Пол Остер - Ночь оракула

• Название: Ночь оракула
• Автор: Пол Остер
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-08085-6

Писатель Сидни Орр поправляется после тяжелейшей болезни. Покупая в китайской канцелярской лавочке в Бруклине синюю португальскую тетрадь и начиная писать в ней свой новый роман, он невольно приводит в действие цепочку таинственных событий, угрожающих крепости его брака и самой вере в реальность.

Почему его жена срывается в необъяснимой истерике в тот же день, когда он впервые раскрывает синюю тетрадь? Почему на следующий день китайская канцелярская лавочка бесследно исчезает, как будто ее никогда и не было? Как связаны между собой Варшавский телефонный справочник 1938 года и утерянный роман, герой которого способен предсказывать будущее? Можно ли считать всепрощение высочайшим выражением любви?

Обо всем этом — в романе знаменитого Пола Остера, автора интеллектуальных бестселлеров «Книга иллюзий», «Мистер Вертиго», «Нью-йоркская трилогия», «Тимбукту», «Храм Луны» и др.

---

— Ей решать. Как она захочет, так и будет.

— Я знаю ее гораздо дольше, чем ты. Она сейчас просто не готова к материнству.

— Я хотел тебя попросить, если она решит оставить ребенка, быть крестным отцом, но, кажется, это не по адресу.

— Не потеряй ее, Сидни, у меня к тебе только одна просьба. Если у вас все посыплется, для нее это будет катастрофа.

— Ничего у нас не посыплется, и я ее не потеряю. И вообще, при чем тут ты? Ты к этому не имеешь отношения.

— Ко всему, что связано с Грейс, я имею самое непосредственное отношение.

— Не надо изображать из себя ее отца. Грейс взрослый человек. Если она захочет оставить ребенка, я не собираюсь ее отговаривать. Скажу больше, я буду очень рад. Отцовство — об этом я мог только мечтать.

Такая открытая стычка между нами произошла впервые, и это не могло меня не огорчить. Не успела отзвучать моя отповедь, как я подумал, что дело может принять еще более скверный оборот. К счастью, мы оба отступили, не дав пожару разгореться, ибо хорошо понимали: мы наговорим много лишнего, о чем, несколько охолонув, наверняка пожалеем; потом можно сколько угодно извиняться, но в душе уже завелся червячок, и поди его вытрави.

Джон мудро взял тайм-аут, сказав, что ему надо в туалет. Я наблюдал за тем, как мучительно долго он выбирается из постели, как неуклюже ковыляет к выходу, и вся моя враждебность вмиг куда-то улетучилась. Сколько на него всего обрушилось — физическая боль, жуткие неприятности с сыном, а я не желаю простить ему нескольких резких слов! Рядом с Джейкобом, способным на подлость, да еще и наркоманом, Грейс была сущим ангелом, который доставлял ему только радость, — не потому ли он так бросился на ее защиту, вторгаясь в запретную зону? И со справедливым возмущением поступками сына не все так просто, оно замешано на чувстве вины. Своими отцовскими обязанностями он, в общем-то, пренебрегал. С Элеонорой он развелся, когда мальчику было полтора года, а после того как она вышла замуж вторично и переехала в Ист-Хэмптон, он виделся с ним от случая к случаю. Редкий совместный уикенд в Нью-Йорке, поездка по Новой Англии, путешествие на юг во время летних каникул — не совсем то, что можно было бы назвать нормальным семейным воспитанием. После смерти Тины он на четыре года выпал из обычной жизни и за это время видел сына один или два раза. В свои двадцать Джейкоб окончательно отбился от рук, и, на ком бы ни лежала вина, в первую очередь за это корил себя отец.

Джон отсутствовал минут десять. Я помог ему взгромоздиться на кровать. К старой теме мы больше не возвращались: похоронили и забыли.

— Как твоя новая вещь? — спросил он. — Дело движется?

— И да, и нет. Только вроде расписался, и вдруг стопор.

— И теперь небось грешишь на синюю тетрадь.

— Ну да. Я и сам не знаю, что теперь думать.

— В тот вечер ты был похож на одержимого алхимика, которому удалось превратить свинец в золото.

— Да, то еще состояние. Во время моего первого захода я вообще исчез, если верить Грейс.

— В каком смысле?

— В прямом. Я понимаю, это звучит дико, но когда она постучалась в мой кабинет и не услышала ответа, она заглянула внутрь, а там никого… при том что я сидел за письменным столом! Она клянется и божится, что меня там не было.

— Наверно, ты ненадолго отлучился. В туалет, например.

— Вот и Грейс так говорит. Но я не помню, чтобы я куда-то отлучался. Я знаю, что я безвылазно сидел и строчил.

— То, что ты не помнишь, еще не значит, что этого не было. Когда работа спорится, ничего вокруг не замечаешь, разве не так?

— Так, конечно, так. Но в понедельник случилось нечто похожее. Я работал и не слышал телефонных звонков. Когда я вышел на кухню, на автоответчике было две записи.

— Ну и что?

— Я всегда слышу, когда звонит телефон.

— Ты был весь погружен в работу, ты отключился.

— Я в этом не уверен. По-моему, происходило нечто очень странное, необъяснимое.

— Сид, тебе надо провериться у врача. У тебя что-то с головой.

— Наверно. Я не спорю. Но с тех пор как я купил эту тетрадь, мир как будто соскочил со своей оси. То ли я пользуюсь синей тетрадью, то ли она пользуется мной. Я понятно выражаюсь?

— Не очень.

— Ладно, попробую иначе. Ты когда-нибудь слышал о такой американской писательнице — Сильвии Максвелл? В двадцатых-тридцатых у нее вышло несколько романов.

