Сергей Баруздин - Роман и повести

• Название: Роман и повести
• Автор: Сергей Баруздин
• Издательство: Дет. лит.
• Жанр: Детская проза
• Год: 1985

В том входят роман «Повторение пройденного» и повести «Речка Воря…», «Тоня из Семеновки», «Пожарная дружина».

_{Рисунки О. Коровина, Ф. Лемкуля}

---

— Вот, — сказала она, — мы приехали… Ну, как ты? Ждал?

Вера Михайловна бегала вокруг нее и около меня, растерянная, ничего не понимающая:

— Как же это, Наташенька! Как? Ведь вместе в Порт-Артуре лежали! Рожали вместе, и я ничего не ведала… Как же назвала-то ее?..

— Назвала? Да никак, Верочка, не назвала. Вот вместе… Вместе с ним решим… Если не забыл… Может, Надюшкой?..

— Надя, Надежда — это хорошо! Ой как хорошо, Наташенька! — согласилась Вера Михайловна.

— Почему ты молчала? Почему? Я же писал тебе! — бормотал я, не веря тому, что все это не сон и не сказка.

— Не сердись, — сказала Наташа. — Я просто… Просто очень много думала…

ГОД 1961-й

Вечером я вел Любу из детского сада. Мне нравятся эти походы: по утрам — в детский сад, по вечерам — обратно. Я привык к ним давно. Когда-то вот так же мы совершали их с Надюшкой.

— А как Надя ходила в детский сад, когда она большая? — удивляется сейчас Люба.

Хорошо вот так идти по московским улицам и отвечать на такие вопросы.

— А мама вот и не знает, что ты приехал, а я знаю! — говорит Люба.

— Нет, мама знает.

— Все равно я раньше! Ведь ты за мной пришел! А не мама и не Надя.

Сырой весенний воздух совсем не по-московски свеж.

И светло, и чирикают воробьи, и купаются у парапетов тротуаров голуби — купаются в лужах по соседству с колесами автобусов и машин. И спешат люди, и машины, и мигают огни светофоров, и все суетно, обычно, весело вокруг.

— Надя тоже была такая же маленькая, как ты, — говорю я.

— А я уже большая.

— Значит, Надя была такая же большая, как ты. Но знаешь, как она любила детский сад? Даже по воскресеньям хотела, чтобы мы шли в детский сад…

Люба молчит. Потом заговаривает о чем-то постороннем. Вдруг сообщает:

— Я тоже люблю детский сад.

Она явно хитрит: понимает, почему я молчу, и произносит эти приятные слова специально для меня.

— Ну уж так и любишь?

— Люблю! Правда, люблю!

Не знаю, помнит ли она, что было год назад. Слезы начинались в семь утра, когда Люба просыпалась, а в половине девятого, когда мы приходили в детский сад, они превращались в откровенный рев. Я выкручивался как мог, потихоньку удирал, а вечером… Вечером узнавал, что Люба почти весь день провела не в группе, а в комнате заведующей и «звонила» по телефону по очереди «то папе, то маме».

А путь в детский сад? Ох, что это был за путь! Люба падала на мостовую, била ногами по асфальту и кричала на всю улицу: «Пусть лучше меня съедят любые злые собаки, чем я пойду в этот детский сад!»

— Я тоже захочу в воскресенье идти в детский сад, — говорит мне сейчас Люба. — Как Надя! Вот увидишь. А воскресенье когда?

Я отвечаю Любе, когда будет воскресенье.

Потом спрашиваю:

— А про Гагарина ты все знаешь?

— Не Гагарин, а Юрий Алексеевич Гагарин! — поправляет меня Люба.

…Я думаю о детстве — своем и нашем детстве. О детстве и юности, которые, может быть, не похожи на детство и юность наших сегодняшних ребят. Но и в непохожем есть похожее. Помним ли мы всё?

Мы идем сейчас с Любой по улице и даже по проспекту — он называется сейчас именно так, — но ведь когда-то его не было. А было шоссе, и мы приезжали сюда кататься на лыжах или просто гулять. Мы! А какими мы были в те годы? А потом мы шли по этому шоссе на фронт — ведь нынешний проспект был самой что ни на есть прифронтовой полосой. И мы шли по этой полосе, шли, шли вперед, но какими мы были?

Мы идем с Любой по Ленинградскому проспекту — широкому, зеленому, беспокойному. Мы идем с Любой, а я думаю о Надюшке. И о Наташе. Хорошо, что она собиралась удрать пораньше домой.

Люба уже спала. Наташа позвонила час назад:

— Не сердись, но у меня партком. Никак, никак не могу!..

Называется, удрала пораньше. Но я не сержусь. Я бы и сам так… Я жду ее.

Мы сидим вдвоем с Надюшкой.

— Папочка, а потом?

Мы сидим долго-долго и говорим о прошлом. О том, как все это было в сороковом, и в сорок первом, и позже. Об этом можно говорить без конца.

— А теперь иди занимайся, — советую я Надюшке. — Пока мамы нет.

— А потом ты мне еще расскажешь?

— Расскажу…

— Пойду повторять пройденное.

