Варткес Тевекелян - Гранит не плавится

• Название: Гранит не плавится
• Автор: Варткес Тевекелян
• Издательство: Издательство «Удмуртия»
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1977

Книга известного советского писателя В. Тевекеляна посвящена «рыцарям революции — чекистам».

Главный герой романа — Иван Силин, чекист, воспитанный на славных традициях Ф. Э. Дзержинского. Судьба ставит перед ним нелёгкие жизненные испытания, из которых он выходит победителем благодаря своей верности идеям коммунизма, несгибаемой честности, высокой принципиальности.

---

— Скажите, вы в самом деле убеждённый большевик?

— Самый натуральный…

— Непостижимо!

— Что непостижимо?

— Вы знаете языки, любите музыку… Словом, вполне интеллигентный человек — и вдруг…

— До знакомства с вами я представляла себе большевиков грубыми, неотёсанными, — сказала старуха.

— Это потому, что вы судили о них по словам наших врагов.

— Возможно, — согласилась старуха, но Белла возмущённо перебила её:

— Ничего подобного! Разве не правда, что большевики уничтожают духовные ценности, разрушают цивилизацию? — Щёки её раскраснелись, глаза горели.

— Смотря какую цивилизацию, — ответил я. — Если она заключается в том, чтобы одни люди, силой подчинив себе других, жили за их счёт в роскоши, то такую цивилизацию необходимо разрушить!.. Впрочем, спорить на эту тему нам бесполезно: мы говорим на разных языках и не поймём друг друга…

— По-вашему, грабить чужое добро тоже справедливо?

— Всякое добро принадлежит тому, чьими руками оно создано. Грабят бандиты. Народ по справедливости берёт то, что принадлежит ему.

— Это не ваши мысли, я не верю! Вы их заимствовали из агитационных лозунгов…

— Белла, почему ты не допускаешь, что у него могут быть свои убеждения? — робко проговорила Маро.

— Могут, конечно! Но не такие чудовищные…

— Чудовищные? Вы говорите так потому, что совершенно не знаете жизни, — сказал я. — Что видели вы, кроме уютного, полного всякого добра дома, гимназии и общества обеспеченных подруг?.. Я вырос в посёлке, в котором люди трудились по десять-двенадцать часов и ютились в саманных хибарках, не всегда сытно ели, а их дети зимой и летом бегали по улицам босиком, полуголые… Это не кажется вам чудовищным?

— Хватит, хватит спорить о политике! — вмешалась старуха. — Я прошу вас! Лучше бы вы сыграли нам!..

Я сел за рояль и сыграл мазурку Шопена. По тому, с каким вниманием эти женщины слушали меня, можно было не сомневаться, что музыку они понимали.

Возвращаясь к себе, я поскользнулся на паркете. Потерял равновесие, грохнулся и повредил раненую ногу. От сильной боли я застонал и никак не мог подняться сам. На помощь бросились Ашхен и старуха хозяйка, — девушки только что куда-то ушли.

К вечеру боль усилилась, начался жар. Ашхен, не зная, как облегчить мои страдания, без толку вертелась около меня. Старуха оказалась более разумной — послала за врачом.

В это время пришёл Левон.

— Что такое, что случилось? — Левон бросил суровый взгляд на женщин, как будто они были виноваты в случившемся.

— Поскользнулся, упал, повредил ногу, — объяснил я.

— Сейчас сбегаю за врачом!

Старуха сказала, что послала за доктором.

— Не надо нам их доктора! Своего приведу! — ответил Левон и убежал.

Примерно через час у моего изголовья состоялась словесная и довольно смешная баталия между двумя корифеями медицинской науки.

Домашний врач хозяйки пришёл на десять минут раньше. Круглолицый, пузатенький, в очках с золотой оправой, с аккуратно подстриженной бородкой, он имел вид сытого, благообразного буржуа средней руки. Не успел он осмотреть мою ногу и задать несколько вопросов, как в сопровождении Левона вошёл второй врач — высокий, костлявый, в сапогах и гимнастёрке военного образца.

— Ничего страшного, — сказал домашний врач. — Ушиб и лёгкое кровоизлияние. Положите холодный компресс, а завтра делайте ванны и массаж. Опухоль рассосётся, и температура спадёт.

— Разрешите взглянуть, — попросил высокий. — Вы, коллега, не хирург, и ваш диагноз вряд ли может оказаться решающим!

— Возможно, но помощь хирурга в данном случае может скорее осложнить, чем ускорить выздоровление!

Высокий, не обращая внимания на эти обидные слова, внимательно осмотрел мою ногу и с осуждением взглянул на домашнего врача.

— К вашему сведению, этот молодой человек недавно перенёс на почве ранения гангрену! Кожа на ноге не успела загрубеть, а вы рекомендуете ванны и массаж! Ему нужен покой, хорошее питание и свинцовые примочки.

Бородач схватил свой саквояж и с оскорблённым видом удалился. Прописав жаропонижающее, ушёл и высокий.

Левон задержался. Он расспрашивал, как ко мне здесь относятся, хорошо ли кормят, не нужно ли мне чего?

— Всё в порядке!.. Если не трудно, принеси свежие газеты. Я тут как в клетке — не знаю, что творится на белом свете. И достань, пожалуйста, бритву.

