Варткес Тевекелян - Гранит не плавится

• Название: Гранит не плавится
• Автор: Варткес Тевекелян
• Издательство: Издательство «Удмуртия»
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1977

Книга известного советского писателя В. Тевекеляна посвящена «рыцарям революции — чекистам».

Главный герой романа — Иван Силин, чекист, воспитанный на славных традициях Ф. Э. Дзержинского. Судьба ставит перед ним нелёгкие жизненные испытания, из которых он выходит победителем благодаря своей верности идеям коммунизма, несгибаемой честности, высокой принципиальности.

---

— …Какой-то он недоделанный! Целый час бьюсь — слова не могу вытянуть… Есть отправить к вам в штаб!..

Кузьменко вздохнул и, позвав связного, приказал доставить пленного солдата в штаб полка к комиссару.

Через час и мне было приказано явиться туда.

Боевое задание

Штаб полка — ветхий домик за оврагом. Ночь была тёмная, я не без труда нашёл штаб и доложился дежурному.

Через несколько минут меня позвали к комиссару. Я одёрнул гимнастёрку, поправил ремень и, войдя в комнату, чётко отрапортовал:

— По вашему приказанию красноармеец Силин прибыл!

— Здравствуйте, красноармеец Силин! — Комиссар улыбался. — Садись, Ваня. — Он показал на свободную табуретку.

В комнате с земляным полом и низким потолком за столом, на котором лежала карта, сидели Власов, командир полка и пожилой плотный военный с седеющими висками. Его я раньше не встречал.

— Командир полка и товарищ Овсянников хотели кое-что узнать о тебе. Расскажи коротко, — сказал комиссар.

Я начал рассказывать о своей семье, о себе. Командир полка неожиданно перебил меня, спросил по-французски:

— Говорят, ты и музыке учился?

— Да, с четырёх лет… Мама занималась со мной.

— Отлично! А теперь поговорим о другом, — сказал он опять по-французски и кивнул комиссару.

Будь здесь моя мама, она, наверное, поправила бы его произношение, но мне было не до этого.

— Мы вызвали тебя для серьёзного разговора, — обратился ко мне Власов. — Внимательно выслушай товарища Овсянникова, но д ответом не торопись, сперва хорошенько подумай. Дело, которое мы собираемся поручить тебе, сложное, я бы сказал даже — рискованное. Ты имеешь право отказаться.

Тот, которого называли Овсянниковым, подсел ко мне ближе.

— Вот в чём дело, — сказал он. — О противнике мы почти ничего не знаем. Воевать же вслепую — значит зря губить людей и провалить дело. Ты сам знаешь: наши части трижды пытались лобовой атакой смять врага, но безуспешно. А время не ждёт, зима на носу. Нам во что бы то ни стало нужны точные сведения о противнике. Вот мы и решили забросить тебя в тыл к белым. Походишь, посмотришь, что и как. Вернёшься — доложишь… Как думаешь, справишься?

У меня мурашки пошли по телу: одному в тыл к белым!.. Я готов был целую ночь сидеть в секрете, ходить с бойцами в атаку, охотиться за «языком», но-только не в тыл, да ещё одному! Заметив мою нерешительность, комиссар сказал:

— Видишь ли, Иван, мы тут долго советовались, прежде чем послали за тобой. Решили, что ты больше всего подходишь для выполнения такого задания. Образованный, знаешь французский язык, музыку. В случае чего вполне сойдёшь за мальчика из богатой семьи. Можешь придумать историю, будто отец твой был офицером, ушёл на войну, пропал без вести. Мать умерла с горя, и ты остался один. Пришли большевики, дом реквизировали, тебя выгнали на улицу… Такая история белым понравится, они поверят тебе. В рассказ, будто невзначай, вставь несколько французских фраз. Ты будто знаешь, что в Тифлисе живёт дядя, мамин брат, вот и пробираешься к нему… Разумеется, мы не стали бы рисковать, если б не крайняя нужда. Речь идёт о жизни сотен и тысяч твоих товарищей, об успехе нашего дела.

— Раз нужно, сделаю всё, что прикажете, — собравшись с силами, проговорил я.

— Не приказываем, а просим, — поправил комиссар. — А теперь иди, отдохни. Утром поговорим обо всём более подробно.

Спать я устроился в соседнем доме на полу. Спал тревожно, часто просыпался, всё думал о предстоящем деле. Справлюсь? Не попадусь? Мне вспомнилось злобное лицо капитана из ростовской контрразведки. Попадёшь в руки к такому — жизни рад не будешь, он из тебя все жилы вытянет!.. Запросто может расстрелять. А вдруг не сумеешь выбраться обратно, застрянешь у белых? Об этом и думать не хотелось…

Встал на зорьке, распахнул окно. С гор дул свежий ветер. На листьях блестела ночная роса. Перекликались птицы. Но сегодня всё это не радовало меня… Умылся в речушке ледяной водой, привёл себя в порядок и, присев у подоконника, написал маме письмо, в котором изобразил своё чуть ли не райское житьё — пусть не тревожится! Живу я, мол, хорошо, здоров, кормят прекрасно, все товарищи замечательные люди и опасностей никаких…

Вестовой принёс хлеб, полный котелок каши. Я поел и пошёл к товарищу Овсянникову.

