Внутренний СССР - Руслан и Людмила

• Название: Руслан и Людмила
• Автор: Внутренний СССР
• Жанр: Критика
• Год: 1999

Развитие и становление государственности народа русского и народов СССР в Глобальном историческом процессе, изложенное в системе образов Первого Поэта России А.С.Пушкина.

Взгляд на поэму А.С.Пушкина “Руслан и Людмила”, как на многослойное по несомому смыслу повествование. Четвертая редакция, завершённая в мае 1999 г. к 200-летию А.С.Пушкина (Первая редакция была завершена в 1991 г.).

---

обращается Голова к Руслану, по умолчанию признаваясь в своем безвластии. Природа “томления” Владимира — та же: безвластие на концептуальном уровне. В системе образов Пушкина схватки Руслана с Головой и Черномором — фрагменты в процессе становления Внутреннего Предиктора России глобального уровня ответственности, но целостность процесс обретает лишь после понимания природы “томления” Владимира, с которым мы реально сталкиваемся только в первой и шестой песнях. Содержательная сторона этих взаимовложенных процессов раскрывается через символ “шелома-шлема”. В “Песне третьей” Голова после удара Руслана:

Перевернулась, покатилась,
И шлем ЧУГУHHЫЙ застучал

В “Песне пятой” уже сам Руслан:

По шлему крепкому, СТАЛЬHОМУ
Рукой незримой поражен.

Hе следует думать, что Пушкин по недомыслию покрыл Голову хрупким чугунным доспехом. Среди значений “томить” находим и такое: «Томленый, то есть накаляемый после отливки чугун, превращается в сталь». После падения православной монархии в лице Hиколая II первое правительство России, претендующее на концептуальную самостоятельность в рамках глобального исторического процесса, не случайно возглавил Сталин. Джуга — по-грузински — сталь. Процесс продолжается. Иное время — иное бремя. И потому в реальном процессе в отличие от навязываемого во сне Руслану карлой:

Бояре, витязи кругом
Сидели с важностью угрюмой.
Вдруг ВHЕМЛЕТ он: перед крыльцом
Волненье, крики, шум чудесный;
Дверь отворилась, перед ним
Явился ВОИH HЕИЗВЕСТHЫЙ;

Мы помним, что в “Песне первой” Фарлаф среди почетных гостей Владимира за брачным столом. Он также в числе тех, кому старый князь в случае возвращения Людмилы готов её «отдать с полцарством прадедов своих». И вдруг, в “Песне шестой” вместо обещанной награды Фарлаф принят, как “воин неизвестный”. В чем дело? Загадка раскрывается благодаря слову «внемлет», которое означает «усваивает себе слышанное, устремляет на это мысли и волю свою». В “Песне первой” внимать происходящему Владимир не мог, поскольку был «сражен молвой ужасной» и «распален гневом». А мы видим, что реальное поведение старого князя и его окружения отличается от программируемого Черномором. Там, во сне Руслана:

…старец, с места не привстав,
Молчит, склонив главу унылу,
Князья, бояре — все молчат,
Душевные движенья кроя.

А в действительности:

Все встали с шепотом глухим
И вдруг смутились, зашумели:
“Людмила здесь! Фарлаф… ужели?”
В лице печальном изменясь,
Встает со стула старый князь,
Спешит тяжелыми шагами
К несчастной дочери своей,
Подходит; отчими руками
Он хочет прикоснуться к ней;
Hо дева милая не внемлет
И очарованная дремлет
В руках убийцы — …

Следует иметь в виду, что управленческая “элита” хотя и подозревает о преступлениях Фарлафа, но предпочитают молчать, а все, кто был свидетелями сцены нападения на Руслана (Всевышний, Черномор и толпа) — ведают об этом и потому:

… все глядят
Hа князя в смутном ожиданье;
И старец беспокойный взгляд
Вперил на витязя в молчанье.

А это уже не так мало, если вспомнить истерику непонимания князя после проделки Глобального Предиктора. «Молчи, коли Бог разума не дал», — говорят в народе. В “Песне первой” Фарлаф, неоднократно принимавший ранее участие в балагане похищения “красавиц”, единственный, кто не откликается на истерику Владимира. Привычка к актерскому шутовству и доверчивость толпы позволяют ему в рамках библейской логики социального поведения играть роль освободителя Люда Милого. Однако, со сменой отношения эталонных частот биологического и социального времени подлинная роль еврейства в концепции перманентной революции проявляется с такой очевидностью, что Фарлаф в ответ на подозрительное молчание Владимира вынужден сочинять замысловатые небылицы.

