Ракипов - По следам героев

• Название: По следам героев
• Автор: Ракипов
• Издательство: Татарское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1975

«За один бой человек стал героем. Легко и быстро, — думают порой подросток или юноша. — Будь на его месте, я бы сделал то же самое». Прочитав книгу, они поймут, что истоки героизма — это величие духа, безграничная любовь к Родине и вместе с тем ежедневный упорный труд, беспрерывная учёба и бескорыстная дружба.

Книга посвящена памяти героев — отважных сынов советского народа.

---

Окончательно сбитый с толку, я залёг в своей комнате. Кто он, Зайнетдин Ахметзянов? Зачем вдруг понадобился старому скульптору именно сейчас, во время отдыха? Он что, имеет какое-то отношение к нашему сегодняшнему разговору?

На следующий день я отправился в поездку, которую задумал ещё до прибытия в дом отдыха. Поехал по местам, где начались и развернулись жесточайшие бои за освобождение Киева.

Дороги прекрасные, автобусы ходят превосходно. За какие-нибудь два часа проехали с добрую сотню километров. За окном проплывали весёлые перелески, кукурузные и пшеничные поля, на пути часто встречались уютные сёла и местечки с добротными каменными строениями в центре — школой, клубом, магазинами. И буквально всё было в объятиях зелени. Словно и не было в этих краях никакой войны, и не проносился никогда тут её огненный смерч. Знаю: так кажется только на первый, мимолётный взгляд. А приглядеться — не счесть следов войны на этой земле, как не счесть до сих пор ноющих рубцов, оставленных ею в сердцах и памяти людей. Вон на площади в центре села возвышается краснозвёздный обелиск на братской могиле, на надгробной плите — цветы… Седоволосая мать в чёрном с ног до головы поправляет могильный холмик… Нет, не зажили ещё раны в памяти людской, ещё дают они себя знать болью утрат…

В селе Юровка пионеры провели нас к доту, что на том берегу небольшой речки. Двадцать пять лет минуло, а ни ветры, ни дожди не смогли стереть с его стен копоти боёв. Эту железобетонную оборонительную точку № 205 отстаивали бойцы под командованием лейтенанта Ветрова. Оставшись во вражеском кольце, они держались двенадцать суток, двенадцать дней и ночей под градом бомб и снарядов отбивали атаки осатаневших от их упорства и стойкости гитлеровцев, перекрывали шоссейную дорогу. Когда к ним пробрались бойцы 147-й стрелковой дивизии, чтобы вывести из окружения и взорвать дот, они сказали: «Дот будем защищать до последнего вздоха. Оставьте нам только боеприпасы и продукты». До последнего патрона сражался боец 737-го полка Соболев. В его комсомольском билете была найдена записка: «Пусть знает враг: воины Красной Армии в плен не сдаются… Я уже уничтожил около двадцати фашистов и буду биться за Родину до последней капли крови. Если мне придётся погибнуть, я погибну героем, глубоко веря в разгром фашизма, в то, что победа будет за нами».

Незабываемый в памяти дот есть и неподалёку от села Кременище, что в Святошинском районе. Его гарнизоном командовал младший лейтенант комсомолец Якунин. Советские воины отразили десятки вражеских атак. На подступах к доту нашли свою смерть сотни гитлеровцев, было выведено из строя много машин, мотоциклов и другой техники. Четверо суток вёл бой с непрерывно наседавшим врагом крошечный гарнизон дота. Не осталось ни капли воды, ни крошки еды. Вышли все патроны. Но советские воины не сдавались. Тогда фашисты направили на дот танки с огнемётными установками. Дот горел, как пакля, пропитанная мазутом, пламя гудело и бесновалось. Но дверь дота осталась закрытой — одиннадцать героев предпочли смерть в огне и дыму, чем вражеский плен… Кто они — никто не может сказать. Возможно, среди них были и наши земляки, уроженцы Татарии? Возможно, эти парни, мужество и стойкость которых не может не вызывать изумления и преклонения, числятся среди пропавших без вести? Кто знает?.. Могилы советских воинов здесь в каждом селе. Только в колхозном саду, шумящем своими деревьями возле станции Жулян, похоронено 800 неизвестных бойцов и командиров, павших в сорок первом при обороне Киева.

В сёлах Казаровичи, Староселье фашисты расстреляли, повесили, сожгли и закопали живьём десятки людей. За укрытие самой обыкновенной рыбацкой лодки грозила смертная казнь. Но никакие угрозы и репрессии не могли остановить советских людей, которые, веря в неизбежное возвращение Красной Армии и изгнание захватчиков, стремились сберечь, сохранить всё, что могло ей пригодиться. И когда наша армия, круша врага, вышла к берегам Днепра, жители прибрежных сёл передали воинам-освободителям триста лодок. В селе Сваромье, например, Галина Тригуб, узнав, где затоплены лодки, подняла их и за одну ночь десять раз пересекла Днепр, перевозя на правый берег наших бойцов. К сожалению, мы не застали её в селе: она по делам уехала в Киев.

