Джон Барт - Конец пути

• Название: Конец пути
• Автор: Джон Барт
• Жанр: Юмористическая проза

Джон Барт (род. 1930 г.) — современный американский прозаик, лидер направления, получившего в критике название школы «черного юмора», один из самых известных представителей постмодернизма на Западе. Книги Барта отличаются необычным построением сюжета, стилистической виртуозностью, философской глубиной, иронией и пронзительной откровенностью

---

Она меня узнала, вспыхнула и начала нести в знак протеста нечто невнятное.

— По-ехали! — я улыбнулся как мог широко. — Ты не представляешь, насколько это важно! — Я схватил ее за руку и мигом вытащил на улицу.

— В чем дело, Джейк? Куда мы едем?

— Куда прикажешь, — сказал я и открыл для нее дверцу.

— Джейк, ради всего святого, ты что, опять пытаешься просто-напросто меня снять? — у нее прямо-таки челюсть отвисла.

— Просто? Что ты имеешь в виду? Девочка моя, тут все не так просто, как тебе кажется.

— Ну конечно! Нет, это чистая фантастика! Ты мне скажи, Христа ради, за кого ты меня принимаешь?

Я поставил ногу на педаль газа.

— Так мы куда едем, к тебе или ко мне?

— Ко мне! — она была в ярости. — И на полной скорости! Я никогда в жизни не встречала такого чудовища! Ты же просто чудовище\

— Я не просто чудовище, Пегги: я, кроме прочего, и чудовище тоже.

— Нет, ты все-таки мерзавец! Вот самая твоя суть — ты совершеннейший мерзавец! Ты настолько поглощен собой, что даже намека на уважение к кому бы то ни было другому у тебя не осталось! Здесь налево.

Я повернул налево.

— Четвертый дом с правой стороны. Приехали.

Я припарковал машину.

— А теперь посмотри на меня, Джейк. Посмотри на меня! — она уже почти кричала. — Ты что, не понимаешь, что я такое же человеческое существо, как и ты? Да как ты вообще осмелился посмотреть мне в глаза после всего, что было? Даже если б ты настолько набрался наглости, чтобы просто позвонить и извиниться, даже и это было бы, наверно, слишком, но такого…

— Слушай, Пегги, — я был краток и прямолинеен. — Ты говоришь, что я тебя не уважаю. Это потому, что я не стал тогда, в Оушн-Сити, льстить тебе, а потом не извинился, а вчера вечером не позвонил и не договорился о сегодняшней встрече?

— Ну конечно! А ты думал почему? В тебе же ни на грамм обычной человеческой порядочности, даже и вежливости ни на грамм! Я… я не знаю, что сказать! Да ты и не мужчина вовсе после этого.

— Так, — сказал я мрачно, — объясняю один раз, повторяться не буду: мне казалось, ты достаточно взрослая, чтобы безо всяких пояснений понимать вещи, которые в пояснениях не нуждаются.

— Ты о чем это?

— Боюсь, Пегги, я тебя переоценил, — печально сказал я. — Встретив тебя, я было подумал, что ты и есть та Женщина, которой показалась мне с первого взгляда. Но, видишь ли, ты, судя по всему, обыкновенная беспросветная серость.

Она лишилась дара речи.

— Ты что, не понимаешь, — улыбнулся я, пересиливая тупую боль в мошонке, — что секс для меня значит, может быть, куда меньше, чем для всех тех мужчин, которых ты знала раньше?

— Боже ты мой!

— Я получаю от него удовольствие, как получал бы, наверное, удовольствие от большого количества денег, но мириться ради этого со всякой чепухой я не намерен.

— Ни даже намека на обыкновенное уважение к женской гордости!

— Вот-вот, в самую точку, — спокойно сказал я, — обыкновенное уважение, обыкновенная вежливость, обыкновенное то, обыкновенное се. А теперь собери все это вместе, и ты получишь обыкновенную интрижку, а вот этого-то мне и не надо. Ты, наверное, и впрямь не та женщина, которая мне нужна, Пегги, хотя какое-то время я готов был поклясться в обратном. Женщине, которая мне нужна, дела нет до обыкновенного к ней уважения: ей нужно уважение необычайное, а это означает такие отношения, где никто никому не станет делать обыкновенных, человеческих, как ты говоришь, поблажек.

— Я тебе не верю, — сказала Пегги растерянно и с тревогой в голосе.

— Ты сама себе противоречишь, — сказал я тихо. — Разве ты не понимаешь, что весь этот цирк собачий, вся эта лесть, галантность — весь тот театр, который мужчина закатывает для женщины — и есть неуважение? Любая ложь — неуважение, а разве это все не ложь? Рыцарский кодекс есть выдумка мужчин, которые не дают себе труда воспринимать женщину всерьез. В тот самый миг, когда мужчина и женщина начинают играть в эти игры, они перестают думать друг о друге как о полноценных человеческих существах: они потому и берутся играть по правилам, что не хотят глядеть своим партнерам прямо в лицо. Что, конечно же, отнюдь не лишено смысла, если думать только о сексе. Теперь, когда все равно уже слишком поздно, я даже могу сказать тебе, Пегги, что ты была единственной женщиной в моей жизни, которую я пытался уважать и принимать серьезно, по большому счету, так же, как я принимаю себя самого. Никакой лжи, никаких мифов, никаких поблажек, никакого лицемерия. Тот единственный возможный для меня вариант отношений с женщиной, которая была бы мне так же интересна по вертикали, как и по горизонтали.

