Эрик Дэвис - Техногнозис: миф, магия и мистицизм в информационную эпоху

• Название: Техногнозис: миф, магия и мистицизм в информационную эпоху
• Автор: Эрик Дэвис
• Издательство: Ультра. Культура
• Жанр: Культурология
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9681-0127-3

Если проанализировать параллельно историю техники и историю мистики, то мы сможем обнаружить мистические озарения и апокалиптические ожидания, которые пронизывают историю человечества и его взаимоотношении с природой. Книга Эрика Дэвнса открывает нам сегодняшнее «технологическое бессознательное», в котором есть место религиозному воображению, утопическим мечтам, апокалиптическим видениям, цифровым фантазиям и одержимости потусторонним миром. «Техногнозис» демонстрирует и то, как язык и идеи информационного общества видоизменяют и формируют многие аспекты современной духовности. Автор предлагает читателю яркое и захватывающее путешествие в наступившее тысячелетие, в котором гипермедиа с ошеломляющей скоростью изменяют и границы реальности, и саму нашу идентичность.

---

Электрическое тело

Для естествоиспытателей и изобретателей XVIII столетия эксперименты с электричеством были занятием, по своей навязчивости схожим с наиболее тяжелыми случаями хакерства. Одним из таких электроманьяков был молодой Бенджамин Франклин, который сделал себе имя на том, что собирал электростатические машины и писал ученые записки о мистической силе. Франклин был первым, кто смог понять, что электрический «ток» поляризован относительно «позитивного» и «негативного» (так он сам их и назвал) состояний. Франклин, кроме того, увидел, что, когда противоположно заряженные тела соприкасаются друг с другом, заряд нейтрализуется, что как раз и произошло, когда юноша пускал своего знаменитого воздушного змея на табачном поле в Мэриленде в 1752 году. Держась за промокший повод змея, Франклин вдруг почувствовал «крайне чувствительный электрический разряд», который ударил сквозь его скелет и ушел в землю. Франклин не только доказал, что молния — это разновидность электричества, он также пришел к практической идее молниеотвода, испытав на себе первое устройство этого рода или даже, скорее, на мгновение сам побывав им.

Трюк со змеем, вдохновив Франклина на изобретение, спасающее жизни, нашел свое отражение и на архетипическом уровне. Молния была символом гнева богов с незапамятных времен, а Франклин заставил это копье правосудия вонзиться в землю. То обстоятельство, что именно будущий автор американской Конституции покорил и демистифицировал сверхъестественные небесные стрелы, лишь подчеркивает прометеевскую сущность этого акта. Молниеотвод Франклина стал другой декларацией независимости — независимости от бессмысленной смерти, от гневного небесного бога, от заколдованной земли. Как гласит эпиграмма на французском языке, украшающая бюст Франклина: «Он вырвал сверкание молний из рук небес и скипетр из рук тиранов»30.

Но Франклин был не первым электрофриком и ловцом молний. Моравский монах по имени Прокоп Дивич на самом деле изобрел молниеотвод за несколько лет до Франклина, хотя приспособление Дивича на скованном традициями континенте было известно гораздо меньше. Отсутствие монаха в анналах популярной истории наук также символично, так как напрямую связано с разницей в представлениях об электричестве. Если Франклин стоял на очевидном фундаменте светских представлений и завоевание электричества виделось ему шагом к покорению природы, то Дивич открывал своими теософскими спекуляциями эзотерическое измерение воображаемого электричества как своего рода «бальзама природы», раскаленного символа духовной силы.

В своей книге «Электрическое богословие» немецкий ученый Эрнст Бенц рассказывает, как труды Дивича были восприняты Фридрихом Кристофом Этингером, протестантским настоятелем из Вюртемберга, основателем глубоко теософичного направления в немецком пиетизме. Этингер (как и остальные «электрические богословы» из его кружка) был своего рода Фритьофом Капрой для его времени — мыслителем-мистиком, который пытался объединить свои научные представления с мистическими взглядами на Вселенную. В то время как английские деисты вроде Джона Толанда и Томаса Вулстона ухватились за магнитные и электрические силы для того, чтобы разоблачить Христовы чудеса (хлеба и рыбы? что может быть проще — баццц!), команда естествоиспытателей Этингера шла в другом направлении. Они электрифицировали теологию, по ходу дела пересматривая образы человека и земли.

Начали они, как вы можете догадаться, с начала начал. Книга Бытия гласит, что в первый день творения Бог включил в космосе свет и увидел, что это хорошо. Но Этингер заметил, что в точном соответствии с текстом Господь отложил создание солнца, луны и звезд на следующие два дня. Так что же это был за первый «свет» и куда он подевался, когда солнце впервые встало над Эдемом? Этингер верил, что этот первый свет на самом деле был «электрическим огнем», который пронизывал и питал первозданный хаос, придавая ему форму и наполняя его энергией. После того как солнце и луна вышли на сцену, этот эфирный свет сокрылся в вещах мира, вырываясь только в особых случаях, например при ударе молнии или в результате манипуляций с электростатическими машинами, производимых любопытными монахами.

