Борис Екимов - Мальчик на велосипеде

• Название: Мальчик на велосипеде
• Автор: Борис Екимов
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Чего велеть, я и сам неглупой,- ответил мальчик сдержанно, но с досадою.

Хурдин это понял.

- А я и забыл, когда косил,- сказал он. - Давно-о... Не дашь попробовать? Любопытно: забыл или нет?

- Попробуйте,- ответил мальчик.

Опустившись на колено, он подправил косу бруском и подал ее Хурдину, добавив:

- Она вам не с руки.

Конечно, косье было коротко, и Хурдину пришлось чуть не к земле присесть. Мальчик не выдержал, прыснул в кулак и отвернулся.

Хурдин маханул косенкой высоко, по маковкам. Второй замах взял ниже и вонзил носок в землю. Вытянул его, очистил, и снова косу поднял. Но ничего не получалось. Одно дело - забыл, другое - косенка игрушечная. В две минуты упарившись, Хурдин сдался.

- Нет,- сказал он. - Не могу.

Честное признание смягчило мальчика.

- Конечно... привычку надо. Надо держать ее вот так,- он косу взял и махнул ею, подправляя испорченное. И после двух-трех взмахов его ровная кошенина осталась да валок травы.

- А много у тебя коз?

- Три.

- Ну, и накосишь?

- Накошу помаленьку. Кто за мной гонит? Мамка вот придет, с Ленкой будет сидеть, так запросто.

Мальчик махнул рукой. А рука была детская, хоть и темная, но еще с детской нежной кожею. Стертые и засохшие волдыри мозолей светлели на ней. Хурдин стоял и глядел, а мальчик на него. Но пора было уходить, не мешаться. И Хурдин ушел.

Ягоды его больше не занимали. Он шел, порою оглядывался, и за кустами смородины, а потом за березовой зеленью виделся ему мальчик, мужичок с ноготок.

* * *

Хорошо было сидеть возле кухни, под грушею. Зыбилось по земле пестрое рядно теней и солнечных пятен. Белые капустницы в палисаднике присаживались и вновь устремлялись в пыряющий полет. Большая стрекоза, скрежетнув жесткими крыльями, села на высокую былку и замерла, сияя под солнцем переливами золотого, зеленого и алого цвета. Молодая гусыня с поздним выводком, гагакая, вошла во двор. Поперек клюва у нее стрельчатым усом торчало большое перо. Хурдин позвал:

- Мама, мам...

- Чего, сынок? - вышла из кухни мать.

- Зачем у гусыни перо в носу?

- Где? - посмотрела мать и засмеялась. - Какой-то ты, вроде и не я тебя родила. Все перезабыл. Бьет она гусяток, дура глупая. Вот перо и вставили, чтоб не могла тронуть.

- А-а-а,- понимающе протянул Хурдин и оправдался на материн упрек: Откуда мне помнить, сто лет не видал. А цыплят... Мам, я уж цыплят и забыл, какие они есть.

- Раньше вы их от коршунов стерегли. Ныне-то коршуны перевелися, а бывало...

Но иная мысль пришла к Хурдину, и он сказал:

- Я-то еще что, а вот Герка с Володей и не видели сроду цыплят. Только в кино.

- Они бабку-то родную лишь в кино видали,- осуждающе сказала мать,- не токмо что цыплят.

Хурдин опустил глаза, вздохнул, и мать его пожалела:

- Да чего ж, раз жизнь такая пошла... - и перевела разговор на другое: Я, сынок, ныне на работу хочу с обеда. Управляющий просил. А как же... не могу я отказать. Из его рук живем. А ты, сынок, мне окажи помочь. На картошке жуков поморить надо. Сумеешь?

- Конечно,- ответил Хурдин.

В ту пору, позванивая ведрами, к колонке подкатил мальчик на велосипеде, и мать крикнула ему:

- Сережа! Ты ныне сбирался жуков морить?!

- Поеду,- ответил мальчик.

- Дядю с собой возьми. Подкажешь ему! Хлорофос у нас есть! А ты ему подкажешь, он не могет!

- Ладно,- отозвался мальчик. - Заеду.

- Он заедет за тобой,- передала мать Хурдину, словно тот не рядом сидел. Заедет и тебе помогет. Надо картошку спасать.

Мать ушла на работу, и скоро на улице послышалось велосипедное звяканье и дребезжанье. И голос мальчика позвал:

- Дядя, поехали!

Хурдин взял велосипед и вышел за двор. Мальчик ожидал его не один: в тележке, прицепленной к велосипеду, сидела девочка, обняв руками цинковое ведро.

- Помощница? - спросил Хурдин.

- Помогать Сеёже, помогать буду,- быстро и довольно понятно выговорила девочка.

- Орет. Не хочет одна,- объяснил мальчик.

- Помогать буду. Лена будет помогать.

Она удобно сидела на старой телогрейке, обняв руками ведро, и езды не боялась.

Проехали хутор и солонцовую пустошь, где телята паслись.

- Маенькие теята! - оборачиваясь к Хурдину, закричала девочка.

- Маенькие гусята! - обрадованно возвестила она, когда проезжали плотину и пруд с птицей.

У садов, огороженных не столько плетнями, сколь завалами сухих веток, у перелаза спешились. На земле девочка оказалась совсем крошечной, в длинном бордовом платье.

- Ты сними с нее, а то жарко,- предложил Хурдин.

- Да, снимешь... - усмехнулся мальчик.

- Касивое паатье... Касивое... - горделиво сказала девочка, поняв, о чем речь. - Мое...

- Очень красивое,- подтвердил Хурдин, пересаживая ее через ограду, в сад.

Эти сады лишь по старой памяти назывались садами. Вербы тут росли, тополя, огороды сажали, косили сено. Хурдин свой огород угадал. Картошка на нем стояла в колено. И на сочных листах ее, там и здесь, гнездились полосатые колорадские жуки, а уж личинок была и вовсе пропасть.

- Сейчас я с Ленкой... Пусть она поливает,- сказал мальчик.

- Поивать буду,- подтвердила сестренка, горделиво задирая нос. - Мой капуста... Мой люк,- и заспешила за братом.

В малую "копанку" возле берега мальчик налил воды, вручил сестре игрушечное ведерко и наказал:

- Гляди в речку не лезь. Там глубоко...

- Губо-око... - покашиваясь на воду, подтвердила девочка. - Поивать буду. Мой капуста. Мой люк.

- Да, поливай. Молодец.

Зачерпнув из "копанки", девочка заспешила к огороду, косолапенькая, в длинном, тяжелом платье.

Хурдин с мальчиком развели хлорофос и, помахивая вениками, принялись кропить картофельные кусты пахучей отравой. А девочка топотила по дорожке, от "копанки" к огороду, подавая о себе весть:

- Поиваю! Мой капуста!

- Молодец! Хорошо Лена поливает,- усердно хвалил ее мальчик. - Хозяйка!

- Хозяка! - звенел в ответ веселый голосок.

- Хозяйка, хозяйка!

Хурдину картофельные кусты были в колено. Он кропил их не спеша, курил, стараясь дымом перебить хлорофосовую вонь, порою останавливался, поглядывая вокруг. Огородные деляны лежали вправо и влево.

- Чья это? - спросил он, указывая на сорный, бурьяном поросший участок.

- Фалалеевых,- ответил мальчик и добавил осуждающе: - Будут жалиться: семена плохие, не уродилася.

- А помногу накапываете?

- Мы с мамкой в том году тридцать мешков нарыли.

- Хорошо.

От хлорофосового духа начинало подташнивать, и Хурдин, оставив ведро и веник, к берегу пошел, чтобы отдышаться.

Сады и огороды лежали по обе стороны речки. Пруженая и перепруженная, она, считай, не текла. Местами, где еще били со дна ледяные ключи, речка раздвигала камыши омутами с белыми лилиями и кувшинками.

Мальчик подошел незаметно и сел рядом.

Сестренка подле брата пристроилась, расправляя намокший подол.

- Уста-а. Потом снова буду поивать.

- Скупнуться... - сказал мальчик и, быстро сбросив легкую свою одежду, с разбегу кинулся в воду.

- Он па-авать умеет,- горделиво заявила сестренка. - Па-авает.

Мальчик плавал. В желтоватой воде вьюном вилось тростиночное тело.

Ухнул в воду Хурдин. Плеснула на берег волна, и камыши зашуршали. Даже сейчас, за полдень, студеной была вода, и Хурдин быстро полез на берег. За ним и мальчик.

И снова принялись они за свое дело. В горячем воздухе, перебивая пресный запах воды и полынкового сена, поплыл тяжкий хлорофосовый дух.

Вечером мать Хурдина хвалила:

- Молодец, сынок. Помочь мне оказал. А я выход заработала - може, мне зернеца поболе уделят.

Темнело медленно, и вроде менялась погода. В закатной стороне низкие пепельные облака шли на юг, а над ними летучий небесный дым багряными клубами мчался к северу, к северу. А над хутором стояло чистое небо, с ясной вечерней зеленью.

Хурдин собирался в гости. Из привезенного, московского, набрал он конфет, печенья, пачку халвы, коробку фломастеров взял, детскую книжку и попросил мать:

- Ты бы собрала чего-нибудь. К мальчику я хочу сходить, к Сереже. Сметаны, что ль, молочка... Вареники там остались, давай отнесу. Только подогреть надо.

- Сами они подогреют, у них газ. А чего ты к ним?

- Да поглядеть. Одни живут... И вы к ним как-то относитесь... Не по-людски.

- А мы чего... Мы ничего...

- Вот то-то и оно, что ничего,- попенял Хурдин сдержанно.

Но мать его поняла.

- Сынок, сынок... Нас самих бы кто пожалел. А уж об них нехай начальство горится.

- Что начальство. Вы бы сами, пока отца-матери нет...

- Такого отца век бы не было. Они хоть вздохнули без него. Пропил их вплоть до подушек. Подушками по хутору торговал.

- И брали?

- Люди на все идут.

- Да... - покачал головой Хурдин.

Гостинцы сложил он в сумку и пошел. Улица хутора была пуста. Хаты светились вечерними огнями. Дом мальчика сиял незатворенными окошками. Хурдин вошел в распахнутые ворота, поднялся на крыльцо, постучал.