— Ты, наверно, этого не понимаешь, — говорю я, — но без пройденного трудно понять настоящее. Так что повторение пройденного…

— Я знаю, о чем ты, — перебивает Надюшка. — Вот там сегодня в Шереметьеве кубинцев встречали. Один из них очень хорошо выступал. Мы, говорит, повторяем то, что сделали вы, — революцию. Нам легче, говорит, чем было вам, потому что мы идем по вашему пути… Ты ведь об этом?

— И об этом, Надюш. А я смотрю, ты совсем выросла. Ну, иди!

Теперь Надюшка занимается, а я жду Наташу.

Наконец звонит телефон. Наверно, она!

— Позовите, пожалуйста, Надю, — серьезным мужским баском произносит трубка.

— Сейчас. Надюш, тебя.

Надя говорит с кем-то по телефону.

— Папочка, это Игорь. У него… У него… отец болен… Можно, я к нему сбегаю?..

Я киваю.

— Игорь, я сейчас приду, — бросает она в трубку. — Да, да, сейчас. Мне разрешили…

Надюшка уже б дверях.

— Подожди, — говорю я. — А как его фамилия?

— Чья?

— Да этого Игоря?

— Баринов, а что? — недоумевает Надюшка. — Ты же знаешь!

Ну конечно, имя его я слышал и фамилию слышал. Среди других. Мало ли, сколько их там в Надюшкином классе. Но как же я не подумал прежде…

— Ты не знаешь, брат у Игоря был? — спрашиваю я. — Старший брат?

— Конечно! — удивляется Надюшка. — Я, по-моему, тебе говорила. Он погиб на войне, в Берлине. Саша. Ты не помнишь?

— Помню. Помню. Ну, иди, иди! — тороплю я Надюшку. — И в случае чего, позвони мне. Хорошо?

…И вот — Наташа. Она входит усталая, бледная и, наверно, с головной болью, и все равно такая же, как всегда. Такая и еще лучше.

— Ну, здравствуй! — говорит она. — Теперь — здравствуй!

1953–1964 гг.

РЕЧКА ВОРЯ…

1

— Фронтовая любовь? Лучше не говорите об этом! Это же несерьезно!

Из случайно услышанного разговора

Юхнов — город, центр Юхновского района Калужской области. До районирования уездный город бывшей Смоленской губернии. Расположен на шоссе Москва — Брест, в 35 километрах от железнодорожной станции Мятлевская, на реке Угре, левом притоке Оки. Длина реки около четырехсот километров. Протекает Угра в пределах Смоленской и Калужской областей. Начало берет на юго-восточном склоне Смоленско-Московской гряды. Берега крутые, местами обрывистые. Главные притоки — Воря, Шаня, Ресса. Юхновский район — промысловый, с развитым отходом. В полеводстве преобладают зерновые культуры и картофель. Среди кустарных промыслов выделяются деревообделочный и кожевенный. В Юхнове имеются лесопильно-фанерный, авторемонтный заводы и льнозавод. Население: по переписи 1926 года — более двух тысяч жителей, по переписи 1959 года — четыре тысячи жителей.

Из справочников

2

Небо не голубое и не серое, чистое и не совсем чистое, а с какой-то грязинкой.

Такое иногда бывало в детстве, когда их в школе заставляли рисовать акварельными красками, и лень было сменить лишний раз воду, и кисточка явно мазала — голубого цвета не получалось.

Такое сейчас было небо. И еще с какими-то белесыми разводами и полосами, заметными и еле заметными, каких она сроду не видела в Москве. И вообще она никогда не видела там, у себя дома, такого неба. Она видела его до войны — или совсем ярким, или совсем хмурым — в зимы и дожди, а потом, когда шла война, — охваченным лучами прожекторов, стонущим, деребезжащим, грохочущим или беспокойно-спокойным в промежутках между воздушными тревогами. И все же прежде ей было не до этого неба, и, наверно, она его толком не видела — ни тогда, раньше, до войны, ни потом, в войну.

И вообще, что она видела, что понимала раньше? Ничего. Ей только казалось, что она была взрослая, а на самом деле — разве это так? И раньше она каким-то подспудным чувством понимала, что плохо разбирается в людях. Сегодня ей человек мог показаться хорошим, завтра плохим. Сегодня она кого-то жалела, завтра тот же, которого она жалела, ее раздражал. Сейчас она понимала: девчонка, глупая, наивная девчонка! Никогда не была она взрослой и умной! И даже не знает, как это быть такой…

Да, теперь она это отлично понимала. Теперь… А что думает он?

Он спросил:

— Ты чего это туда смотришь — в небо? Налета не будет, не думай!

Она и не думала о налете. Думала совсем о другом.

— Ты сердишься на меня? — спросила она.

— Зачем ты, Варюша? — снисходительно, как ей показалось, произнес он. — И давай не будем больше об этом!.. А речку Ворю я тебе обязательно покажу. Удивительная речка. Сейчас, правда, зима. А летом! Я до войны на ней бывал, мальчишкой. Даже песню помню, женщины в деревне пели: