Ник Горькавый - Теория катастрофы

• Название: Теория катастрофы
• Автор: Ник Горькавый
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-059662-1, 978-5-9725-1532-5

Девушка с хрустальными волосами спасает мир!

Так можно было бы озаглавить эту книгу, продолжение романа «Астровитянка». Но все намного сложнее. Никки — редчайший случай соединения острого ума, необъятной эрудиции (посредством «встроенного» компьютера), сверхскорости и сверхудачливости. Она учится в самой крутой школе Солнечной системы, у самых лучших учителей (хотя иногда трудно понять, кто кого учит), у нее множество верных друзей. Врагов, правда, тоже немало, и все норовят ее убить.

---

— Верно, берём только Сов, — сурово сказала красивая горбоносая брюнетка Самар и щелкнула острым клювом.

Дебби переместилась за спинку кресла и обхватила Джеррины плечи руками. Подбородок девушки очутился на плече юноши, губы — возле Джерриного уха. От волос Дебби вкусно пахло абрикосовым шампунём.

— Мы, Совы, на тебя в обиде, Джерри, — вкрадчиво сказала девушка. — Ты с нами не общаешься, вечно сидишь сычом в запертой комнате!

— Э-э… — убедительно возразил юноша.

— Мы знаем, что Никки — твоя подружка, — продолжала Дебби. — Но кто тебе мешает дружить и с другими девушками? А? — и она горячо дохнула в ухо Джерри.

— Не знаю, насколько согласятся эти девушки просто дружить… — стараясь сохранять хладнокровие, ответил Джерри.

— Почему бы и нет? — руки Дебби уже обвились кольцом вокруг шеи юноши, а остальные девушки захихикали. Только Кира сидела серьёзная и, не мигая, смотрела сквозь челку чёрных волос.

— Мы с радостью взяли бы у тебя несколько уроков танцев, — сказала Теа, улыбаясь, — ты изумительно танцуешь!

Джерри старался делать вид, что мягкие душистые руки, обнимающие шею, являются обычным делом — что-то вроде дружеского рукопожатия, но сердце его билось заметно чаще нормы.

— Да, у Никки — масса достоинств… она богата… мечом машет, как римский гладиатор… — вела свою линию Дебби. — Но знаешь ли ты, милый Джерри, что даже у самых обычных девушек — вернее, у симпатичных и умных девушек! — есть потрясающие, но скрытые таланты?

— Дебора, ты сейчас испортишь нам пикник, — предупреждающе сказала Теа.

— Пойми, мы просто боимся: не так на тебя посмотрим, а нас Никки-Леопард на перышки и разорвёт. Нет, нет! хищный Леопард мирным Совам неподходящая компания… — всё мурлыкала Дебби в ухо Джерри, и он, действительно, здорово засомневался в этом пикнике.

Романы среди второкурсников завязывались со скоростью степного пожара. О старших курсах из деликатности лучше умолчать.

Дзинтара с Хао не спеша шли по дорожке в сторону кафе, как вдруг кто-то схватил Дзинтару за локоть.

— Что за фамильярность! — возмутилась принцесса, не привыкшая к такой бесцеремонности, а её киберпёс Шарик насторожился и нацелился парализатором на обидчика — высокого симпатичного юношу с пышными чёрными кудрями.

— Простите его, принцесса Дзинтара! — засмеялась хрупкая и тоже черноволосая девушка рядом с юношей. — Он такой нахал!

— Так ты принцесса? — деланно разочаровался юноша, так и не отпустивший локоть Дзинтары. — А я-то обрадовался — какой симпатичный гаврош!

— Хм… — озадачилась принцесса и перестала высвобождать руку.

— Так ты — принцесса или гаврош? — требовательно спросил юноша. — Обычную девушку я пригласил бы прогуляться по лесу, потанцевать или съесть мороженое в Шрёдингере… но если ты — принцесса, то…

— Хм-м… Ну, предположим… — протянула Дзинтара, удивлённо глядя на напористого юношу, но вдруг нахмурилась и перевела глаза на девушку, стоящую слишком близко к нему:

— А вы — кто?

— Я его сестра-близнец, — улыбнулась девушка. — Гетерозиготный, конечно. Меня зовут Артемида, а его…

— Моё имя — Феб! — гордо сказал юноша. — Ты пятую неделю привлекаешь мой небесный огненный взор. Я даже похудел от переживаний и стал сочинять поэму про янтарную рыбу. Две строчки уже есть:

И Феб решил её поймать —
силками рук, цветов и песен…

Юноша перешёл на стихи!

— Хм-м-м… — задумчиво оценила простоту божественного слога принцесса.

Феб свободной рукой — другая всё ещё держала локоть Дзинтары — выхватил откуда-то крохотный букет алых ромашек и протянул принцессе:

— Это тебе, симпатичный гаврош!

Умный Шарик аккуратно спрятал парализатор.