— Газеты принесу. А вот зачем тебе бритва — не понимаю! Кому хочешь понравиться?

— Самому себе!.. Видишь, как оброс.

— Ладно, достану, наводи красоту. Смотри, на этих краль не заглядывайся! — Он показал глазами на двери. — Им дай только повод, вмиг сядут на голову. Для нашего брата совсем неподходящее занятие водиться с ними!..

— Перестань! Никто и не собирается с ними водиться. Каждый день для меня здесь в тягость!.. Кстати, Левон, по-моему, старшая, Белла, порядочная язва!..

— Сказал тоже — язва!.. Она не только язва, а настоящая контра. В организации националистской молодёжи состояла!

Эти слова Левона не на шутку озадачили меня. Конечно, тот факт, что дочь богатых родителей связалась с контрреволюцией, удивления не вызывал. Неприятность для меня заключалась в ином — она была сестрой Маро.

После ухода чекиста я долго думал об этом.

Ночью возле меня дежурила Ашхен. Никакие уговоры не подействовали. Она просидела в моей комнате до утра. Свинцовые примочки помогли — боль в ноге утихла, но температура держалась.

Утром Ашхен заменила Маро. Она принесла завтрак и потом, убрав тарелки, села с книжкой в кресло.

— Хотите, я вам почитаю?

— Спасибо, лучше поговорим, — ответил я.

— Хорошо, но с условием, что рассказывать будете вы. Я ведь так мало видела, никуда не выезжала. Дом, школа, мама, папа, книги!.. — Маро говорила искренне.

— О чём же вам рассказать? — Я украдкой любовался ею.

— Уж вам-то грешно задавать такие вопросы! Вы так много успели увидеть…

Не знаю почему, но мне вдруг захотелось рассказать о своей жизни. Может быть, это было естественное желание излить перед кем-нибудь душу, — я ведь так много пережил за последние десять месяцев!..

Подробно описал я наш посёлок на голом известковом холме, недалеко от железной дороги. Вспомнил, как по ночам меня будили гудки паровозов и я мечтал в один прекрасный день сесть в поезд и уехать в далёкие страны. Рассказал о своём отце, о том, каким он был для меня замечательным другом, товарищем.

Странно, чем больше отдаляло меня от отца время, тем лучше, казалось мне, я узнавал его. В воспоминаниях моих он воскресал сильным человеком с железной волей и непоколебимыми убеждениями. Поколение отца — рабочая гвардия великого Ленина — поистине было удивительным!..

Рассказал я и о школьных годах, — как ребята дразнили меня «артистом», а однажды чуть не избили, не будь моего дружка Кости Волчка, который воюет сейчас где-то в горах первым номером пулемётного расчёта. В моих воспоминаниях особое место занимала мама, но мне трудно было находить слова, чтобы передать мои чувства к ней.

— Мама у меня стройная, как девушка, красивая, умная, образованная, а главное — очень, очень добрая!

— Вы любите маму? — тихо спросила Маро.

— Ещё бы!.. Мне кажется, — нет, не только кажется, я в этом убеждён, — что такой, как она, больше нет на свете!.. Она из богатой семьи, но с родителями порвала, оставила привычную среду и соединила свою судьбу с моим отцом — революционером…

Мой рассказ произвёл впечатление. Маро слушала не шевелясь, глаза её стали ещё задумчивее. Она умела слушать.

Воодушевлённый её вниманием, я описал всё, что случилось со мной после бегства из дома, умолчал только о своих приключениях в тылу у белых и о позорном случае с сапогами. Подробности моего решения, борьба с врачами за спасение ноги от ампутации заставили Маро побледнеть.

— Сколько вы пережили! — Она торопливо поднялась и вышла. Мне показалось, что на глазах у неё блеснули слёзы.

Со временем у нас установились дружеские отношения. По вечерам Маро приходила ко мне, садилась у окна, и мы разговаривали, главным образом о прочитанных книгах. Выяснилось, что мы любим одних и тех же писателей, что нас одинаково сильно волнуют судьбы героев Стендаля и Толстого. Мы вслух читали стихи. Маро помнила их гораздо больше, чем я. Особенно хорошо она читала моего любимого Лермонтова.

…Гляжу в окно: уж гаснет небосклон,
Прощальный луч на вышине колонн,
На куполах, на трубах и крестах
Блестит, горит в обманутых очах…

Как печально, как задушевно звучали эти стихи, прочитанные ею!..

Маро избегала говорить о себе, но всё же кое-что я узнал о ней. У её отца был винный завод — он поставлял вино во многие города России. Человек деспотичный, скупой, он для дочерей не жалел ничего, хотя и сокрушался, что не имеет сына, которому мог бы оставить наследство. Честолюбивый по натуре, он связался после революции с националистами, занимал какие-то важные посты в их марионеточном правительстве. Мать Маро тоже родилась в богатой, потом разорившейся семье. Отец женился на ней, пленившись её красотой и не взяв приданого. У тёти Ашхен судьба сложилась по-иному: муж её убил жандармского офицера за то, что тот слишком притеснял местное население. Ему удалось скрыться. Не найдя иных средств для жизни, он занялся контрабандой и погиб, застигнутый в горах снежным бураном. Тело его нашли только весною.