Лидия Чарская - Волшебная сказка

• Название: Волшебная сказка
• Автор: Лидия Чарская
• Жанр: Детская проза

В начале XX века произведения Л. Чарской (1875–1937) пользовались необычайной популярностью у молодежи. Ее многочисленные повести и романы воспевали возвышенную любовь, живописали романтику повседневности гимназические и институтские интересы страсти, столкновение характеров. О чем бы ни писала Л. Чарская, она всегда стремилась воспитать в читателе возвышенные чувства и твердые моральные принципы.

---

Эта сказка продолжается и тогда, когда Надя в своем скромном траурном платьице наскоро целует благословляющую ее и плачущую тетю Ташу, обнимает брата и сестер…

— Не забывай нас, Наденька, — просит тетка.

— Приезжай почаще, — вторит ей Шурка.

— На могилу отца ездить не забывай, — наставительно и строго говорит Клавдия, недружелюбно глядя на сестру.

— Что за бесчувственная уродилась у нас эта Надя! — думает Клавдия. В самый день похорон, когда гора должно было бы сблизить еще теснее осиротевшую семью, она покидает их с таким легким сердцем… А о папаше даже и не вспоминает совсем… Черствая, холодная эгоистка! И Клавдия холодно отвечает на поцелуй сестры.

Сережа дает последние наставления Наде.

— Учись хорошенько. Вы ведь будете учить ее, не правда ли, сударыня? — почтительно, но энергично спрашивает он Поярцеву. — Ее надо подготовить хоть в прогимназию. Если позволите, я сам буду приходить заниматься с нею.

Конечно, Анна Ивановна соглашается на все.

— Как можно не доверить занятий девочки ее энергичному, умному брату? — мягко говорит она Сереже.

Но молодого Таирова не так-то легко усыпить лестью.

— Я буду приходить после гимназии ежедневно и заниматься с тобою по два часа в день, — тоном, не допускающим возражений, говорит он сестре, держа ее за руку.

За другую руку Надю тянет к себе Шурка.

— Надюша, милая, позволь мне прибегать к тебе хоть изредка, — шепотом молит она сестру. — Посмотреть на твое житье-бытье.

— Хорошо, приходи, — с высоты своего величия бросает Надя.

Печальная рожица Шурки оживляется сразу. Ей так хочется посмотреть на новую жизнь Нади в «Поярцевском дворце», как она мысленно окрестила дом Анны Ивановны. Сколько захватывающе интересного слышала она уже про него от Нади! И вот она увидит своими глазами «дворец». И осунувшееся от горя за последние дни личико Шурки уже сияет.

Тетя Таша в последний раз дрожащей рукой крестит Надю, целует ее глаза, щеки, губы…

— Не забывай, не забывай нас, деточка… — слышится ее надорванный голос.

Надя вырывается наконец из ее объятий. Уж эти минуты прощания! Только нервы треплют даром, — мысленно негодует она. — Точно Бог весть куда отправляют, на край света. И, еще раз кивнув всем головою, она выскакивает за порог маленькой квартирки в сопровождении своей новой покровительницы, веселая и щебечущая, как птичка.

— Вот и нет нашей Нади! Была и исчезла, как сон, — говорит по ее отъезде тетя Таша и, опустив седеющую голову на руки, глухо рыдает.

Сережа, Клавденька и Шурка хлопочут около нее.

— Эх, тетя Таша, тетя Таша, не стоит она того, чтобы о ней так убиваться, — внезапно раздражаясь, говорит Клавденька. — Право не стоит! Сами поймете это потом.

Сергей молчит. Но в душе он согласен с сестрою. Эгоизм и черствость Нади поразили и его.

Глава II Мечты сбылись. Волшебная сказка

Петроградская квартира Анны Ивановны Поярцевой помещается в небольшом доме-особняке на Каменноостровском проспекте. Это, действительно, целый маленький дворец. Здесь, как и на даче в Новом Петергофе, есть «зеленая» комната с тропическими растениями и зеленым же, похожим на пушистый газон, ковром. Но здесь это помещение еще менее напоминает комнату. Это — целый сад, иллюзию которого добавляют мраморные статуи и комнатный фонтан из душистой, пахнущей хвоей, эссенции, освежающей комнату и поразительно напоминающей запах леса. Все остальное помещение особняка представляет собою ряд прелестно и богато обставленных горниц. Внизу живет хозяйка. Наверху размещены приживалки и прислуга. На дворе находится кухня, конюшня, гараж. Позади дома — сад, небольшой, но тенистый, с качелями и лаун-теннисом. И здесь, словно где-то на даче или в деревне, шумят значительно старые липы. И совсем забывается, что тут уголок столицы, что этот великолепный старый сад — кусочек шумного Петрограда, почти что центр его.

Надя в восторге и от сада, и от дома, и от своей комнаты, похожей на голубую бонбоньерку. Изящная, в стиле модерн мебель, хорошенький письменный стол, крытая шелковым одеялом и батистовым бельем постель, ковер во всю комнату, масса красивых картин и безделушек — все это делает удивительно милым и уютным этот уголок. И самая жизнь Нади теперь является венцом желаний всех ее требований. Это та самая волшебная сказка, тот идеал, о котором она так мечтала всегда. Она поднимается поздно, потому что и хозяйка поднимается поздно. Только приживалки, прислуга, собаки и птицы встают с восходом солнца в этом доме. Только в двенадцать часов дня слышится первое движение в комнате Анны Ивановны; в час она пьет чай с Надей и завтракает в столовой. Приживалки и собаки, а часто и говорливый ручной Коко — все это группируется тут же вокруг них. Надю очень забавляет всегда это утреннее чаепитие. Собаки рассаживаются вокруг хозяйки, умильно вертят хвостиками и просят подачек. Неугомонный Коко несет всякую дичь, выкрикивая ее кстати и некстати своим резким голосом. Приживалки — Домна Арсеньевна и Ненила Васильевна громко восхищаются Надей. Это вошло даже в привычку: восторгаться за утренним чаем и завтраком ее красотой, ее свежестью, даже ее скромным траурным платьицем, которое, по их мнению, так прелестно оттеняет чудное личико «златокудрой королевны». Лизанька вторит старухам, певуче растягивая слова и поджимая тонкие губы. Она любит употреблять высокопарные книжные фразы, бесцеремонно выхватывая их из тех макулатурных изданий, которые поглощает девушка не менее рьяно, нежели Надя. Ее обязанности Кокошиной няньки очень несложны и оставляют Лизаньке много свободного времени, которое она и посвящает чтению. Но кроме бульварных романов, девушка очень любит читать божественное и потом долго рассказывает матери о прочитанном, о муках того или другого угодника, о святых подвигах отшельников, и обе вздыхают или плачут тихо у себя в комнате, где пахнет лампадным маслом.

Лизанька и ее мать не нравятся Наде, несмотря на их льстивую угодливость. Что-то враждебное чудится Наде в их заискивающей предупредительности по отношению к ней. К Домне Арсеньевне Надя вполне равнодушна. Старуха Арсеньевна, вполне бесцветная личность, правда, льстиво заискивающая и угодливая не меньше Лизаньки и ее матери, но без того чуть уловимого духа неприязни, который проглядывает в тех двух. Кто больше всех нравится Наде — так это Кленушка. Бестолковая, примитивная, недалекая и грубоватая по виду «собачья нянюшка» представляет собою ценность нетронутой натуры. На собак она кричит и сердится безо всякого зазрения стыда и совести.

— Чтобы вы пропали! Удержу на вас нету. Макс, ненавистный ты этакий! Будешь ты слушаться, Заза? Ледка, вот я вас кнутом, дождетесь вы у меня! — разносится ее голос по всему двору во время прогулок с бедовой сворой.

Но угроз своих никогда Кленушка не приводит в исполнение. Никогда еще ее рука не поднималась на всех этих левреток, мопсов, пуделей, шпицов. А слезы Кленушка проливала и не раз, когда заболевала та или другая собачонка. Когда же мопс Пупсик объелся пышками, незаметно похищенными им из кухни за спиною повара, и едва не околел вследствие своего обжорства, Кленушка «выла белугой», по выражению Лизаньки, у себя в мезонине, ухаживая за собачкой.

По происхождению своему Кленушка была крестьянкой. Ее десятилетней девочкою привезла из деревни судомойка, служившая у Поярцевой и которой Кленушка приходилась племянницей. Судомойка умерла, и, через два года, Клену, не имевшую родных, оставила жить у себя Анна Ивановна, призрев круглую сиротку и дав ей новую обязанность ухаживать за ее собачками, также приютила она в свое время и бедную овдовевшую чиновницу Ненилу Васильевну с малолетней дочкой и бывшую просвирню Домну Арсеньевну, хозяйничавшую другой десяток лет в ее доме.

Надю положительно забавляла Кленушка. Забавляли ее рассказы про деревню, которую прекрасно помнила Кленушка и к которой стремилась всей своей душой.

— Ну, какая я городская? Поглядите-ка на меня, деревенщина я, как есть деревенщина: толстая, нескладная; щеки — ишь как надулись, словно лопнуть хотят, — разглядывая себя в зеркало, часто иронизировала на собственный счет Кленушка. — А платье-то городское идет ко мне, как корове седло. То ли дело, сарафан на плечи да серп в руки да в поле ржаное под самое солнышко. Небось, жир-то бы живо согнало… То ли бы дело: и квасок тут тебе и хлебушко. Смерть не люблю разносолов ваших…

— А сама досыта разносолов-то этих кушаешь, — ехидно замечала в таких случаях Лизанька.

— Ну, да и кушаю, ну, и что ж из этого? — огрызалась Кленушка. — Надо же кушать что-нибудь. Не помирать же голодом.

— Ты-то помрешь! — язвила Ненила Васильевна, в свою очередь недружелюбно поглядывая на толстую, здоровую фигуру Кленушки.