На околице села Сваромье когда-то весело шумели листвой белосарафанные красавицы берёзки. Теперь нелепо топорщатся куцые обрубки. Нет, их не побило молнией. Их покалечила война. Повсюду полуосыпавшиеся окопы, траншеи. Чуть покопаться, найдёшь позеленевшую гильзу, ржавый затвор, автоматный диск.

Воспоминания о форсировании Днепра Красной Армией народ хранит в памяти как один из величайших её подвигов, как проявление массового героизма. Именно здесь, в этих местах, наши первые батальоны перебрались на землю Правобережной Украины. Те, кто был очевидцем этого, никогда не забудут картины переправы. Войска не стали поджидать сапёрных частей, наводить мосты. Используя все подручные средства, бойцы и командиры смело пускались в плавание по бурным, по-осеннему холодным водам Днепра. Из брёвен и досок, из всего, что могло держаться на воде, связывались плоты, на них вкатывали орудия, устанавливали миномёты, пулемёты и чем попало под руки гребли к правому берегу. Пять-шесть человек — больше такой плот не выдерживал. А тут ещё налёт за налётом немецкой авиации, копны вздыбленной бомбами воды. Сколоченные на живую нитку, плоты разваливались, но продолжали плыть — вперёд, вперёд! Их толкали солдаты — вплавь, по шею в воде, толкали неустанно! И каким-то чудом удерживали на них орудия, которым предстояло громить врага. В небе, надрывно ревя моторами, бесились вражеские самолёты, а по реке плыли и плыли советские бойцы — на рыбацких лодках, на связанных бочках, на всём, что могла придумать солдатская смекалка. И не было числа храбрецам. Седой Днепр стонал и пенился, седой Днепр был в крови…

Когда я вечером, еле волоча ноги, вернулся в дом отдыха, мне сказали, что целый день меня разыскивал скульптор Кравченко. Я не стал расспрашивать, где он, чего хотел, а прямёхонько направился к скамейке под старой сосной.

Как я и предполагал, Кравченко был на месте вчерашней нашей беседы.

— Вот такие дела, хлопче, — сказал он, едва мы пожали друг другу руки. — Где сейчас живёт-проживает Зайнетдин Ахметзянов, я не смог узнать. Придётся тебе самому его поискать, когда вернёшься к себе домой.

— А кто он такой, этот Ахметзянов?

— Ты не знаешь? — В глазах Кравченко было удивление и недоверие. — Не знаешь Зайнетдина Ахметзянова, своего татарского героя? Вот так-так…

— Героев татар можно, наверное, найти в каждом уголке Союза. Обо всех, к сожалению, не узнаешь. У нас собраны сведения только о тех, кто родился и вырос в Татарии.

Старый скульптор обозлился.

— А если о тех, которые, как ты говоришь, родились и выросли в других краях, народ узнает, так это что, плохо будет, да? Они тоже гордость татарского народа!.. Нет, видите ли, полных сведений! А кто будет собирать эти сведения?

Мне нечего было сказать в ответ. Я покраснел и отвернулся. Установилось напряжённое молчание. Вдруг навалилась духота, тугая, липкая. Окончательно осатанели комары. Их противный звон — «в з-зенки, в з-зенки, ужалю» — выводил из себя. Скульптор молчал. Пускай бы лучше стыдил, ругал, читал мораль. Молчит. Одни комары, как и мои навязчивые мысли, так и вьются, так и вьются вокруг, сколько их не гони. Наконец, старик крякнул.

— Ладно, — сказал он. — Я расскажу тебе одну историю. А уж о том, надо или не надо бежать, да-да, бежать навстречу фактам, даже намёкам о героях, суди сам. Я очень хорошо знал Ахметзянова… Когда началось сражение за Киев, один из моих друзей сказал Зайнетдину: «Если останусь жив, я увековечу твой образ, чтобы даже дети наши склоняли перед ним головы». Он сдержал слово. Хоть и с опозданием, но сдержал, выполнил обет. — Голос у старого скульптора задрожал. Он достал папиросу, разминая, порвал её, выбросил, вынул другую, закурил. Глубоко затянувшись и немного успокоившись, Яков Александрович продолжил:

— С Зайнетдином Ахметзяновым мы служили вместе в сто тридцать четвёртом отдельном сапёрном батальоне одиннадцатого гвардейского танкового корпуса. Корпус входил в состав Первой гвардейской танковой армии, которой командовал М. Е. Катуков. Сейчас он маршал бронетанковых войск, дважды Герой Советского Союза. А воевали на Первом Украинском фронте. Комбатом у нас был капитан Бирюков, а одиннадцатым гвардейским танковым корпусом командовал генерал-лейтенант А. Л. Гетман.

Шёл сорок третий год. Где-то в начале августа Генштаб Красной Армии направил в части «Руководство по форсированию рек». Мы его изучили как следует. Особое внимание обращали на использование подручных средств при переправе, местные стройматериалы, методы боёв на захваченных у врага плацдармах. Каждый с волнением и понятным только бойцу нетерпением ждал сигнала к наступлению и думал, как бы лучше выполнить свой воинский долг.