженный наложницами и греческими рабами, скользившими языком по его деснам, гладившими его кудри, разглаженные банным паром, он видел, как гаснут их взгляды за пеленой, потому что его собственный взгляд угасал, как светильник. Он слышал, как их голоса доносятся с другой планеты, ибо сам он уже покидал землю. В их объятиях у него, несомненно, было время познать меру своего одиночества. Простертый под сладостью их улыбок, он чувствовал, как руки наложниц смыкаются на его члене, уже недвижном, и единственная сила, исходившая из него, собралась в алом коралле, расцветавшим под его запястьем в серебряной лохани. Он чувствовал, как пустота растекается по венам, ночь проникает в плоть, от проткнутых мочек ушей до длинных пальцев, унизанных перстнями, а танцовщицы прилипали к нему своими раковинами, словно к кораблю, и руки эфебов ласкали его тайные места. Плавая в ванне, точно в околоплодных водах, Тит Петроний Арбитр понимал, что жизнь уходит от него так же незаметно, как она пришла.

Именно так надо умирать.

5 августа 19…

Катакомбы Сан-Гаудизио. Парижские ничего не стoят по сравнению с ними: чтобы увидеть, что это такое, надо побывать в Неаполе. Барочные, причудливые, катакомбы Сан-Гаудизио простираются на огромное расстояние, и я даже слышал, что некоторые заброшенные галереи выходят в катакомбы Сан-Дженнаро. Женщины приходят сюда молиться «душам, в чистилище сущим», как они наивно называют силы преисподней, и отправляют здесь культ людских останков. Черепа, зачастую начищенные воском, в париках, установленные на маленьких частных алтарях людьми (между прочим, совершенно посторонними), являются предметом оживленной торговли, которую ведут сторожа. Атмосфера этих языческих- именно языческих — катакомб абсолютно ирреальна. Шепот молящихся, женские тени, которые огонь свечей отбрасывает на мрачные каменные своды, одетые скелеты и мумии, стоящие в нишах, запах останков и приношений — всё это создает ни на что не похожую обстановку. С первых же минут меня охватил восторг.

Когда я шел по довольно безлюдной галерее, мое внимание привлекло поведение одной из молящихся. Это была маленькая, жирная, как и все они там, женщина, казавшаяся, впрочем, еще довольно молодой. Встав коленом на стул и опершись локтями на его спинку, она приблизила лицо вплотную к черепу на карнизе. Профили женщины и черепа четко выделялись на фоне красноватой лампы, и рот женщины прилип, как присоска, к оскалу черепа. Я отчетливо видел, как она лизала ему зубы, просунув меж его челюстей свой язык, изогнутый и заостренный, похожий на коралловую ветвь — древний фаллический символ, который неаполитанцы носят от сглаза.

Женщина то вытягивала язык, который оказался неожиданно крепким и мясистым, и лизала резцы мертвеца, то проводила языком по его зубам, словно рукой по клавиатуре, то засовывала язык как можно глубже и ласкала коренные зубы и нёбо.

Поглощенная своим занятием, она не услышала моих шагов. Я наблюдал за ней некоторое время, но вдруг она заметила меня и со сдавленным криком вскочила.

— Вам нечего меня бояться, — сказал я, — не могли бы вы продолжить то, чем вы только что занимались?

Женщина смотрела на меня с недоверием. Ей было на вид около тридцати лет, и она явно была замужем за каким-нибудь мелким торговцем или чиновником. Я повторил свою просьбу, и отсвет мысли, которая, несомненно, показалась ей блестящей, промелькнул на ее лице.

— Если нас увидят, я скажу, что это вы заставили меня.

Признаюсь, я был сбит с толку той грубой хитростью, с помощью которой эта особа обратила положение в свою пользу. Не сказав больше ни слова, она вновь повернулась к черепу, полузакрыв глаза и высунув язык.

Вся неожиданность этого зрелища и восторг, который я ощутил, войдя в катакомбы, оказали на меня действие, которого только и ждет некрофил. Я желал эту женщину, несмотря на то, что она была живая. Я поднял ее черное платье и, стянув с нее хлопчатобумажные трусики, увидел ягодицу, гладкую и полупрозрачную, похожую на воск свечей, что горели вокруг. На ощупь она была еще более гладкой, чем на вид. Засунув руку в ее щель, я почувствовал, что мои пальцы покрылись вязкой жидкостью; это озадачило меня — мертвые ничего подобного не выделяют — и охладило бы, если б она не пахла морем: море — образ и родная сестра смерти. Таким образом, мысль о том, что всякая плоть носит в себе закваску своей гибели, оживила мою страсть к этой женщине, но желание покинуло меня в тот самый момент, когда я попытался вступить с ней в более тесный контакт, — всё рухнуло, будто карточный домик, падающий от малейшего прикосновения. Женщина обернулась ко мне. Ее лицо было искажено гневом:

— Я заявлю, что вы пытались меня изнасиловать!

Не знаю, почему она вздумала мне угрожать. Как бы то ни было, я удалился как можно скорей.

В своей квартире на Паузилиппе, я почувствовал, как меня охватили горечь и грусть. Я хотел жить и хотел умереть, но не могу ни умереть, ни жить. Это ли не Гефсиманский сад?

12 сентября 19…

Не знаю почему, но сегодня утром, завязывая галстук, я вдруг на миг вспомнил Габриэль, мою соседку в отрочестве, которую мне так нравилось представлять повесившейся, с глазами, закатившимися в последнем экстазе.

16 октября 19…

Я склонен думать, что Геката обратила на меня свой благосклонный взгляд.[40] Смерть, неустанная поставщица моих наслаждений, одаривает меня сполна, и если они не всегда оказываются совершенными, то это только из-за моей же собственной глупости.

Когда-то давно я, возможно, мечтал о том счастье, которое мне принесло бы одновременное присутствие двух мертвых тел, и, должно быть, мне на ум приходили некоторые картины или натюрморты. Но, во всяком случае, это была несбыточная мечта, сон, возвращенный всепоглощающей ночи.

Как я был глуп, что не верил в чудо.

Сегодня я хочу подробно записать все перипетии этого приключения, чтобы мне было легче вспомнить потом, ибо всё произошло настолько быстро и неожиданно, что я боюсь: моя память под угрозой. Правда, я всегда почему-то ощущаю всего себя, или какую-то часть себя, под властью некой смутной угрозы. Или под угрозой угрозы.

Я ездил в Сорренто, и на обратном пути остановился выпить стаканчик вина в Вико Эквензе, в одном отеле, где меня знают. Дом этот, построенный вплотную к скале, нависает над небольшой бухточкой, закрытой со всех сторон, к которой можно спуститься по узкой тропинке, скользкой от непрестанно сочащейся влаги. В середине недели, когда сезон уже закончился, отель и пляж были безлюдны, хотя море было еще довольно теплым. Какая-то пустота нависла над террасами, баром, столовой. На всем была какая-то дымка, скованность, неудобство. В холле я увидел хозяина и сказал ему, что он странно выглядит. Официанты перешептывались между собой. Когда Джованни, который чаще других меня обслуживал, принес мне вино, я спросил у него о причине замеченного мною стеснения. Он быстро оглянулся по сторонам и сообщил мне вполголоса:

— Это из-за двух молодых постояльцев из Швеции, брата и сестры, которых вытащили сегодня утром. Невероятная история, мы сами не можем никак поверить. Они плавали как рыбы! Кому-то из них стало плохо в воде, другой захотел помочь. Да… утопающий тянет за собой… как будто нарочно, чтобы не умирать в одиночку… Но какая неприятность для отеля!