Андреас Эшбах - Железный человек

• Название: Железный человек
• Автор: Андреас Эшбах
• Издательство: Захаров
• Жанр: Триллер
• Год: 2006
• ISBN: 5-8159-0609-3

В небольшом рыбацком городке в Ирландии живет человек, который хранит некую тайну. Более того, он носит ее в себе, он сам – тайна.

Когда-то ему были обещаны сверхчеловеческие силы. Вместо этого он стал инвалидом.

Когда-то он надеялся стать героем. Вместо этого он вынужден скрываться от всего мира.

Ибо Дуэйн Фицджеральд – результат одного секретного научного опыта, который завершился трагической неудачей. Теперь Дуэйн имеет право провести остаток жизни там, где захочет, но с условием хранить молчание.

Однако есть человек, который знает его тайну, – и он уже вышел на его след.

---

Если бы только я мог ещё раз включить мои мышечные усилители! Израсходовать альфа-адреналин до последней капли, ещё раз включиться на полную катушку, ещё раз побыть непобедимым перед тем, как сдаться превосходящей силе. Я лихорадочно обдумывал, как бы мне это осуществить. Вся проблема состояла в оторванной гидравлике. Нет такой возможности отключить один отдельно взятый цилиндр. Для этого нужно было бы…

Что это? Кто-то зовёт меня снаружи?

Вот снова картина изменилась помимо моей воли. Я не знаю, что и думать. Может, лучше было бы спать, чем сидеть тут и безумно выстукивать пальцами по столу, печатая бессмысленные записи.

То был Билли Трант. Само по себе достаточно удивительно; я не припомню, чтобы он выполнял роль почтальона. Он стоял на улице перед моим домом и кричал, по-видимому, сбитый с толку надписью на табличке около моего звонка.

– Мистер Фицджеральд?! Пакет для вас! – И держал его в руке, этот пакет. Трудно поверить, но с виду он был похож на посылку с концентратом.

Я бросил мокрое полотенце в раковину, с трудом поднялся, подтянул брюки, что мне удалось сделать, лишь стиснув зубы, и захромал к двери.

– А, здравствуйте, мистер Фицджеральд, – вздохнул Билли и облегчённо улыбнулся так, что какой-нибудь производитель искусственных челюстей надорвался бы от смеха. – А я не был уверен…

– Да, – только и сказал я.

Он покачивал пакет в руке.

– У меня тут есть для вас кое-что. Что вы на это скажете? – Пакет казался тяжёлым, и нет, на самом деле он не походил на мои посылки с концентратом. Разве что они сменили поставщика упаковок.

– Великолепно, – сказал я, поскольку был слишком оглушён обезболивающими препаратами, чтобы сделать более воодушевлённое замечание. – Давайте сюда.

– Мне надо, чтобы вы расписались в получении, момент… – Он извлёк на свет божий блок квитанций и строптивую шариковую ручку, и, казалось, ему не хватало ещё одной руки, чтобы управиться со всем этим, и я, чтобы не глядеть на это, распахнул дверь и пригласил его войти.

Он с облегчением принял приглашение, поднялся по ступенькам и, не удостоив вниманием мой неряшливый вид, прошёл мимо меня на кухню. Я притворил дверь и похромал за ним к столу, на который он выгрузил пакет и протянул мне шариковую ручку.

– Вскройте его, – прошептал он, пока я расписывался.

Моя подпись оказалась ещё корявее, чем обычно. Любой почерковед, я думаю, на основании этой подписи, не колеблясь, приписал бы мне окончание медицинского факультета.

– Прямо сейчас, – добавил прыщеватый юноша Билли Трант, когда я вопросительно взглянул на него.

– Финиан? – беззвучно сформулировал я губами.

Он кивнул. Я разорвал коробку. Книги, с виду старые бульварные романы, в основном. Сверху лежал конвертик.

Билли отступил на два шага в сторону, когда я вскрыл послание, как будто ему строго-настрого было наказано не смотреть, что там написано.

Что, наверное, было правильно. Я извлёк записку на тонкой бумажке и прочитал:

«Новая попытка, на сей раз на бронированной машине. Место: двадцать метров севернее нашей первой встречи. Время: как при встрече с Бриджит. Ф.».

Другими словами, Финиан хотел подобрать меня сегодня около полуночи на углу Мейн-стрит и Дайк-стрит и попытаться вывезти на бронированной машине. Могло ли из этого что-нибудь выйти? Знал ли он, что со мной случилось? Догадывался ли он, с какими противниками имеет дело?

Я опустил записку.

– Спасибо, – сказал я Билли.

Он внезапно выхватил у меня это письмо, скомкал его, не взглянув, затолкал себе в рот, прожевал и, давясь, проглотил. Потом, прокашлявшись, сказал:

– Теперь мне надо идти.

Я лишь кивнул, ошеломлённый его действиями. Что меня встревожило. Ведь меня ничто не должно ошеломлять. Даже в моём подбитом состоянии я не должен быть захвачен врасплох ничем.

– О'кей, – сказал я.

