Кристина Паёнкова - Бегство от запаха свечей

• Название: Бегство от запаха свечей
• Автор: Кристина Паёнкова
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1970

Однажды в варшавское издательство «Искры» самотёком поступила рукопись никому неизвестного инженера-строителя, и вскоре польские читатели получили хороший подарок – вот эту книгу.

Судьба Катажины Дубинской, главной героини романа, напоминает биографии многих польских девушек, которым бурные общественные процессы после Второй мировой войны проторили путь к светлому будущему, помогли преодолеть лес бытовых предрассудков и условностей и найти своё счастье.

---

– Очень сожалею, но ничего не поделаешь. Я тоже люблю селедку и паштет. Придется вам перейти на другую пищу, иначе останетесь без зубов. Овощи, фрукты, творог. Много творога. Это укрепит зубы и будет очень полезно для кожи. Не забывайте об этом, пожалуйста. В вашем возрасте о коже, естественно, не думают, зато потом она будет как новенькая. Ежедневно будем прижигать десны ляписом, процедура чуточку неприятная, но, к сожалению, необходимая. Запломбируем две дырочки. Неплохо бы полоскать рот шалфеем. В общем, ничего страшного.

Пани Дзюня советы зубного врача восприняла буквально и даже к завтраку стала подавать витамины. Я же готова была хоть траву есть, лишь бы обойтись без уколов, которых всегда боялась. Последний укол мне делали в Свебодзицах, и я его еще не забыла.

Второго мая я вышла на работу. Картотеки и квитанции терпеливо дожидались моего возвращения. Набралось их порядком. Оба огромных ящика стола были забиты бумагами. У меня просто руки опустились.

Боже мой! Что же делать? Теперь уж у меня ничего не сойдется! При обычных-то подсчетах случалось ошибаться, а тут? Если надумают устроить ревизию, то мне конец.

Весь день я потратила на разбор картотеки и расходных и приходных квитанций. Кончила намного позже пяти и из здания интендантства ушла последней. Еще мне нужно было зайти за ножницами пани Дзюни, которые отдали точить.

Мастерская принадлежала Юзефу Винярскому. Дело у него было поставлено на широкую ногу. Меня он знал с детства, и с тех пор как я, сразу по приезде во Вроцлав, встретила его, оказывал мне много внимания. Позже, когда я купила мебель, он помог мне ее перевезти. На него можно было положиться.

– Катажина! Как хорошо, что ты пришла. Твой отец во Вроцлаве. Пожалуй, уже с неделю. Заходил ко мне, но у меня не было твоего адреса. Отправляйся-ка прямо к нему на Нововейскую. На стене записан номер дома и квартиры. Видишь? Вон там, крупно, кирпичом. Он хотел посмотреть на тебя. Я сказал, что ты выросла, стала серьезной, будет ему теперь с кем показаться на людях.

– Спасибо за добрую весть. Я не видала отца уже несколько лет. До свидания!

«Как выглядит мой отец? Узнает ли он меня?» – с волнением думала я.

Последняя встреча с отцом была не из приятных. Он был так пьян, что не узнал меня. Я пыталась говорить с ним, он не понимал ни слова. Бабушка Дубинская сказала тогда:

– Сердце у меня разрывается, когда я вижу, как ты ищешь его, а он так себя ведет… Ведь знал, что ты придешь, и все-таки напился до бесчувствия. Каждый день пьет. Уже почти совсем перестал понимать, на каком живет свете. Может, и не помнит даже, что у него дочь есть.

Бабушке Дубинской отец доставлял много хлопот. Она бегала, разыскивая его по пивным, отводила домой, укладывала в постель. Иногда она говорила мне, хотя должна была понимать, как мне это больно:

– С ним всегда было нелегко. Избыток фантазии – это болезнь. А теперь с ним совсем сладу не стало. Говорит, что пьет с горя, потому что война… Слышали мы это, потом будет пить на радостях, освобождение, мол.

Я старалась найти общий язык с отцом, в особенности в те времена, когда жить у мамы становилось невмоготу. Но к сожалению, мне не везло. Я почти всегда заставала его пьяным.

И вот я подходила к дому, где он жил. Боялась я только одного – не застать его. Я верила, что он будет трезв. Дверь открыл сам отец. Он нисколько не изменился, как будто я только вчера видела его в последний раз. В первую минуту мы оба растерялись, словно люди, которым не очень ясно, как им следует себя вести. Потом отец притянул меня к себе и молча обнял. У меня что-то подступило к горлу, и неожиданно для самой себя я почувствовала огромное волнение.

Бабушку Дубинскую я помнила совсем другой. Она сильно поседела, но лицо у нее разгладилось. Сейчас она улыбалась.

Когда мы уселись за стол, отец с бабушкой засыпали меня вопросами. Что я делаю? Где живу? Здесь ли мама? Где бабушка Войтковская? Верно ли, что дядя Матеуш погиб?

На вопросы я отвечала подробно, но сдержанно. Приходилось следить за собой, чтобы не нарушить свой давний принцип: никогда ни на кого не жаловаться. Мама не знала, что я заставала отца пьяным, отец не знал, как донимает маму бабка Войтковская. Это была своего рода игра, правил которой нарушать не разрешалось.

По этой причине кое-что в моем рассказе, к сожалению, бабушке, должно быть, показалось странным. Как же так? Одна уехала из Кальварии? Почему? Кто позволил мне одной ехать на запад?

– Ничего не поделаешь. Я дочь своего отца. У меня тоже есть фантазия. По правде сказать, никто мне разрешения не давал. Я сама себе разрешила. Знаете что, бабушка? – предложила я. – А не зайти ли вам вместе с отцом ко мне? Посмотрели бы на все своими глазами. Как я живу и с кем.

Вскоре я распрощалась. Соврала, что спешу, потому что у пани Дзюни нет ключей от квартиры. Домой я возвращалась самой короткой дорогой, злая на весь мир. Да, очень трудно быть хорошим со всеми без исключения!

Возле Силезского музея меня остановили трое мужчин. Они спросили, где Щитницкая улица.

Пока я припоминала, один из них воскликнул:

– Честное слово, да это же Катажина!

Теперь и я взглянула на них. Ну конечно, одного из них я узнала бы при любых обстоятельствах.

– Катажина! Неужели это ты? Как живешь? Вот так встреча!

– Привет, Збышек. Встреча и в самом деле как в романе. Я не знала, что ты здесь.

– Познакомьтесь, это Мариан и Ромек, а это Катажина, моя львовская соседка. Я старался воспитать ее как следует, честное слово, но она всегда была такая колючая, что и не подступись. Ну, рассказывай, как дела? Одна по вечерам гуляешь или, может быть, спешишь на свидание, как и полагается майским вечером?

– На свидания я хожу, да только не сегодня. Я была у отца, он живет по ту сторону Одры. А ты что здесь делаешь? Тоже перебрался во Вроцлав?

– Нет, я здесь проездом. Послушайте, ребята, может, вы одни пойдете в «Гураль»? Извинитесь там за меня, скажите, что не судьба. Увидимся в Кракове, идет?

Приятели ушли. Збышек вызвался проводить меня до дому. По дороге он недоверчиво слушал мой рассказ и, наконец, съязвил:

– Я всегда считал тебя настоящей шельмой, но то, что ты рассказываешь, превосходит самые смелые ожидания. Ну и характерец, ничего не скажешь. Вот это да! К тому же, должен тебе сказать, что, как я и предвидел, ты хорошеешь. Еще несколько лет, и станешь девочкой что надо. Ферма красивая, вид важный. Интересно, будешь ты еще надо мной издеваться?

– Это была самозащита… Ты вечно надо мной смеялся. Теперь-то я сама смогу в ответ огрызнуться. Скажи лучше, что ты и где ты?

– Я, с вашего позволения, учусь, – рассмеялся Збышек. – В феврале будущего года защищаю диплом. Кое-что мне зачли со времен оккупации, кое-что я уже спихнул, так помаленьку дело и двигается. Я теперь в Кракове. Видел Михала, он ничуть не изменился. А семейство мое в Ченстохове. Отец работает, мама вечно раздражена, потому что тесно там у них очень. Вот так и живем.

– Как получишь диплом, будешь первым инженером, с которым я на «ты». Звание инженера – большое дело. И ты, конечно, здорово зазнаешься. Может быть, даже потребуешь, чтобы я называла тебя паном инженером?

– Браво, язычок у тебя стал еще острее. Ну конечно, я потребую, чтобы ты называла меня паном инженером. Иначе и откликаться не буду. Тра-ля-ля-ля-ля!

Эта мелодия была нашим условным знаком. Мы напевали ее, когда хотели сказать друг другу нечто для чужих ушей не предназначенное. Я – после каждого скандала с бабкой, в знак того, что мне все на свете нипочем, Збышек – всегда, как только ему удавалось досадить кому-нибудь.

Теплый, душный вечер обещал дождь. Когда мы подходили к Олавской улице, поднялся ветер и на землю упали первые крупные капли. Пани Дзюня была уже дома. Познакомившись со Збышеком и выяснив, кто он такой, она показала, на что способна: соорудила такой ужин, словно мы несколько дней постились, а она готовилась к этому визиту. Збышек ел и похваливал – и все больше нравился пани Дзюне.

– Сказать по совести – совсем другое дело, когда в доме мужчина. И настроение лучше и аппетит. Одним словом, весело, – сказала она.

Был, наверно, уже одиннадцатый час, когда вечернюю тишину вдруг разорвал вой сирены.

– Люцина едет, – объяснила я. – Ее с работы привозят на автомобиле с сиреной; когда она едет к нам, то всегда включает сирену на Олавской. Так она нас предупреждает о своем визите.

Люцина почувствовала неловкость за свою выходку с сиреной, она даже попыталась оправдаться перед Збышеком. Но он только рассмеялся в ответ:

– Не нужно никаких оправданий. Вы прекрасно придумали. Сейчас у людей так мало фантазии.

Немного погодя Збышек поднялся. Он возвращался в Краков, и ему еще нужно было купить билет. Обещал зайти в следующий раз. В сентябре он собирался перебраться во Вроцлав и поступить на работу в одно из предприятий угольной промышленности. Диплом будет защищать уже здесь.