Кристина Паёнкова - Бегство от запаха свечей

• Название: Бегство от запаха свечей
• Автор: Кристина Паёнкова
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1970

Однажды в варшавское издательство «Искры» самотёком поступила рукопись никому неизвестного инженера-строителя, и вскоре польские читатели получили хороший подарок – вот эту книгу.

Судьба Катажины Дубинской, главной героини романа, напоминает биографии многих польских девушек, которым бурные общественные процессы после Второй мировой войны проторили путь к светлому будущему, помогли преодолеть лес бытовых предрассудков и условностей и найти своё счастье.

---

– Я не хотел сказать ничего дурного, просто я за вас беспокоюсь.

Пани Дзюне жилось у Люцины превосходно, но, к сожалению, здоровье ее пошатнулось. Как-то в воскресенье, незадолго до рождества, я поехала их навестить и узнала, что пребывание в Валиме не пошло пани Дзюне на пользу.

– Видимо, в этой котловине слишком низкое для меня давление. Врач советует как можно скорее возвращаться во Вроцлав. Ранней весной я приеду. Мы договорились с Иреной, жить буду с ней. К тому времени Данка и Алина от нее переедут. Вот я и буду близко от тебя, но не у твоей мамы.

– Прекрасно, пани Дзюня, я очень рада. А то мне сейчас невыносимо одиноко. С вами будет куда легче.

– Ага! Давно хочу тебя спросить. Что слышно насчет вступления в партию?

– Представьте себе, уже две недели я кандидат в члены ППР. И пока вопреки маминым предсказаниям никто меня еще живьем не съел. Напротив, все там очень симпатичные. Меня послали на партийные курсы.

– Ну и как же все это происходило? Давай рассказывай все по порядку, мне очень интересно.

– Волновалась я ужасно. Даже в жар бросило. Сначала прочли мою биографию, заявление и рекомендации, потом спросили, почему я выбрала ППР, и проголосовали. Единогласно. Страшновато было, конечно, очень уж официально все выглядело, но в конце концов я расхрабрилась и высказала все, что думаю.

– И что же ты сказала? Это важно.

– Я рассказала про Янковского из Свидницы, что никогда он не думал о себе, а мечтал только, чтобы всем было хорошо. Рассказала, как трагически он погиб и как я тогда твердо решила вступить в партию. Ну и что мне хотелось это сделать до выборов, что это для меня очень важно.

– А они что говорили?

– Они сказали, что такие, как я, нужны партии, и приняли! Один только придрался, будто я слишком молода и надо сперва вступить в ЗВМ,[22] но ему сказали, чтобы не вмешивался, что это личное дело каждого, куда вступать.

– Что ж, это все очень интересно. Может быть, наш ксендз ошибался? Может, никакой это не смертный грех? Ты мне вот что еще скажи: как они там, нападают на бога и католическую церковь?

– Я ничего такого не слыхала. По-моему, они этим не занимаются. Секретарь говорил только о земных делах. О плане. О том, что будет сделано и построено. Планируется, например, строительство детских садов и яслей для детей работающих женщин. Это мне понравилось. Под конец мы спели «Интернационал» и разошлись.

– А как эти партийные выглядят?

– Так же, как вы, или я, или Люцинин муж. Самые обыкновенные работяги, почти всех жизнь здорово потрепала. В большинстве своем это еще довоенные коммунисты, сидевшие в тюрьмах; во время войны многие сражались в партизанских отрядах. Молодежи пока мало. Один молодой человек сидел рядом со мной и еще один в президиуме, вот, кажется, и все. Вообще они скромные и славные люди.

– Как же все на этом свете меняется! Ты вступила в партию, а меня это нисколько не возмущает, – ударилась в рассуждения пани Дзюня. – Жаль, нет здесь нашего приходского ксендза, с ним обо всем можно было потолковать. На любой вопрос он всегда отвечал спокойно и обстоятельно; не помню случая, чтобы голос повысил. Очень мне теперь его не хватает. А что сказала мама?

– Она со мной не разговаривает. Знает только, что я подала заявление, а о том, что меня приняли, понятия не имеет. Я и Иреку ничего не говорила, пусть пребывает в неведении.

– Ну что ж, пойдем поужинаем, только долго танцевать не будем, мне завтра рано вставать. Надо успеть позаниматься.

– Что ты собираешься делать? – следуя маминому распоряжению, Ирек стал говорить мне «ты». – Никак учиться вздумала?

– Совершенно верно. В понедельник у меня семинар, а я прочитала материал всего два раза. Я занимаюсь на партийных курсах.

– Ну знаешь ли, даже моему терпению может прийти конец. Ты вступила в партию, а я ничего об этом не знаю. – Ирек был оскорблен. – Поступай, как хочешь, а я условился со знакомыми и просижу в ресторане столько же, сколько они.

– Вот и превосходно. Одиночество тебе не угрожает, можешь пойти без меня.