Пегги разразилась нервным смехом.

— Я бы на твоем месте не стал над этим смеяться, Пегги, — сказал я глухо.

— Бог ты мой! — она никак не могла остановиться. — Бог ты мой!

Я повернулся к рулю боком и аккуратнейшим образом врезал ей справа, в скулу. Ее голова, откинутая ударом, стукнулась об оконное стекло, и она тут же начала плакать.

— Вот видишь, я все еще принимаю тебя всерьез, — сказал я.

Тихий стон.

— Попытайся понять меня, Пегги, я не настолько озабочен, чтобы просто укладывать женщин в постель. Я как-нибудь обойдусь. Но я никому не позволю швырять мои Кардинальные Ценности мне же в лицо! Я не привык бить женщин. К черту женщин. Мне нужен человек женского пола, к которому я смог бы относиться так же серьезно, как к себе самому. Если тебя это не устраивает, выкатывайся отсюда, но не смей смеяться над единственным мужчиной, который за всю твою жизнь в первый раз попытался отнестись к тебя на равных.

— Джейк, ради бога! — захлебнулась Пегги и рухнула лицом мне в колени. Новые потоки слез. — Как ужасно быть женщиной!

Я потрепал ее по затылку.

— Наше общество даже искренность заставляет звучать как самую большую ложь.

— Джейк?

— Что?

Загар успел сойти, а потому глаза у нее казались еще более красными, чем тогда, в июле.

— Я умру, если ты скажешь, что уже слишком поздно.

Я пригладил ей волосы.

— Я ведь ударил тебя, не так ли? А это уж совсем не по-рыцарски.

— И слава богу! — Она глянула в зеркало, оценила распухшую щеку. — Пусть бы она никогда, никогда не прошла!

— Знаешь, Пегги, я ведь и в самом деле просто подвез тебя домой, — сказал я, поигрывая ручкой дверцы. — Когда я смогу с тобой встретиться?

Вот теперь ее и впрямь как будто громом поразило.

— Джейк?

— Что?

— Господи, Джейк, сейчас! Ты просто обязан пойти ко мне прямо сейчас!

Я мысленно отдал честь Джо Моргану, il mio maestro,[11] и еще раз — доктору Фрейду, поименователю космической сей свистопляски; и мы проследовали в квартиру мисс Ранкин. И pas de deux, и entrechat,[12] и все такое. Начало было многообещающее, вот только захочу ли я обещания выполнять?

Ты сослужил мне славную службу в тот день, и жаль, что настал вечер, вечер первого моего по-настоящему подпольного визита к Ренни, а я уже не был готов стать тобою, Джо Морган, или другим каким-нибудь танцором. Секс никогда не играл в моей жизни особо значимой роли. Интервалы между женщинами затягивались надолго, и даже полное отсутствие постели меня, как правило, не слишком беспокоило. Эротическое вдохновение, вроде того, что я испытывал большую часть моего первого рабочего дня, посещало меня достаточно редко и быстро рассасывалось. И после первой удачно отыгранной сцены я был обыкновенно более чем труден на подъем — примерно как среднестатистический евнух.

И все же у Ренни, вероятно, в ночь нашего первого с ней адюльтера, вскоре после того как мы сыграли с ней в тайный сыск, сложилось обо мне совсем иного рода мнение — истинного вдохновения, подобающего пылкому любовнику, мне достичь трудно, но я таки в конце концов его достиг, — однако вечером, по пути к ней, я о таких своих способностях даже и не думал. И не было во мне ни усталости, ни скуки, ни печали; ни возбуждения, ни свежести, ни счастья: я был просто мирное животное, лишенное желаний и страстей.

Изначальный акт был результатом образцово-неизбежного стечения обстоятельств. Три дня спустя после шпионской нашей авантюры Джо отправился в Вашингтон (ему нужно было поработать в библиотеке Конгресса) и перед самым отъездом попросил меня на время его отсутствия составить Ренни компанию — просьба вполне морганистическая. Я так и сделал и всю вторую половину дня играл с мальчишками. Никакой необходимости выполнять его просьбу не было, но не было в том и ничего предосудительного. Ренни безо всякой задней мысли спросила, не останусь ли я к обеду, и я остался, хотя, опять же, никаких причин отказаться от привычного ужина в ресторанчике не существовало. Мы едва обменялись парой фраз. Один раз она сказала: «Мне очень не хватает Джо», — но я так и не нашелся, что ей ответить, и, честно говоря, не понял, что же она, собственно, имела в виду. После обеда я вызвался проследить за вечерней ванной мальчишек, потом состряпал им на ночь сказку и уложил их спать. Я мог уйти сразу, но и в том, чтобы остаться еще ненадолго и выпить с Ренни эля, тоже не было ничего экстраординарного. Говорили мы ни о чем и не слишком связно — больше молчали, но мы часто молчали с ней вдвоем и не испытывали при этом неудобства, и я, честное слово, мало что помню из нашего с ней разговора, кроме того, что Ренни пожаловалась на усталость и поблагодарила меня за помощь.