Уильям Голдмен - Дело в том, что...

• Название: Дело в том, что...
• Автор: Уильям Голдмен
• Издательство: ТЕРРА – Книжный клуб
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2003
• ISBN: 5-275-00609-8

О любви написано много. Но далеко не все… Этот сборник включает в себя три замечательных, ярких истории человеческих отношений, в которых с головокружительной скоростью проносится вихрь самых прекрасных на свете страстей.

---

Утром он разбудил Донни Клайна вопросом, есть ли у того психоаналитик, который может рекомендовать Эймосу своего коллегу? А через два дня Эймос впервые встретился с доктором Марксом, и начались их беседы пять раз в неделю с девяти двадцати до десяти минут одиннадцатого, с понедельника по пятницу. И все пошло неплохо, как вдруг, буквально за неделю до поездки в Европу, однажды вечером у них с Лайлой вышла крупная ссора, и как всегда без всякого повода. Ссора вылилась в рыдания Лайлы и ее бегство на кухню. Он пошел на веранду и там принялся злобно выстукивать по коленке в такт ее всхлипываниям. Окно кухни выходило на террасу, и немного погодя Эймос подкрался к нему и стал рассматривать свою жену, взвешивая все ее достоинства и недостатки, и вдруг понял, что ему она тоже глубоко безразлична.

А через минуту ворвался на кухню, схватил в свои объятия Лайлу, умолял о прощении, испуганно прижимая ее к себе.

– И что тебя напугало? – спросил после доктор Маркс.

– Ну как же, с ума сойти можно. Ты представляешь – смотреть на свою жену и думать, что тебе на нее наплевать.

– Хочешь развод?

– Я сам не знаю, чего хочу. Маркс помолчал.

– Я подумал, может быть, мне поехать в Европу, – сказал Эймос.

– Одному?

– Нет-нет, с ними обеими.

– Когда?

Эймос пожал плечами:

– Хоть завтра. Доктор Маркс молчал.

– Ты не считаешь, что это хорошая идея, не так ли?

– Мое мнение здесь ни при чем, ты должен убедиться сам.

Эймос покачал головой:

– Ты очень добр.

– Думаешь, Лайла хочет развода?

– Ты смеешься? – Эймос сел на кушетке. – Если только у нее возникнет малейшее подозрение, что я подумываю о разводе, она с ума сойдет. Я знаю Лайлу. Она может придираться и ругаться, но она очень привязчива. – Он задумчиво добавил: – Почему брак такая сложная штука?

Доктор Маркс ударился в свое обычное венское красноречие.

– Когда одного знаменитого судью спросили, почему происходит так много разводов, знаешь, что он ответил? Он сказал, и я под этим готов подписаться: «Потому что чертовски трудно любым двум людям ужиться вместе!»

* * *

Эймос сошел с тротуара и вернулся к такси. Просунул голову в окно.

– Извините меня, – сказал он, обращаясь к дочери, – но я ищу мисс Джеллохэд Маккрекен.

– Это я – Джеллохэд Маккрекен.

Эймос просунул голову дальше.

– Нет, – сказал он, – я признаю сходство, но настоящая Джеллохэд Маккрекен никогда не путешествует без своей куклы.

– Да вот же Каддли! – Джессика, приходя в радостное возбуждение, показала куклу. – Видишь? Видишь?

– Тогда вы действительно она. Выходит, что я ваш отец. А это, вероятно, мое такси. – Он сел в машину и захлопнул дверцу. – И значит, это моя жена.

– Ненормальный, – сказала Лайла.

– Почему ты уходил? – спросила Джессика.

– Мне надо было проветриться.

И все трое неожиданно рассмеялись, каждый по своей причине.

Наконец, они прибыли к собору Святого Павла.

– Оказывается, он все еще на месте, – заметил Эймос, когда такси остановилось у парадной лестницы.

– Прекрати, – сказала Лайла, выходя из машины, – перемирие – есть перемирие.

– Можно я заплачу водителю? – спросила Джессика.

– Послушай, Джеркхэд, если я дам тебе деньги, где уверенность, что ты не удерешь к границе?

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! – подпрыгивала от нетерпения Джессика.

Эймос взглянул на счетчик. Потом выудил из бумажника банкноту:

– Скажи ему, чтобы сдачу оставил себе. Увидишь, как он рассердится.

Джессика просунула деньги в прорезь перегородки:

– Сдачу оставьте себе.

– Благодарю вас.

– Видишь? Он на меня не рассердился! – И первая полезла из такси. – Сегодня я буду лидером, ладно? Где мамочка? – Она оглянулась. – Вот она! – и показала на Лайлу, стоявшую на верхней ступени около входа, направив на них «Майнекс». Она снимала мужа и дочь, пока они не присоединились к ней. – Это правда насчет Вилли Мэйса, папочка. Я читала своими собственными глазами.

Эймос кивнул. Джессика еще не умела читать, но с прошлого лета, обнаружив страстную отцовскую любовь к Замечательному Вилли, она каждый день просматривала счет матчей. Всегда могла определить команду Вилли, потому что Сан-Франциско было самым длинным названием в любой лиге, а найдя необходимое, искала буквы HR. Дальше было просто – она знала, как выглядит имя «Вилли» наряду с другими словами: «кошка», «собака», «Сара Ли» и «Бамбл Би Тьюна».

