Касандра Брук - Милая Венера

• Название: Милая Венера
• Автор: Касандра Брук
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1999
• ISBN: 5-237-04388-7

Ее супруг волочился за каждой юбкой, будь она надета хоть на манекен. Она устала скучать, ревновать и прощать мужскую подлость. А ее лучшая подруга тем временем покоряет сердца на шикарном греческом курорте! Ну и что тут, спрашивается, делать? Можно, конечно, рыдать и сетовать на судьбу. А есть другой выход — отплатить неверному его же монетой Расслабиться и получать удовольствие. В наши свободные времена уныние — понятие устаревшее!

---

На несколько минут воцарилась тягостная тишина, и я заметила, что его рука с кофейной чашкой дрожит. А я, высказавшись, чувствовала себя поразительно спокойной. Добродетельно спокойной. Мне даже было очень его жаль. Он все пытался что-то сказать, но всхлипывал и умолкал.

Наконец зажал голову в ладонях, упершись локтями в стол, и мне показалось, что он старается не заплакать. Мне хотелось взять его за руку. Смешно, правда? «С Амандой не просто, — выговорил он все-таки. — Она…» Но не договорил. «У нее много связей?» — спросила я не слишком деликатно. Но мне надо было узнать.

Он покачал головой и сказал: «Нет! Нет! Не то чтобы, но…» И опять не договорил. Я понимала, что мне незачем спрашивать его, что означает это «но». На его лице была написана вся история его брака. Я почувствовала, что он мне симпатичен. В том, что я пришла туда, было какое-то странное утешение, и я рассказала ему про меня с Гарри — как-то само собой вылилось о нашем разъезде, об изменах. Даже про ведро с водой, которое опрокинула на него, рассказала. И он засмеялся. Рут, я чувствовала себя счастливой, оттого что могла быть с ним откровенной — две невинные жертвы, разделяющие общую боль. Теперь он совсем успокоился и как будто был рад, что я не кричу и не закатываю истерики. Он сознался, что с Амандой это уже далеко не первый год. Поженились они молодыми, слишком молодыми. Затем пошли дети. Теперь между ними ничего нет. И не потому чтобы они договорились, а просто нет — и все. Он тоже завязывал связи, но мимолетные, обычно когда уезжал на съемки.

Так что они абсолютно не в счет. Он все еще любит Аманду, по его словам. Она все еще его притягивает. Она ведь такая особенная. А потом он спросил меня, люблю ли я еще Гарри? По-моему, он надеялся, что я скажу «да».

Рут, я услышала, как сказала «нет!». Правда, правда. И вполне искренне. Я сказала ему, что, по-моему, вообще никого любить не хочу; во всяком случае не так, не абсолютно. Я хочу быть свободной — свободной быть счастливой. Мне показалось, что прозвучало это крайне банально, но он снова покачал головой и уставился в стол.

«Вы правы, — сказал он. — Именно этого хотелось бы мне — свободным быть счастливым. Я рад, что вы пришли», — добавил он, помолчав.

Наступила странная пауза, и он встал, чтобы налить еще кофе — чтобы рассеять неловкость. Мне не хотелось кофе, и я сказала, что мне лучше уйти.

Я же помешала ему работать, ведь верно? «Не надо, — сказал он. Погодите немножко». А потом протянул руку и начал расстегивать пуговицы на моей блузке, медленно, впечатляюще. Их очень много, и он расстегивал, расстегивал. Я просто застыла, и он словно бы предвидел это. У меня было ощущение яблока, с которого методично снимают кожуру, и это было поразительно волнующим. И под конец — обе его руки на моих грудях. Вот так. Я закрыла глаза и, помнится, сказала: «Пожалуйста, не на вашей постели!», я же знала, что там побывал Гарри. Мы занялись любовью на полу. Это было потрясающе. Острейший голод. Мы проделывали то, чего я никогда прежде не делала. Я проделывала такое, о чем понятия не имела, что имею понятие. И долго-долго — ну, как напиваешься, а потом опять напиваешься.

Когда я, наконец, оделась, то оказала себе:

«Ну, меня затрахали до бесчувствия». Самое непонятное: уходя, я не понимала, почему захотела его. Просто понять не могла. Он выглядел таким заурядным. Словно, ничего не произошло. Он хотел поцеловать меня, и я чмокнула его в щеку.

Рут, что происходит? Я чувствую себя на седьмом небе. Двенадцать лет я ни разу не изменяла. А это так легко! Нелепость какая-то. Будто с меня спали все цепи и оковы. Я что — новая женщина?

Я обрела свободу? Ну, от Аманды я свободу обрела одним махом; корова жирная — она меня больше ничуть не трогает. Да и Гарри почти тоже. Сегодня утром после ванны я посмотрела на себя в зеркало.

А что, очень даже мило, подумала я. Боттичеллиевская фигура, ты сказала. Венера, плывущая среди лепестков благоуханных роз. Роберт сказал, что груди у меня гораздо лучше, чем у Аманды. Точно по форме бокалов для шампанского. А у нее, держу пари, они обвислые, со следами подтяжки.

Рут, я знаю, что с ним я абсолютно больше никогда.

Тебя все это удивило? И что мне делать дальше?

От твоей протестантской паиньки-подружки в изумлении с любовью и смехом.

Джейнис.

Отель «Трансильвания»

Бухарест

1 ноября

Дорогая Джейнис!

