Юлия Остапенко - Русская фэнтези-2008

• Название: Русская фэнтези-2008
• Автор: Юлия Остапенко
• Издательство: АСТ, АСТ Москва, ВКТ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-051508-0, 978-5-9713-7875-4, 978-5-226-00327-1

Один из самых любимых жанров авторов и читателей фантастики в нашей стране. Фэнтези — во всем ее многообразии. Озорной юмор — и вполне серьезные проблемы.

Увлекательные приключения — и оригинальные философские концепции.

Мистические городские легенды — и неожиданные, таинственные повороты истории…

Многообразие сюжетов и образов, персонажей и ситуаций.

Повести и рассказы, относящиеся ко всем возможным стилям и направлениям фэнтези.

Содержание:

Юлия Остапенко. Лицо во тьме

Людмила Климкина. Глаза Бога

Алексей Молокин. Коробейник (Трое из сумы)

Галина Гриненко. Переэкзаменовка

Виктор Ночкин. Конь рыжий

Михаил Вайнштейн. Закон, порядок и справедливость

Виктор Шибанов, Сергей Белоусов. Паломничество в ад

Мария Парфенова. Ученик чародея

Генри Лайон Олди. Скорлупарь

Святослав Логинов. Белое и чёрное

Александр Зорич. Королева Кубков, Королева Жезлов

---

Алиса Егоровна опытная женщина. Когда-то она работала инженером в конструкторском бюро, специалистом по сопротивлению материалов. Мы уже тогда ее знали, хотя, конечно, не так хорошо. Иногда она раскладывала нас прямо на своем кульмане, на пахнущих графитом чертежах детских санаториев и техникумовских общежитий, а ее товарки, с обремененными тушью «Ленинград» ресницами (как видите, у нас было время досконально изучить материальную культуру места нашего последнего назначения), боязливо таращились на результаты гадания, прозревая сквозь нас… нет, не будущее, но всего лишь свои меленькие мечтания и пустые страхи.

Тогда наша Алиса знала только три расклада: вездесущий «Кельтский крест», ответчика на все важные вопросы, простодушную, как цыганский романс, «Малую подкову» (в ее тетради, с выбитым золотом Марксэнгельсом на обложке, она была помечена ремаркой «на любовные взаимоотношения») и расклад из трех карт «Утро-день-вечер», который прорицал день текущий.

К моменту выхода на пенсию наша Алиса была уже настоящей эрудиткой по части раскладов — раскидистых, как калина, струящихся синусами-косинусами, фигурных, уже почти фигуристых, линейных. Она разговаривала ими, а иногда даже глаголала. Как и положено мастерице.

Но тогда гадалка Алиса, еще только осваивающаяся в возрасте бабы-ягодки, напоминала дворового гитариста, пытающегося сыграть на трех привычных аккордах сразу все полюбившиеся мелодии — от «…сбил его товарищ Ли-си-цин» до «Ты прошла как каравелла по высоким волнам…».

Все ее тогдашние клиентки хотели одного: любви. Случалось, она раскладывала «Малую подкову» дюжину раз за день.

В те времена «Кельтский Крест» с его судьбоносными ответами на важные вопросы и даром никому не был нужен. На глобальный вопрос «куда идти?» тогда отвечали очень локально — к любовнику. Это потом, когда Алисино КБ закрыли, а на его месте возвели нечто капиталистически-фалличное, когда все прочие КБ и НИИ были распроданы или превращены в доходные дома, «куда идти?» вопрошали многие, пламенно глядя в пустоту перед собой.

Во времена развитого социализма я, Король Кубков, поль-зовался незаслуженно высокой популярностью — это роднило меня с музкомедией и болгарскими курортами. Каждый второй расклад Алиса делала на меня. По науке я назывался «сигнификатором». И хотя мужчины, как и женщины, подлежат влиянию четырех основных мастей статистически равномерно, распадаясь на четыре основных группы, по замечательной иронии судьбы советские труженицы хотели видеть именно во мне символическое воплощение своего возлюбленного.

— Он какой, ваш мужчина? — спрашивала клиентку Алиса, теребя свои массивные янтарные бусы, привезенные из прибалтийского отпуска.

— Ну… какой-какой… Ласковый, — отвечала девушка из отдела кадров.

— Чувственный?

— Очень.

— Знак Зодиака его не знаете? Хотя бы день рождения?

— Только познакомились…

— Глаза голубые?

— Кажется.

— Ну… — с покорным вздохом резюмировала Алиса, — значит, будет Король Кубков.

Я ложился в верхний правый угол стола, а подо мной, на сияющих священным ужасом глазах девушки из отдела кадров, росла «Малая подкова». Она сулила вопрошающей служебный роман в крымской санатории, два аборта и перевод с повышением.

Реальные возлюбленные этих девушек — машинисток, инженерок, лаборанток — в жизни были либо Королями Мечей, либо Королями Динариев, изредка — Королями Жезлов (правда, эта честолюбивая публика сторонилась всяческих КБ как проказы). Но девушки не замечали как будто. Они хотели видеть своих мужчин поэтами, страдальцами и этакими универсальными леонардо-да-винчами. Последнее было ближе к правде, нежели первое и второе. Мужчины, на которых гадали кабэшные жизели (уж я-то знаю, ведь я ходил за этой информацией к Заоблачным Вратам!) были и впрямь многогранны, но лишь в сфере личного. Дома — поблекшая жена при упрямом чаде, в курортном городе — подруга-художница, на десять лет старше, в конторе — страстишка с химией и на каблуках. В поэзии они не смыслили дальше «все возрасты покорны», а если и страдали, так от простатита.