Воображение Этингера не просто включало электричество в христианскую космологию, но и открывало дорогу достаточно радикальному анимистическому взгляду на природу. С его точки зрения, мир — это не мертвая глыба или бездушная глина, жизнь в которой теплится лишь по воле надмирного Бога. И физические формы происходят не только от божественных кулинарных формочек, которые Господь употребил в первую неделю творения. Нет, чудесные искры, собранные ловцами молний Дивича, снабдили Этингера доказательством существования anima mundi, живой Мировой Души. Материя с самого начала была наделена духом, жизнью и разумом, и она постоянно стремится произвести новые формы и новые сочетания. Это глубоко эволюционное представление предвосхищает «Духовность творения», о которой рассуждает современный «зеленый христианин» Мэтью Фокс, еще один христианин теософского направления, который ставит на место вертикального иерархического контроля, осуществляемого Творцом, всеобъемлющее цветение природы, свойственное ей от начала времен.

В эпоху, когда философы и ученые разделяли человека на сознание и тело, разум и механизм, Этингер с друзьями настаивали на неоплатоническом видении человеческой природы как триады тела, души и духа. Этингер соглашался со своими друзьями-теологами, что, когда Бог мял глину, создавая Адама, он вдохнул разумный дух в его тело. Но для Этингера эта глина уже была оживлена электрическим огнем, «бальзамом природы», благодаря которому тело заживляло раны и непрерывно обновляло себя.

Кроме своих разумных душ, мы также несем в себе природную, или животную, душу, электрическое тело, ответственное за чувствительность и физиологическую функциональность, за порядок и движение, рост и выздоровление. Эта душа роднит нас с животными, как провозглашал сумасбродный поэт Кристофер Смарт в «Jubilate Agno» — оде 1760 года, посвященной своему коту Джефри:

Ибо, погладив его, я высек искру электрическую.
Ибо свет Божий пролился на меня от него, равно и огнь и ярость,
Ибо пламя электрическое—духовная субстанция, которую Бог
посылает с небес, дабы скрепить тела равно зверя и человека31.

Этингер, таким образом, использовал новый объект научного исследования — электричество, для того чтобы «подчеркнуть укорененность духовной жизни человека в органических структурах и психохимических процессах его телесной жизни»32. Подобно другим натурфилософам и мистикам своего времени, Этингер перекрасил древний образ животной души в электрические цвета.

Представление о том, что тела обладают независимой жизненной силой, известно науке под именем витализма — доктрины, которая представляет еретическую оппозицию доминирующему механистическому взгляду на органические тела как сочные биологические автоматы, лишенные всяческого намека на магическую искру. Когда Луиджи Гальвани в 1790 году цеплял к лягушачьим лапкам различные металлы и электростатические машины, он верил, что движение токов, которое он обнаружил, свидетельствует в пользу такой elan vital.[9] Граф Алессандро Вольта вскоре доказал, что, хотя ткани животных действительно проводят электрический разряд, Гальвани для правильного объяснения не хватило знания принципа батареи. Это была еще одна победа в длинной череде побед механицистов над лагерем виталистов. Но этот триумф не удержал племянника Гальвани от кровавых попыток вдохнуть жизнь в обезглавленные тела преступников при помощи батарей Вольта — попыток, которые вдохновили Мэри Шелли на создание готического научно-фантастического романа «Франкенштейн». Эта архетипическая сказка об электро-прометействе, которая возводит мост между наукой и творением, хоть и ложь, но она бросает тень намека на лаборатории даже сегодня, ведь эмбрион Долли, взрослой овцы, клонированной в 1997 году шотландскими исследователями, подтолкнули к жизни несколькими каплями электрического флюида.

«Франкенштейн» был романом-предупреждением, составной частью романтической реакции на высокомерие Просвещения. Но образы, электромагнетическое воображаемое стали позитивным полюсом и для романтического воображения. Философ-идеалист Шеллинг, глубинный эколог своей эпохи, увидел в электричестве знак Мировой Души, а маэстро мировой литературы Гёте заговорил об электрической жизни, которая производит динамическое объединение вещей через действие симпатических сил притяжения и отталкивания. Электричество, помимо прочего, стало образом и самого романтического духа. «Я — электричен по природе, — писал Людвиг ван Бетховен. — Музыка — это та электрическая почва, на которой дух живет, думает и изобретает»33.