Я начинал десяток писем к тебе и все их рвал.

Пробую еще раз, но это местечко не способствует ясности мысли — тут ничто не бывает тем, чем кажется, и достовернейшие новости имеют обыкновение оборачиваться фантазиями, пока я их сообщаю. Не знаю, включала ли ты программы с моими сообщениями — думаю, ты сердито тут же переключаешь каналы, но если нет, то ты увидишь журналиста, хватающегося за соломинку.

Никто, в сущности, не знает, что тут происходит, — даже те, что слывут осведомленнейшими источниками. Насколько я замечаю, представители международной прессы тратят почти все время на интервью со «спасителями» страны, которые на следующий день оказываются офицерами «секуритате», старающимися спасти свои шкуры.

Коррупция в Румынии не просто образ жизни — это религия. И дожди, дожди.

Вчера я с переводчиком выбрался в деревню и пытался побеседовать с крестьянами, чьи деревни Чаушеску принялся сносить бульдозерами. На их лицах — ничего, кроме тупой подозрительности, — сколько лет они помнили, что доверять нельзя никому, а в первую очередь тем, кто вроде меня говорит:

«Доверьтесь мне!» Одного бородача я все-таки разговорил насчет условий жизни со времени революции, а когда переводчик начал переводить, голос из толпы крикнул по-английски: «Ничего этого он не говорил!» Значит, даже мой переводчик лжец. Как найти исключение? Кафка не умирал, он просто перебрался в Румынию.

Но я люблю эту работу, как она ни безнадежна. Я испытываю напряжение всех сил, сознание своей нужности как свидетеля мучительнейшей борьбы за возрождение. Журналист здесь оказывается в роли неумелой повитухи.

Наверное, я нарочно избегаю того, ради чего сажусь писать тебе, то есть разговора о моем поведении (главным образом), но именно так мы связаны друг с другом или терпим неудачу. Возможно, ты никогда больше не захочешь снова принять меня, и я смиряюсь с этим, но есть вещи, которые я хотел бы объяснить, и попытаюсь сделать это с полной честностью.

Я знаю, что мое поведение диктуется отчаянием из-за того, чего мы словно бы не способны обрести, а если и обретаем, то лишь ненадолго. Я от души верил, что на этот раз все будет прочно, а затем мало-помалу начало возникать прежде такое знакомое напряжение, и я не понимаю почему. Скажем, тот вечер несколько недель назад, когда ты выглядела особенно очаровательной, и я хотел раздеть тебя, но ты скрестила руки на груди и отвернулась. Я почувствовал себя уязвленным и отвергнутым. Джейнис, я так хочу спокойной и гармоничной жизни с тобой, хочу любить тебя, заниматься с тобой любовью без барьеров подозрительности. Дело во мне?

Если так, то скажи мне, что именно я делаю или не делаю? В атмосфере чувствуется такое напряжение, что словно идешь по минному полю. Я чувствую, что ты несчастна, и несчастен сам. Вот когда я отдаляюсь от тебя. Я знаю, это слабоволие, но когда мне плохо, я ищу утешения.

В чем я клянусь абсолютно, так это, что Аманда для меня абсолютно ничего не значит. Один срыв.

И больше никого не было. Хочу я тебя, и хочу иметь возможность любить тебя. Ты и Клайв важнее всего в мире. Знаешь, я гляжу на этот город, где все было сокрушено, и говорю себе: какой же я счастливчик. У нас есть шанс. Так прошу тебя, давай воспользуемся им. Попробуем еще раз. Пусть Рождество станет временем залечивания ран.

Я так тебя люблю и ты так мне нужна, моя красивая девочка.

Гарри.

ДЕКАБРЬ

Отель «Ганимед»

Галаксиди

Греция

1 декабря

Милая Джейнис!

Ты как будто пришла в себя даже чересчур быстро, моя бесстыжая шлюшка. Вот и отлично. Это только пара строчек между двумя джинами с тоником (в саду отеля 1 декабря, представляешь?), чтобы сообщить тебе, что, поскольку в ближайшее время ты НЕ намерена прибыть ко мне на носилках, я все-таки решила отправиться сюда (божественное место — рекомендую) на пару дней, как исходный пункт для исследования Дельф.

Подробности, когда вернусь в Афины. Но, безусловно, больше я на тебя советов тратить не стану.

У Пирса почечуй. Романтично, не правда ли?

С во-от такой любовью.

Рут.

Речное Подворье 1

6 декабря

Миленькая-премиленькая Рут!

Я в жутком состоянии. Черт, почему тебя здесь нет, чтобы помочь мне, чтобы не дать мне сойти с ума. Собственно, я куда спокойнее, чем была, и попытаюсь сохранить самую холодную невозмутимость и рассказать тебе что и как.

В понедельник получаю письмо от Гарри из Бухареста, Как хороший журналист он пишет хорошие письма, даже слишком хорошие — я начинаю побаиваться его литературных улещиваний. Как и положено, письмо меня взбудоражило: Гарри ведь точно знает, на какие синяки нажать и какими конфетками подманить. Битье кулаком в свою грешную грудь — вся беда в том, что наши отношения заставляют его чувствовать себя отвергнутым. Затем парочка шпилек по поводу моей фригидности (у меня на этот счет ни малейших воспоминаний) и под конец слезливые заверения, что дело с Амандой было просто «одним срывом», а любит он исключительно меня, давай попробуем еще раз.