– Надеюсь, он завтра тоже выиграет, – продолжала Джессика.

– Я тоже, – отозвался Эймос. Они присоединились к Лайле.

– По-моему, пора войти. – Она указала на вход.

– Мы так долго и с такими мучениями добирались сюда, что наши ожидания не должны быть обмануты.

Поскольку он был измучен жарой, занят мыслями о своем ребенке и все время находился в состоянии войны со своей половиной, красота собора захватила его врасплох. Эймос застыл, как громом пораженный, в прохладной спокойной атмосфере собора, и у него невольно вырвалось:

– О!

Он был в Лондоне уже семьдесят два часа. Сначала потратил время на сон, чтобы привыкнуть к изменению временного пояса, просыпался и снова засыпал. После относительного отдыха беспорядочно начал осматривать достопримечательности – Тауэр, Биг Вен, Вестминстерское аббатство. Присутствовал при смене караула у Букингемского дворца, подняв на плечи Джессику, чтобы она могла что-то увидеть из толпы туристов. Спиной чувствовал нагрузку, и время потянулось бесконечно, просто удивительно, что его тогда не скрутил приступ. Видел зоопарк в Риджент-парке, пеликанов на Сент-Джеймс, статую пухлого Питера Пэна, отыскать которую можно только по компасу, театры на Шафтсбери авеню и на Пиккадилли, Сохо, Трафальгарскую площадь и дом под номером десять на Даунинг-стрит,[1] где, что бы ни говорили, для Эймоса всегда жили Уинни,[2] Марбл-Арч[3] с ненормальными ораторами, Харродс и Либеритс, Фортнам и Мэзонс.[4] Не говоря о двух безумных поездках на метро и семи поездках вдвоем с Джессикой на двухэтажных автобусах; правда, из семи удались только пять, потому что два раза наверху не было мест, и им пришлось сидеть внизу. Эймосу понравилось все, что он увидел в Лондоне.

Но собор Святого Павла отличался от всего ранее увиденного. Озираясь вокруг, Эймос вспоминал, что знает о соборе. Знал он очень мало. Архитектор Рен, то ли Чарльз, то ли Кристофер.[5] Ничего не знал о Хоукмуре, который тоже, скорее всего, был гением в архитектуре, но здесь участвовал лишь как подмастерье. Ни о тех мастерах, которых Рен приглашал из других мест, – Гринлинг Гиббоне из Голландии, великий Тижу из Франции, способный плести кружева из железа.

– Так мы увидим Галерею Шепотов?

Эймос посмотрел вниз на дочь:

– А что это?

– Ну место, где нужно говорить шепотом. В той книге, что ты купил, мне мамочка об этом прочитала. «Не пропустите ни в коем случае посещение Галереи Шепотов». Ни в коем случае!

– Все правильно, – подтвердила Лайла, – слово в слово.

– Хорошо, я согласен, – двигаясь вперед по боковому проходу в направлении купола, Эймос увидел жуткую картину неизвестного ему автора по имени Хант, хотел пройти мимо, но замедлил шаги, заметив внизу надпись:

«Видишь, я остановился у двери и постучал, Если кто-то услышит мой голос и откроет мне, Я войду к нему в дом и разделю с ним ужин».

Прочитав, Эймос двинулся дальше. Очутившись в центре под куполом, запрокинул голову, но, вспомнив предупреждения своего врача, прошел и сел на стул. Приоткрыв рот, смотрел вверх, пораженный открывшимся великолепием купола. Высоко-высоко заметил круглое ограждение, где время от времени появлялись крошечные фигурки людей, глядевших вниз. Эймос, как ребенок, помахал им рукой, но никто не ответил. Он поднялся и подошел к Лайле и Джессике, стоявшим у входа в подземелье.

– Что там внизу? – спросил Эймос.

– Некрополь, – ответила Лайла.

Он заплатил за вход, и они начали спускаться. Впереди шла Джессика, она держала свое слово быть впереди.

– Наверно, здесь лежит Веллингтон, – сказала Лайла, – и Нельсон. А может быть, они похоронены в Вестминстере. Я не помню.

Оказавшись в подземелье, Эймос дотронулся до руки жены и прошептал:

– Смотри, он здесь, – и показал на усыпальницу Рена, – великий человек, создавший это чудо, – и попросил Лайлу: – Прочти, что там написано.

Лайла, как признанный лингвист в семье, прочитала:

– Lector, si monumentum requiris circumspice». Это значит: «Читатель, если ты ищешь мне памятник, оглянись кругом». Что-то в этом роде. – Она отошла от них, направляясь к Веллингтону и Нельсону.

Эймос остался около могилы Рена. Когда стал неоспоримым тот факт, что весь мир признал «Фрэнси», нахлынувшее на всех очередное наваждение, Эймос находил в этом для себя надежду, что теперь в любом случае, даже если он больше не напишет ничего выдающегося, в возрасте тридцати одного года он уже обессмертил свое имя, о нем обязательно напишут некролог в «Нью-Йорк Таймс». В своем роде он причастен к вечности, и «Фрэнси» будет его памятником.