— Я знаю Сильвию Монро, печатавшуюся в этот же период.

— У нее есть «Ночь оракула»?

— В каком-то названии было слово «ночь». «Ночь в Гаване» или «Ночь в Лондоне» — что-то в этом роде. Ты можешь уточнить в библиотеке.

От синей тетради мы постепенно перешли к земным материям. Я упомянул про сценарий «Машины времени» для Бобби Хантера, с помощью которого рассчитывал поправить наши финансовые дела. Рассказал в общих чертах сюжет, легший в основу заявки. Реакция была почти нулевая. Джон отделался короткой репликой. «Толково» или что-то в этом роде. Я испытал чувство ужасной неловкости, как будто предстал в его глазах этаким щелкопером, пытающимся продать свою писанину подороже. Как оказалось, его немногословность вовсе не означала неодобрения. На самом деле, оценив серьезность ситуации, он обдумывал, как помочь мне выкрутиться.

— Конечно, это полная бредятина, — продолжал я, — но если на студии мой сюжет понравится, мы с Грейс снова на плаву. А если нет, будем тонуть дальше. Глупо строить планы в зависимости от такой ерунды, я понимаю, но другой козырной карты у меня на руках нет.

— Как знать, — возразил Джон. — Если с «Машиной времени» ничего не выйдет, ты мог бы написать какой-нибудь другой сценарий. Ты в этом знаешь толк. Хорошенько надави на Мэри, и она, я уверен, найдет хорошего покупателя на твой товар.

— В кино так не делается. Они тебя находят, а не ты их. Ну разве что есть оригинальная идея, а таковой у меня нет.

— А я к чему веду? Кажется, у меня есть для тебя неплохая идея.

— Идея фильма? Мне казалось, кино — это не твоя стихия.

— Пару недель назад я наткнулся на коробку со своими старыми вещами. Первые рассказы, начатый роман, две или три пьесы. Написаны бог знает когда, в ранней молодости. К счастью, не опубликованы. Один рассказ показался мне вполне сносным. Печатать его я все равно не стану, так почему бы тебе не переделать его в киносценарий? Может, мое имя поможет делу. Скажешь продюсеру, что адаптировал неизвестный рассказ Джона Траузе, вдруг он на это клюнет? Не знаю. Даже если им на меня плевать с высокой колокольни, главное, в рассказе есть визуальный компонент, и эти образы, мне кажется, сами просятся на экран.

— Разумеется, твое имя поможет делу. Еще как поможет.

— Короче, прочитай и скажи, что ты думаешь. Это, по сути, черновик, а не готовая вещь, так что не суди слишком строго. И не забывай, это написано зеленым юнцом, я тогда был намного моложе, чем ты сейчас.

— О чем рассказ?

— Для меня он нетипичен, так что тебя ждет небольшой сюрприз. Наверно, его можно назвать политической притчей. Все происходит в воображаемой стране в тысяча восемьсот тридцатых, хотя на самом деле это тысяча девятьсот пятидесятые, и страна узнаваемая. Маккарти, HUAC,[12] «красная угроза», — вся эта зловещая карусель. Идея не нова: всякому правительству, даже в мирное время, необходимы враги. Если таковых нет, их выдумывают, чтобы запуганное население сидело тихо и не высовывалось.

— Судя по ландшафту, это Соединенные Штаты? Или все-таки нет?

— Нечто среднее между Северной и Южной Америкой. Бывшие колонии, получившие независимость, после бесконечных войн и стычек, объединились в огромную конфедерацию. Возникла новая империя — что дальше? Кого назначат в ее враги, дабы удержать своих граждан в страхе, а границы в неприкосновенности?

— И каков же ответ?

— Стране грозит вторжение варваров. Когда-то их вытеснили из приграничных районов, и вот теперь распространяются слухи, что огромное войско захватило окраинные территории и подстрекает к бунту местные племена. Откровенная деза. «Вражеское войско» составляют правительственные солдаты. Такая большая пропагандистская игра.

— Кто рассказчик?

— Секретный эмиссар, прибывший на границу с целью проверить слухи. Он не в курсе сговора на самом высоком уровне. В результате его арестовывают и обвиняют в государственной измене. Ситуация осложняется тем, что офицер «вражеской армии» уводит у него жену.

— Тотальный обман и интриги.

— С одной стороны. И невинная жертва обстоятельств — с другой.

— И называется это?..

— «Империя костей». Рассказ не длинный, страниц сорок пять — пятьдесят, но выкрутить из него фильм, по-моему, можно. Решай сам. Захочешь его использовать — благословляю, не захочешь — отправь в корзину, и мы к этому больше не вернемся.

От Траузе я ушел ошеломленный, онемевший от благодарности, и даже маленькая пытка — присутствие Реджины, провожавшей меня до дверей, — не могла умалить моего счастья. Конверт лежал в боковом кармане моей спортивной куртки, и, когда по дороге к метро я в очередной раз ощупывал его, меня так и подмывало вытащить рукопись и начать читать посреди улицы. Джон всегда поддерживал меня в работе, но этому подарку я был в не меньшей степени обязан Грейс. Ее будущее во многом зависело от меня, полуинвалида, и, чтобы мы смогли подняться, Джон был готов на всё — даже отдать мне на растерзание рассказ. Положим, шанс, что из этой затеи что-нибудь выйдет, был близок к нулю, но не в этом дело. Главным была его готовность раздвинуть границы обычной дружбы, с головой погрузиться в наши внутрисемейные трудности — бескорыстно, не думая о собственной выгоде.