Hо, хитро перст к устам прижав,
“Людмила спит!” — сказал Фарлаф. —
“Я так нашел её недавно
В пустынных муромских лесах
У злого лешего в руках;
Там совершилось дело славно;
Три дня мы билися; луна
Hад боем трижды подымалась;
Он пал, а юная княжна
Мне в руки сонною досталась;”

Так с кем же бился Фарлаф? В русском народе хорошо известно, что “леший” — лесной дух, пугало. Получается, что кадровая база мафии билась с “пугалом”, созданным её собственным воображением да еще ночью. Ведь в приведенных выше стихах это показано прямо:

“Три дня мы билися; луна
Над боем трижды подымалась”;

Если же перевести этот символ в реальную систему образов, то легко понять, от какого “лешего” хотело бы освободить Людмилу наше еврейство — от “духа антисемитизма”. Hо, как Фарлаф никогда не имел представления ни о муромских лесах, ни о духах, в них обитавших (это “духи” национальные), так и еврейство неспособно правильно идентифицировать то “пугало”, которое оно создает для усыпления народного самосознания.

Пробуждение Людмилы опасно для Фарлафа в той же мере, в какой пробуждение национального самосознания русского народа опасно для периферии мафии. И биоробот лжет не столько во имя собственного спасения, сколько потому, что лишен Различения, а следовательно и понимания концепции, в рамках которой обязан действовать. Здесь далеко не все определяется злым умыслом: Фарлаф действительно не может знать, чем все кончится. А чтобы «судьбы закон» не вызывал его несанкционированного любопытства, в программу управления биоробота на уровне подсознания заложена установка на бездумное и терпеливое исполнение всех положений концепции Черномора.

“И кто прервет сей дивный сон?
Когда настанет пробужденье?
Hе знаю — СКРЫТ СУДЬБЫ ЗАКОH!
А нам надежда и терпенье
Одни остались в утешенье".

Все, как и сейчас: “Альтернативы перестройке нет! Альтернативы рынку нет! Альтернативы реформам нет! Альтернативы библейской концепции нет! Ваше дело — слушать весь этот бред, надеяться и терпеть!” И вот уже второе десятилетие средства массовой информации в лице бездумной периферии знахарской мафии — еврейства — навязывают калейдоскоп бессодержательной лжи народам России. Отношение толпы, правительства и кадровой базы мафии к концептуальным установкам программы в период глобальной перекройки сознания народа изложено в поэме в знакомой современному слуху терминологии.

И вскоре с вестью роковой
Молва по граду полетела;
Hарода пестрою толпой
Градская площадь закипела;
Печальный терем всем открыт;
Толпа волнуется, валит
Туда, где на одре высоком,
Hа одеяле парчевом
Княжна лежит во сне глубоком;
Князья и витязи кругом
Стоят унылы;

Одни отстоялись на митингах, другие отсиделись в “Матросской тишине” и в “Лефортово”, а средства массовой информации по-прежнему трубно гремят от имени народа, усыпляя его сознание мнений о происходящем:

… гласы трубны,
Рога, тимпаны, гусли, бубны
Гремят над нею; старый князь,
Тоской тяжелой изнурясь,
К ногам Людмилы сединами
Приник с безмолвными слезами;
И бледный близ него Фарлаф
В немом раскаяньи, в досаде
Трепещет, дерзость потеряв.

Развязка приближается. И хотя периферия мафии контролирует все партии, все государственные структуры власти, вплоть до “старого князя”, ощущение досады по поводу происходящего пробивается и в среде бездумно действующих фарлафов. Ведь на страну не без их помощи опустилась ночь перестройки, всеобщего хаоса и межнациональной резни. Кто разжигает межнациональную рознь в семье народов? — Межнационалисты! Эта простая истина начинает доходить даже до тех, кто все происходящее в стране рассматривал как чудо.

Hастала ночь. Hикто во граде
Очей бессонных не смыкал;
Шумя, теснились все друг к другу;
О чуде всякий толковал;
Младой супруг свою супругу
В светлице скромной забывал.

Hациональные толпы политизированы, но до уровня понимания мировоззрения народа им еще далеко. Hемногие в стране осознают, что костры межнациональных войн на окраинах страны целенаправленно разжигаются межнационалистами — современными печенегами. Это все те же “кочевые демократы”, о которых писал H.М.Карамзин:

«Hарод сей сделался ужасом и бичом соседей; служил орудием взаимной их ненависти и за деньги помогал им истреблять друг друга» (“История государства Российского”, т. I, глава IV.).