Романтическим поветриям оказались подвержены не только студенты, но и преподаватели. Жертвой распространившейся эмоциональной лихорадки пал даже такой местный столп спокойствия и невозмутимости, как Джоан Гуслик. Студенты и, особенно, хихикающие студентки стали замечать, что профессор литературы цепенеет в присутствии профессора Эксмина. Сначала просто деревенеет, а потом покрывается красными пятнами, блуждающими по взволнованному лицу.

Все знали, что профессор Джоан Гуслик — «синий чулок». Правда, никто толком не понимал, что это значит. Профессор всегда ходила в одном и том же фантастическом нецветном балахоне почти до колен. Ансамбль небогато дополнялся широкими брюками на манер пароходных труб, которые научились сгибаться. О бесцветной хламиде Гуслик ходили легенды и горели споры. Что это — монашеская ряса ордена литературных дев? чрезмерно вытянувшийся свитер? плащ мушкетёра?

Возможно, профессор литературы была симпатичной, но этого никто не понимал. Если об этом не знает сама владелица лица, как об этом могут догадаться окружающие? Косметикой и прочими женскими искусствами и ухищрениями профессор не пользовалась. Её светло-пегие волосы стриглись парикмахером Колледжа всегда в одном стиле: прямой отпил на уровне шеи.

Впрочем, добродушный стилист и модельер Луиза без колебания убила бы на месте всякого, кто сказал бы на эту гадость «стиль». Она уже тыщу лет боролась за возможность сделать Джоан Гуслик любую внятную причёску, а не этот «кувшинный горлорез». Но она проигрывала — и всегда с разгромным счётом. В день визита профессора Гуслик в парикмахерскую, туда заглядывать уже не стоило: нервная Луиза пила рюмками синтовалерьянку и не смогла бы ровно подстричь даже газонную лужайку, не перерезав ножницами горло сотне земляных червяков.

Зато профессор была литературной мировой знаменитостью.

— Она — гений! — серьёзно сказала принцесса Дзинтара, сидя рядом с Никки в ожидании первой лекции по литературе для гуманитариев. Принцесса ради лекции Гуслик сбежала с биологии, но Джерри с Хао, конечно, остались сидеть на своей математике.

Джоан Гуслик любила литературу, жила в ней и понимала её гораздо лучше жизни.

Профессор была категорическим сторонником умных книг, но отмечала:

— Что мы привыкли считать под «интеллектуальной прозой»? Когда текст написан автором с багажом литературно-историко-философских ассоциаций на порядок выше читательского запаса, то средний человек не понимает и половины написанного и делает почтительный вывод — «интеллектуальная проза». Вспоминаю могучий мыслепоток Джойса: «Вот символ ирландского искусства. Треснувшее зеркало служанки.» Но богатство ассоциаций — не единственное измерение интеллекта. Увы — редко встретишь книгу с другой могучей интеллектуальной компонентой — логической, рациональной.

— Логические рассуждения требуют чётко определённых терминов, минимальных по смысловой расплывчатости, — сказала Дзинтара. — А литература традиционно строится на акварельности слов.

Профессор одобрительно кивнула Дзинтаре.

— А что такое ассоциация? — спросил кто-то.

Гуслик задумалась на секунду.

— Как-то на лекции профессор Эксмин употребил выражение: толпа двуногих без перьев. Почему он так сказал?

Глаза профессора замерцали, а голос потеплел.

Буфф-Олень поднял руку.

— Он рассказывал о пингвинах, поэтому сравнил людей с двуногими птицами.

— Правильно, но это не всё…

Никки сказала:

— Он намекнул на определение Платона: человек — это двуногое существо без перьев.

— Отлично! — обрадованно похвалила Никки профессор, — и что вы почувствовали, вспомнив платоновское определение?

— Ну… мне было приятно, что я поняла эту ассоциацию, значит, и я, и он — оба читали Платона.

— Верно! — профессор просияла. — Возникла новая ниточка между автором и читателем. Хорошая книга полна неявных сообщений и сама ищет себе друзей. Культуру можно определить как мощный комплекс ассоциаций в многомерном пространстве смыслов. Мышление, создание текста и чтение глубоко ассоциативны; мы живем в паутине культурных нитей, выращиваем новые ассоциации и изнашиваем старые. Есть культурные провода, вызывающие при касании просто электрический разряд.

— Я испытываю нечто похожее, когда проезжаю Верону или Стратфорд-на-Эйвоне, — сказала Дзинтара.

Профессор кивнула:

— Культура гиперассоциативна. Обучение превращает информационные или художественные посылы мыслителей в подсознательные рефлексы, встроенные в интуитивную и эмоциональную сферу человека. Развитие интеллекта — это выращивание клубящегося пространства связей, в котором ищутся новые объединяющие идеи.

Гуслик подумала и сказала:

— Платоновское определение человека меня не устраивает, и, рассматривая человека в контексте цивилизации, я бы сказала так: культурный человек — это ассоциативный человек.

Профессор повернулась и спросила кудрявого и румяного Жюльена, вальяжно развалившегося на сиденье: