Рамон Менендес Пидаль - Сид Кампеадор

• Название: Сид Кампеадор
• Автор: Рамон Менендес Пидаль
• Издательство: Евразия
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5-8071-0159-6

Книга знаменитого испанского филолога и историка Рамона Менендеса Пидаля посвящена национальному герою Испании — Родриго Диасу де Бивару по прозвищу Сид Кампеадор (XI век). Сид Кампеадор был испанским рыцарем, активно участвовавшем в Реконкисте — войнах между испанскими христианами и мусульманами за право жить на Пиренейском полуострове. Человек, познавший немилость королей, злобу и предательство соратников, долгие годы сражавшийся в одиночку, Сид вынес на себе основной груз военного конфликта, не изменив своим принципам, и войдя в легенду как благороднейший и храбрейший из испанцев. История Кампеадора — это история человека, ставшего символом испанского характера, гордого, благородного и несгибаемого. Рассказывая о Сиде, Менендес рисует противостояние двух Испании — христианской и мусульманской, сошедшихся в смертельном поединке, из которого суждено было выйти только одной стороне. Блестящий знаток средневековой испанской литературы. Менедес Пидаль создал интереснейшую биографию, выдержавшую рекордное число изданий в Испании и Западной Европе.

---

Героическая энергия

В этих великих столкновениях с альморавидами Сид особо проявил себя в качестве преподавателя храбрости (catedratico de valentia), как его назвал в своей апофтегме Хуан Руфо, задолго предвосхитив выражение учитель энергии, отнесенное к Наполеону,53 но которое можно было бы отнести и к завоевателю Валенсии. Во всех жизнеописаниях Сила рассказывается, что герой лично принимал участие во всех своих предприятиях. На поле боя он подвергал серьезнейшей опасности свое тело, а в делах управления брал на себя целый набор обязанностей.

Благодаря удивительному напряжению сил ему удалось справиться со сложнейшими проблемами Леванта, над которыми безуспешно бились император, Альвар Аньес, монархи Арагона, Сарагосы, Дении и граф Барселоны. Отвергнув тщетные притязания всех остальных, Сид установил свой протекторат над вожделенной для многих и раздробленной левантийской областью и удержал его, проявив величайшую стойкость; то, что он с таким трудом создавал, дважды уничтожалось, и оба раза груз проблем казался неподъемным: в первый раз это было связано с завистливым гневом Альфонса, во второй — с поползновениями Юсуфа, но оба раза Сид терпеливо все восстанавливал.

Кампеадор кажется неразумным, когда один, без поддержки какой-либо государственной организации, подступает к Валенсии — без средств, даже без дневного запаса провизии, исполненный решимости вернуть себе власть, которой его лишили во второй раз, и на сей раз ему противостоит такой враг, которого не смогли одолеть сильнейшие государства Испании; Сид в одиночку намерен сделать то, чего не сумел сделать христианский император, и сделать это в противоборстве с императором мусульманским. Этот октябрьский день 1092 года увидел проявление высшего героизма. Твердая воля одолела капризную фортуну с ее резкими перепадами настроения, пригвоздила ее своевольное колесо к месту, и сметающий все, сокрушительный бег времени словно замер.

Лучшую похвалу сверхчеловеческой энергии Сида дает Ибн Бассам. Со страстным восхищением, смешанным с ненавистью, он пишет через десять лет после смерти героя: «Могущество этого тирана давило все сильнее; тяжелым бременем оно легло на прибрежные районы и на горные плато, вселяя страх в души и тех, кто был рядом, и тех, кто находился далеко. Его неуемное честолюбие, его неистовая жажда власти наполняли сердца ужасом. Однако неизменная и разумная энергичность, мужественная твердость характера и геройская отвага делали этого человека — бич своего времени — чудом среди величайших чудес Бога».

Так враг-мусульманин — подобно Мандзони в оде, посвященной Наполеону, — благоговейно склоняет голову перед глубоким следом созидательного духа, который Господь запечатлел в этом герое.54

Никакой пророк не принимается в своем отечестве55

В начале своей деятельности Сид полностью посвятил себя политической жизни и борьбе за удовлетворение претензий Кастилии к Леону и Наварре. Он определил исход кризисного момента испанской истории: благодаря победам Сида как альфереса Санчо II политическая гегемония, ранее традиционно принадлежавшая Леону, перешла к Кастилии.

Король Санчо и его альферес были замечательной парой: король воплощал смелое честолюбие, вассал — умеренность и удачу. Оба намеревались перекроить карту Испании по своему вкусу. И хотя история есть в огромной мере порождение коллективного начала и лишь в малой — индивидуального, мы имеем полное право предположить: если бы эту удачливую пару не разбило убийство в Саморе, вторжение из Африки было бы остановлено и Реконкиста закончилась бы намного раньше.

Но в результате предательского убийства Санчо II и изгнания его альфереса единство Кастилии и ее Кампеадора было разорвано. Разорвано по тяжкой вине Альфонса VI, как отчетливо видели современники и как сформулировала в знаменитой похвале изгнаннику старинная «Песнь»:

Честной он вассал, да сеньором обижен.

(Стих 20)

Однако виноват в этом не только лично монарх. Когда леонский король взошел на трон Кастилии, кастильское общество приняло сторону сильного и отшатнулось от Сида, более не желая признавать достоинств изгнанника.

Непонятый и отторгнутый, Кампеадор был вынужден покинуть Кастилию и проявлять активность в отдаленных землях; он искал поддержку в иностранных королевствах, где с трудом обрел союзников — сначала графа Барселонского, а потом короля Арагона: каталонцы и арагонцы, поначалу настроенные враждебно, все-таки оценили героя раньше кастильцев Альфонса.

Это перемещение сферы деятельности Сида и области, где он стал известен, отражено в литературе. Дюмериль и Мила давно заметили, что первая известная песня, повествующая о Сиде, «Песнь о Кампеадоре (Carmen Campidoctoris)», написанная по-латыни сафической строфой, имеет не кастильское, а каталонское происхождение. Позже я (безотносительно к «Саrmen») доказал, что второй поэтический документ, «Песнь о моем Сиде», тоже был написан на территории, которая в то время называлась Кастилией, но в эстремадуре, то есть в пограничной области, в земле Мединасели, причем поэтом, который даже говорил не так, как кастильцы из Бургоса, — вплоть до того, что он иначе произносил дифтонг ие. Теперь, изучая исторические источники информации о Сиде (помимо двух вышеуказанных), я с удивлением обнаружил, что первый исторический текст, посвященный Сиду, «Истории Родриго», тоже происходит не из старинной Кастилии — области, жителей которой автор обвиняет в зависти к герою и непонимании его, — а из районов, пограничных с Сарагосой и Леридой, то есть из тех мест, где Сид действовал во второй половине жизни.

Отсюда весьма очевидно вытекает важное соображение: первый и самый активный очаг восхищения Сидом находился не в Бургосе, а намного дальше, в землях Сарагосы и в той местности, которую позже назвали Каталонией, то есть на границах Леванта, которые Сид защищал и охранял в последние годы жизни. В эти годы Кастилия, место первых подвигов Родриго, старалась подладиться к властному характеру императора, и бургосцы, не отличавшиеся достаточной гибкостью, как Мартин Антолинес, были вынуждены оставить родину вместе с Сидом. Таким образом, Бургос, официальный Бургос, осознал, что его сын — герой, лишь услышав его восхваления извне. Древняя истина, что в своем отечестве никого не признают пророком, пока его не увековечат за границей, не имеет иных исключений, кроме случая пророков местного масштаба, домашних знаменитостей, конечно, до чрезвычайности славных у себя в стране, но не за ее пределами.

Альфонс VI и Сид

Главный виновник непризнания Сида, Альфонс VI, наносил тем самым немалый вред самому себе. Мы уже видели, какие неудачи его преследовали в ходе борьбы с альморавидами при жизни изгнанника. После смерти последнего папа Пасхалий II письменно выразил в 1100 г. Альфонсу сочувствие в связи с победами африканцев; в том же году Генрих Бургундский, зять Альфонса, потерпел тяжелое поражение при Малагоне, а в 1108 г. под Уклесом разгромили Гарсию Ордоньеса.

В этой катастрофе «заклятый недруг» Сида Гарсия Ордоньес, которому Альфонс всегда оказывал все официальные почести и который всегда демонстрировал крайнюю заурядность и бездарность, погиб, а вместе с ним и единственный отпрыск Альфонса мужского пола, сын мавританки Зайды. В результате этого поражения были потеряны Уклес, Уэте, Оканья, Куэнка — все земли, переданные Альфонсу мавританкой Зайдой, теперь оказались под властью альморавидов, в пику которым Мутамид в свое время уступил эти крепости, когда его невестка нашла убежище у Альфонса. Король умер от горя через год после смерти единственного сына.

Конечно, Альфонс был не из тех королей, чьим единственным фиктивным достоинством является высшая должность и которые для своих подданных в их повседневной жизни составляют лишь бесполезное бремя; он в сражениях не щадил своей крови и крови единственного сына, и этого для нас достаточно, чтобы понять, до какой степени он испытывал благородное чувство ответственности, которую налагал его сан. Как правитель он показал себя решительным продолжателем дела обновления Испании, дела, которое начали его отец и дед, как рыцарь был неутомимым воителем, как светский человек имел полный комплект счастливых качеств, позволяющих ему всегда оставаться любимцем фортуны и вызывать симпатии многих; громкие цареубийства в Кастилии и в Наварре, ошибки эмира Толедо, позднее и бесполезное раскаяние эмиров Севильи и Бадахоса, разочаровавшихся в альморавидах, — все это оказалось очень на руку Альфонсу. Но, с другой стороны, поскольку в детстве Альфонс был любимцем родителей и сестер, которые его до крайности переоценивали, он вырос эгоистом, себялюбцем. Так, он высокомерно вел себя с андалусскими эмирами и настолько третировал их, что это их подтолкнуло просить вмешательства альмо-равидов, не раз проявлял неблагодарность по отношению к своим постоянным союзникам — королям Арагона и в довершение всего отличался обычным пороком правителей, лишенных великодушия: ради своего удобства и по небрежению они всегда возвышают бездарностей — как во дворцах, где имеются гаремы, так и в тех, где держат камарилью. Альфонс предпочитал людей неспособных, и бойня при Уклесе стала для него последней, но не единственной расплатой за неумную антипатию к Сиду, всегда непобедимому, и за пристрастие к Гарсии Ордоньесу, всегда терпящему поражения.