Надувшись, Ирек ушел. В последнее время он постоянно обижался. И вообще, когда мы бывали в «Савое», вел себя странно. Он не выносил, когда меня приглашали танцевать. Никто из его знакомых не осмеливался этого сделать; видимо, они хорошо его знали. Зато мне приходилось беседовать с ними, а это было не легко. Они много пили и вспоминали партизанскую жизнь. А их грубые шуточки просто приводили меня в отчаяние. И вдобавок ко всему они прозвали меня монахиней, потому что я на все вечеринки приходила в одном и том же синем платье.

Если меня приглашал танцевать кто-нибудь посторонний, Ирек не возражал, но вскоре начинал жаловаться на головную боль, и все кончалось тем, что мы шли домой. Сомнений не оставалось: он ревновал. Это было мучительно, однако, честно говоря, немного льстило мне.

Многие девушки – те, что приходили с его приятелями, и незнакомые – заигрывали с ним, но безуспешно. Ирек танцевал только со мной.

Однажды в ресторане мы встретили Збышека. Он подошел к нам и по своему обыкновению сразу бросился в наступление.

– Мне придется вас огорчить, пан Ирек, – сказал он. – Считайте, что этот вечер у вас пропал. Рекомендую хорошенько оглядеться по сторонам и подыскать себе партнершу. Вам известно, кто научил Катажину так хорошо танцевать? Я! И сегодня она будет со мной.

Ирек попытался сделать вид, будто его это нисколько не задело, и даже выдавил из себя несколько любезных слов, но целый вечер просидел надувшись, с глубоко несчастным видом.

– У тебя случайно голова не болит? – невинно спросила я.

– Нет, дорогая, я себя чувствую прекрасно, – ответил он на удивление спокойно. – С удовольствием посижу один. Веселитесь.

Я танцевала со Збышеком один танец за другим. Он демонстративно прижимал меня к себе и шептал на ухо:

– Катажина, соберись с духом и отшей этого зануду. Погляди только на эти страшные усы. Разве у человека с такими усами может быть хоть капля чувства юмора? Ты ж с тоски помрешь, если выйдешь за него.

Я смеялась вместе со Збышеком, пока не сообразила, что его насмешки направлены и в мой адрес.

– Ты циник. Бедная та женщина, которую ты так охмуришь, что она выйдет за тебя замуж. Оставь меня в покое. Не желаю я с тобой больше танцевать.

Я хотела вернуться к столику, но Збышек силой удержал меня и продолжал:

– Не убегай, он же ревнует. Он будет счастлив, если ты вообще вернешься. Давненько мне не приходилось встречать такого безнадежного типа.

И он снова прижимал меня к себе, нашептывал на ухо всякую чепуху, и это было хуже всего. Один раз он поцеловал меня в ухо. Меня словно током ударило, и я едва не упала.

– Что с тобой? – насмешливо спросил Збышек. – Может быть, я веду себя не так, как надо?

– Хватит, – отрезала я, взяв себя в руки. – Идем за столик. Больше я с тобой не танцую. И не воображай, что я буду спокойно терпеть твои издевки. Я тебя терпеть не могу! Лучше всего ты сделаешь, если немедленно уйдешь отсюда. И домой ко мне не приходи. Оставь меня, ради бога, в покое.

Збышек рассмеялся. Когда музыка умолкла и мы вернулись за столик, он сказал:

– Всего хорошего! Я засиделся! У меня свидание в «Монополе». Туда обычно приходят отличные девушки. Вы там бывали, пан Ирек? Давайте как-нибудь выберемся вместе. А то ведь от Катажины толку не добьешься.

Это уже слишком. Я посмотрела на Ирека в надежде, что он сумеет ответить если не остроумно, то, по крайней мере, резко. Но он только улыбнулся.

– До свидания, рады были вас видеть. В «Монополь» я иногда заглядываю, мы с шефом обычно там по воскресеньям обедаем. А балерины из оперного театра, которые туда ходят, и в самом деле отличные девочки.

И все-таки что-то новое, какая-то скрытая угроза прозвучала в голосе Ирека. Я испугалась. Неспроста он казался спокойным. С превеликим трудом высидев несколько минут после ухода Збышека, я потребовала проводить меня домой.

Перед самым рождеством Ирек явился с цветами и сделал официальное предложение.

– Катажина, в присутствии мамы прошу твоей руки. Не отказывай мне, я буду тогда самым несчастным человеком. Если не можешь иначе, обещай, что подумаешь.

– Хорошо. Я подумаю.

Ирек протянул мне кольцо. Я покачала головой.

– Такую вещь берут один раз. Я хотела бы подождать с этим, ведь у меня еще есть время.

Мама была рада – хоть таким способом дело сдвинулось с мертвой точки. Она принесла вино и выпила за наше несомненно счастливое будущее.

Должна признаться, что своим поведением Иренеуш меня растрогал. Впервые в жизни мне сделали предложение. И цветы были дивной красоты. Не могла я в такой день вести себя невежливо.

На рождество мама собралась к бабке в Кальварию. Туда должна была съехаться вся многочисленная родня. Хозяйка уезжала на праздники в Краков и оставляла всю квартиру в полное бабкино распоряжение. Я ехать не думала. Маме я сказала, что меня уже давно пригласила Люцина. Она не стала настаивать.