Альдо Пазетти - Вид с балкона

• Название: Вид с балкона
• Автор: Альдо Пазетти
• Издательство: Радуга
• Жанр: Триллер
• Год: 1988
• ISBN: 5-05-002271-1

В романе, посвященном сегодняшним проблемам и противоречиям итальянской действительности, ярко, в психологически интересной форме разоблачается мир хищничества и утверждается неизбежность нравственного разложения личности в условиях современного капиталистического общества. Прямым порождением этого общества является терроризм в его нынешних формах.

---

Незнакомец в мгновение ока очутился рядом с Джулио, бодро отмерявшим метр за метром, вежливо, но решительно его остановил и о чем-то спросил — скорее всего, как проехать. Джулио, переложив зонтик из правой руки в левую, показал дорогу. В эту минуту он походил, как напишет впоследствии один умник хроникер, на бедную Лючию Монделлу, которую по наущению Безымянного похитили разбойники «брави».[8] В какие-то доли секунды незнакомец превратился в чемпиона по дзюдо. Прыгнул, обхватил Джулио, рывком поднял его и, не разжимая рук, вместе с ним нырнул в машину.

Стук захлопываемой дверцы слился с ревом мотора, вновь обретшего всю свою мощь. Сидевший за рулем водитель, видно, был наготове — молниеносно включил полную скорость, и машина, жалобно урча, вырвалась на автостраду.

Перед глазами двух случайных свидетелей осталось только взметнувшееся ввысь облачко пыли и бензиновых паров.

Дом Джулио Тарси, сына самого богатого в окрýге землевладельца, стоял на невысоком, густо поросшем зеленью холме.

Это был далеко не дворец и даже не шикарный особняк, а просто большой двухэтажный деревенский дом. Хозяева то и дело его расширяли, руководствуясь больше практическими нуждами, чем законами архитектуры. И все же округлые арки длинного портика на солнечной стороне и несколько выпирающий балкон с обвитыми плющом перилами придавали дому приятный вид. Множество окон на втором этаже, с навесами, карнизами и зеленоватыми ставнями, ясно свидетельствовало о том, в какой незыблемой простоте жили деды и прадеды нынешних владельцев.

В сущности, это был господский дом очень большой усадьбы, о чем говорили и крестьянские домишки, облепившие его, и всевозможные сельскохозяйственные машины, тарахтевшие чуть ли не у самого сада; и добротные хлева, черневшие внизу по всей равнине, насколько хватал глаз, служили тому лишним подтверждением. Там и сям попадались амбары вперемежку с загонами для скота и отдельными непомерно высокими строениями. Эти строения были самыми настоящими заводами по переработке сельскохозяйственных продуктов.

Семья Тарси — Энрико, Анна и их единственный сын Джулио — была слишком мала для такого громадного дома, и поэтому многие комнаты хозяева отвели под кладовые, где хранились виноград, коконы шелкопряда и мед.

Энрико, высокого, грузноватого, но очень подвижного юношу, соединившего в себе черты молодого Вертера и горнозаводчика начала века, обстоятельства заставили стать помещиком, хотя природные его наклонности были совсем иными. Когда умерли бабка с дедом, а вскоре безвременно ушли в мир иной родители, управлять поместьем взялся старший брат Аттилио, очень энергичный и предприимчивый хозяин. Однако волею судеб он погиб на войне, так и не женившись, и вот тогда Энрико пришлось забыть о филологии, о дипломе и самому заняться делами поместья.

Впрочем, он был даже доволен. Энрико чувствовал, что хоть и по несчастью, но оказался на верном пути. Часто он с улыбкой говорил, что лишь такая жизнь отвечает лирическому настрою его души, заставляя отдать предпочтение пасторальной поэзии, однако без присущей ей сентиментальной созерцательности. Вскоре он не только свыкся с мыслью, что занятие это станет делом всей его жизни, но и горячо его полюбил — немалую роль сыграли тут и воспоминания детства. Постепенно он все ближе узнавал природу, разглядывал ее как бы в увеличительное стекло, и такое общение приносило ему огромную радость.

Культура и агрикультура, вещи на первый взгляд несовместимые, слились для него воедино, и он мало-помалу превратился если и не в образцового хозяина, то, во всяком случае, в мудрого земледельца, вкушавшего всю прелесть природы, но готового стойко терпеть и ее капризы — засуху и злые неурожаи.

Судьба подарила ему Анну, девушку из соседнего города, где они и познакомились в студенческие годы.

Она была совсем еще молода, но не по годам рассудительна; ее миловидное, выразительное лицо неизменно сохраняло приветливое выражение. Она даже внешне походила на Энрико, только у него глаза были темно-серые, а у нее голубовато-зеленые. Они казались братом и сестрой, и их любовь родилась из полного взаимного согласия, окрепшего с годами. Как два крепких дерева, выросших на одной земле, они сплелись ветвями, однако свободно качались на ветру, не отнимая друг у друга простора.

В этой мирной обстановке и появился Джулио после мучительных родов, лишивших Анну всякой надежды на второго ребенка. Доктор с усталой улыбкой погрозил пальцем.

— На этот раз все обошлось, но уж больше не пытайтесь.

Это была маленькая заноза в сердце, и супруги сосредоточили на единственном сыне всю ревнивую, не растраченную на других детей любовь. Старики крестьяне говорили, глядя на Джулио: «Крепкий мальчонка, весь в деда, хозяин будет что надо». Впрочем, поди угадай! Конечно, Джулио был необычайно обстоятелен и методичен. Сельскую жизнь он терпеть не мог, зато ум имел острый, логический, мог при случае и приврать, но его выдумки отличались хитроумием. Нередко своими вопросами он ставил отца в тупик:

— Папа, с твоими-то миллионами зачем нам копаться в навозе?

Или:

— Много ли доходу в год приносит тебе эта сыроварня?

А однажды вдруг объявил:

— Папа, Чиро ничего толком не делает. Сидит себе, руки в брюки. Ему и руки-то больше ни к чему. Выгони ты его…

— Он нам очень предан, состарился здесь, меня и тебя с малых лет помнит, — ответил отец.

Джулио криво усмехнулся, но промолчал.

А вот учился он хорошо, был неразговорчив, усерден, не пропускал мимо ушей ни одного слова учителя и товарищей и тут же всему давал свои оценки вроде: «Болван, да и только».

Уже в десять лет он часто сам относил в местный банк деньги и чеки — отец полностью ему доверял.

Со сверстниками он почти не играл, а если такое и случалось, то всегда верховодил. Как только ему надоедало, бросал игру, ни с кем не считаясь. Обычно же он предпочитал гулять один или с проказливым псом Биллом. Собирал смородину и ежевику, а потом за несколько монет уступал ягоды матери.

В общем-то, Джулио был самый обычный ребенок, но за проницательность и довольно-таки острый язычок его прозвали «ехидной». Так, в три года он, побывав у приходского священника дона Эусебио, назвал его «винной бочкой» только за то, что в доме и даже в ризнице со стен свисали черные и золотистые гроздья винограда.

Дом тетушки Каролины, где все блестело и сверкало — полы, окна, ботинки, прически, — он окрестил «ювелирным магазином», при этом отец не смог сдержать ухмылки. Однажды Джулио тайком пронес в дом тетушки Каролины корзинку живых улиток и высыпал их на пол в темном углу. О том, что из этого вышло, долго вспоминали в округе. Дом же тетушки Бетты, стоявший на отшибе, с легкой руки Джулио назывался «жаровней» — там жареным мясом пропахли даже диванные подушки и шторы.

Но больше всего запомнилась родным история с Аугустой — может, потому, что случилась она сравнительно недавно и была довольно пикантной, а может, и оттого, что для Джулио эпизод не прошел бесследно.

Восемнадцатилетняя служанка Аугуста была некрасивая, но довольно соблазнительная девица; ее наняли помогать по дому — мыть окна и стирать белье. Для Джулио, казалось, она представляла не больше интереса, чем дойная корова. Однако это была только видимость. Как-то ночью мать проснулась от грохота упавшей в коридоре скамьи. Анна тихонечко встала, прислушалась, все поняла и тепленького вытащила Джулио из постели служанки.

Отца и мать, конечно, напугал «подвиг» Джулио, ведь ему едва исполнилось двенадцать, но, рассудив здраво, делать из этого драму они не стали. Остаток ночи Джулио провел в их кровати, дрожа, как промокший щенок. Утром они под благовидным предлогом отправили Аугусту домой, а Энрико взял сына за руку и повел его в лес погулять.

Они долго молчали. Джулио понуро брел впереди: вид у него был скорее раздосадованный, чем виноватый. Наконец Энрико, лукаво подмигнув сыну, нарушил молчание:

— Итак, молодой человек решил завести семью?

Такого вопроса Джулио не ожидал. Он покраснел и застыл на месте как вкопанный.

— Какую семью?

— Значит, юноша не знает, что когда женятся…

У Джулио ком подступил к горлу и затряслись губы.

— Но я на ней не женился и не собираюсь!..

Энрико положил ему руки на плечи.

— Знаю, дорогой, знаю… и все же ты как бы женился… тайком от всех.

— Папа!

Джулио расплакался, уткнувшись ему в грудь. Энрико ласково его обнял.

— Идем-ка домой, господин сердцеед. Ничего страшного не произошло… Но подумать тебе стоит. Как бы второй раз не наделать глупостей. Ты же еще ребенок… Признайся, это она тебя раззадорила? Ну, я никому не скажу!

Джулио выпрямился, рукавом вытер слезы.