— Я приготовил тебе отличный костюм1 — сказал он, улыбаясь, и показал на кучу тряпья, валявшегося в углу. — Сперва поговорим, потом переоденешься. Посмотрим, как ты будешь выглядеть в этом одеянии.

Он усадил меня рядом с собой и начал подробно излагать свой план:

— Разведчики перебросят тебя километров на пять за линию фронта и укажут, куда идти. Будешь выдавать себя за беспризорника. С собой никаких документов, бумаги, карандашей не брать. Вертись около походных кухонь, — голоден, мол, дайте поесть… Общайся с рядовыми — солдат везде солдат, народ сердобольный, пожалеют бездомного Паренька, поделятся пайком. Офицерам и фельдфебелям на глаза не попадайся. Главное — как можно ближе подойти к передовым. Всё, что увидишь, держи в памяти, ничего не пропускай, даже мелочи. Запомни, например, какие номера на погонах у солдат. На сколько рядов тянутся окопы. Имеются ли другие укрепления. Где расположены пулемёты… Особое внимание обрати на артиллерию: где она установлена, какого калибра, сколько стволов. Где стоит кавалерия и сколько. Подозрительных вопросов никому не задавай, только наблюдай!.. Как я уже говорил, ничего не записывай, тем более не рисуй. Разведчики придут за тобой в ночь на вторые сутки и будут ждать в заранее условленном месте. В случае, если не сумеешь вернуться к этому сроку, они придут на следующую ночь. Обстоятельства могут сложиться и так, что тебе придётся выбираться самостоятельно. Если попадёшь в расположение других наших частей, попроси отвести к начальнику особого отдела. Ему, и никому другому, назовёшь условный номер: «Двадцать шесть». Он всё поймёт и поможет тебе добраться до нас. Ещё раз повторяю: кроме начальника особого отдела, никому ни слова!.. Если тебя задержат белые, держись так, словно чёрт тебе не брат, — никакого страха не показывай. Хорошенько запомни историю, которую рассказал тебе комиссар. Добавь к ней ещё кое-какие подробности: родился где-то на севере, где именно — не помнишь, отца перевели в город Ростов-на-Дону, в каких частях он служил — не знаешь… Ты в Ростове в каких-нибудь богатых домах бывал? — вдруг спросил Овсянников.

— Бывал…

— Тем лучше! Назовёшь улицу, расскажешь, что было по соседству. Смотри, чтобы всё было точно! Среди белых может оказаться кто-нибудь из Ростова, он и поймает тебя на пустяке. Сам говори поменьше, — только на вопросы отвечай… Ну-ка, скажи, как звали твоего отца-подполковника?

— Евгений Константинович Ключинский, — назвал я первое, что пришло мне в голову.

— Стало быть, отныне ты Иван Евгеньевич, запомни!.. А мать?

— Маргарита Петровна.

— Сойдёт! Если, паче чаяния, засадят под замок, не рыпайся. Попытаться улизнуть можно только в том случае, если есть полная гарантия успеха. Не то терпи, жди, пока сами не выпустят. Всё понял?

— Вроде всё…

— А теперь примеряй новый костюм!

Костюмом он назвал грязные лохмотья, валявшиеся в углу, — в таких бродили тогда по всей стране беспризорники. Я с отвращением надел давно не стиранную, чёрную от грязи рубаху, натянул брюки из мешковины, рваный, без подкладки пиджак. На одну ногу надел старый, без шнурков ботинок, на другую — тапочку, она оказалась большой, пришлось привязать шпагатом. Нахлобучил на голову засаленную, потерявшую форму кепку и в таком виде повернулся к Овсянникову.

— Отлично! — сказал он. — Вот только у беспризорников не может быть таким чистым лицо. Придётся тебе что-нибудь предпринять… Деревянными ложками стучать умеешь?

— Нет, не приходилось…

— Жаль! Ну, а песни какие блатные знаешь?

— Знаю…

— Спой!

Я запел хриплым, жалобным голосом:

…И никто не узнаить, где могилка моя!..

— Здорово! Молодец! — похвалил меня Овсянников. — Хватит, отдохни теперь. После обеда мы ещё побеседуем. И вот что: из этого дома никуда не выходи. Не надо, чтобы тебя видели в этом костюме, а переодеваться не имеет смысла: времени у нас в обрез. Ночью в путь-дорогу, а тебе нужно хоть немножко освоиться со своей ролью…

Остаток дня прошёл в бесконечных репетициях. Овсянников, изображая контрразведчика, допрашивал меня по всем правилам и со всей строгостью. Он угрожал, уговаривал, пытался ловить на противоречиях. Убедившись, что сбить меня трудно, протянул мне лист бумаги, карандаш и велел нарисовать по памяти всё, что я видел по дороге от окопов до штаба.

— Так, так… А где кусты? Разве ты не видел их вот здесь?

— Зачем кусты-то рисовать?