На улице он обстоятельно упрятал блок квитанций и ручку, сел на свой велосипед, ещё раз весело помахал мне рукой и покатил прочь. Я хотел посмотреть ему вслед, но потом сообразил, что это было бы ему во вред. И я вернулся в дом, как будто всё нормально.

И вот я сижу, и в голове у меня бешено вертятся мысли. Бронированная машина? Что это значит? Да что бы ни значило, агенты будут висеть на нас как мухи на липучке.

С другой стороны, однажды Финиан уже обвёл их вокруг пальца при помощи обманного манёвра. Может, это удастся ему и во второй раз?

Сегодня в полночь? Проблема – Рейли. В восемь часов вечера он будет ждать меня в порту. Я полагаю, что Рейли, хоть он и сам намерен сбежать отсюда незаметно, по-прежнему поддерживает связь с агентами в городе. Другими словами, если в восемь часов вечера я не появлюсь в порту, дома мне с этого времени оставаться уже нельзя. Время до полуночи я должен где-то скоротать. И из дома я должен уйти незамеченным, на сей раз без маскировочного костюма, который так и остался лежать где-то там на овечьем пастбище. Кроме того, по каналу мне больше уже не пробраться. Я должен радоваться, если мне удастся просто выйти из дома хромая.

Об этом я должен подумать. Сейчас я помоюсь, потом посмотрю, застыли ли кубики льда, и подумаю, что можно сделать.

Я сижу у постели Джордана Безаниса. Траурная вахта. Мы сменяли друг друга всю ночь, и мне достался последний час. Я смотрю на его серое, восковое лицо, в котором больше не видно ни его тайных желаний, ни его упрямства, которое он часто проявлял. Джордана больше нет. Под простынями лежит только его тело, содержащее в себе несколько отказавших технических приборов.

Восходит солнце. Я наклоняюсь вперёд, чтобы выключить лампу на ночном столике. И в этот момент я вижу, что на подоконнике собралась стайка мелких пташек и заглядывает внутрь. Маленькие коричнево-серые комочки с тёмными точечными глазами и тёмными клювами, казалось, разглядывали Джордана – человека, который их так часто рисовал, – и у них был такой вид, будто они всё время сидели здесь и тоже несли траурную вахту. Но когда я в растерянности снова откинулся на спинку стула, они вспорхнули и улетели.

Думай о смерти, говорит Сенека, и я так и делаю. Я думаю о смерти. Так я готовлю себя без страха и трепета к тому дню, когда поза и грим отпадут и станет видно, отважен ли я только на словах или и в сердце, и не притворными ли были те заносчивые речи, которые я бросал в лицо судьбе.

Я всегда со страхом читал эти слова. Но я их перечитывал снова и снова, не понимая, почему они так задевают меня. Я даже записал их, чтобы всегда иметь их при себе.

Может, теперь я начинаю понимать.

Две тысячи лет после Сенеки мы чтим победителей и презираем побеждённых. Мужество, по нашим представлениям, есть лишь способность преодолевать тот страх, который удерживает нас от борьбы за победу. Однако мужество без победы – это ничто, оно для нас смешно. Поэтому мы не понимаем, что мужество достигает своего расцвета только перед лицом смерти.

Даже самые трусливые храбрятся на словах. Лишь в твои последние часы будет ясно, кто ты есть на самом деле. Смерть произнесёт над тобой своё решение.

Как же мы рассматриваем смерть? Вообще никак. Мы живём так, будто смерти нет вообще, мы прячем умирающих в больницы, мы гримируем мёртвых, чтобы они выглядели так, будто уснули, и если нам всё же приходится признать реальность смерти, мы обряжаем её в одежды пафоса и топим во хмелю чувств. Вызов сегодняшней жизни состоит не в том, чтобы мужественно встретить смерть, когда она придёт, – она придёт к каждому, неотвратимо и нежданно, – а в том, чтобы как можно дольше бегать от неё и скрываться, в идеальном случае вечно. Мы по умолчанию исходим из того, что смерть есть производственная травма, досадное явление, которое по возможности надо устранять.

Думай о смерти, говорит Сенека. Кто так говорит, тот призывает тебя думать о свободе. Кто научился умирать, тот перестаёт быть рабом.

Я думаю о смерти, потому что вынужден.

В ванной всё ещё валяются осколки баночки, которую смахнул Рейли во время своего инспекционного обхода. Я думаю, пусть они так и валяются; я не в настроении и не в состоянии их убирать.

Честно говоря, состояние у меня было исключительно плохое. Руки дрожали, когда я подставлял их под струю воды, а лицо на ощупь было горячим и размягчённым, когда я его мыл. Я разглядывал себя в зеркале и попытался избавиться от мысли, что я лишь разлагающееся мясо, которое скоро отвалится вонючими кусками от моего стального скелета. И когда я взял свежее полотенце, оно выпало у меня из рук – и, конечно же, прямо на осколки.

Я с трудом нагнулся, каждое движение было мучительно. Пальцы правой руки, казалось, хрустнули, схватившись за махровую ткань. И как раз в тот момент, когда я собрался выпрямиться, я увидел эту белую штучку величиной с вишнёвую косточку, наполовину прикрытую осколками, в щели между плитками пола.