* * *

Внучку Алисы Егоровны звали Тата.

Ей было одиннадцать с половиной лет. Опасный возраст, когда в теле уже пробуждаются дурные репродуктивные соки, а ум и душа еще вовсю живут бесполой горней тишиной андерсеновских сказок и звериным озорством санных катаний с ледяной горы. Возраст, изрядно оскверненный писателем-бабочковедом и основанной им сектой литераторов-лолитописцев. К счастью, наша Тата была ненимфетна — не то чтобы совсем некрасива, но вовсе не отмечена печатью той особой, через старческие морщины и целлюлит пробивающейся прелести, которая уже в тринадцать-четырнадцать делает девочек капризными и блудливыми.

Лицо у Таты было широким, с чуть припухшими от застоя лимфы щеками и большим красным ртом, глаза же, напротив, были у нее небольшие, неопределенного какого-то грязно-серого цвета, взгляд чаще рассеянный или отсутствующий, речь медленная, грубоватая, по-мальчишески маловнятная. Славных русых кудряшек, абрикосового пушка на лягвиях и выразительных гримасок, вызывающих приток крови к пещеристым телам, — всего этого за Татой не водилось. В общем, с точки зрения современных эстетов, второй сорт. Королеве Динариев, она самая дальнозоркая из четырех королев, было ясно, что когда Тата вырастет, служить она будет Мужскому Богу, а вовсе не Великой Богине, что, впрочем, не помешает ей при желании выйти замуж и произвести одно-два чада.

Мы, плоский народец, познакомились с Татой одним зимним вечером.

Тата болела пневмонией, Тату лихорадило. Алиса, на попечении которой уже несколько лет находилась девочка, не знала что предпринять, чтобы облегчить горящему тельцу его, не в этой жизни заслуженные, мучения. Тата отказывалась кушать, отказывалась разговаривать и, что самое вредное, не желала принимать лекарства. Только брыкалась под одеялом и жалобно подвывала. Бабушка уже почти согласилась с тем, что дитятко придется поместить в больницу — брыканья Таты она принимала за судороги. Чтобы поднять болящей настроение, был закуплен целый лоток киндер-яиц с игрушками внутри. Но, выковыряв из шоколадной скорлупы дурно отлитый из пластмассы трехколесный велосипед, фигурку рыцаря с копьем и пупырчатую жабу, Тата потеряла интерес к забаве, смахнула дребедень с одеяла на пол и громко, жалобно разревелась.

— Не хочу яйца! Хочу сейчас карты!

Ни слова не говоря, бабушка принесла Тате затрепанную колоду игральных карт, она осталась от первого мужа нашей патронессы, барабанщика военного оркестра.

— Не эти карты! А твои! Те, такие красивые! — приостановив рев, прогундосила девочка.

— Мои?

— Ну те, с которыми ты разговариваешь, когда гости приходят! Я видела!

— Мои тебе нельзя, — отрезала бабушка.

— Сейчас можно!

Помрачневшая Алиса проскрипела стареньким паркетом в направлении своей спальни. Вернулась уже с ларцом в руках. А внутри ларца, как уже было сказано, дожидались мы, плоский народ.

Это в грубоматериальном мире мы плоские, а в других слоях прозрачного торта Вселенной мы очень, очень многомерные. Впрочем, я повторяюсь… Для нашей патронессы доверить внучке свою заветную колоду означало пойти на подлинную жертву — она пребывала во власти предрассудка «одна колода — одна рука». (Впрочем, как и все предрассудки, этот является таковым лишь отчасти.) Алиса наивно полагала, что за всю двадцатилетнюю историю нашей с ней дружбы мы, арканы, бывали исключительно в ее руках.

На самом деле пальцы-чужаки оскверняли нас дважды — первым был проверяющий Тихон Модестович, седовласый кагэбэшник с грозно-костлявым лицом — Алиса еще не родилась, а он уже троцкистов чистил! Тихон Модестович обнаружил нас аккуратно завернутыми в линейчатый тетрадный лист на дне сейфа, который материально ответственная Алиса полагала своим персональным.

Второй раз случился, когда клиентка Алисы — помню, она гадала на наследство — воспользовавшись неожиданной отлучкой гадалки по вызову начальства, пошла на поводу у деятельного бабского любопытства. Выхватила нас, оставленных без присмотра, из ларца и перещупала, а потом еще и надругалась — раскладывала нами, точнее пыталась раскладывать, вульгарный пасьянс «Колодец».

Помню, мы были обескуражены таким обращением и сразу же сменили наши парадные, запредельно-значительные лики на глянцевитые, шарлатански-пафосные личины. Щеголи-пажи вдруг стали скучными и пустыми, как геи-манекенщики, короли предстали мужланами, а королевы сделались похожи кто на старую перечницу, кто на пропустившую свой поезд Каренину, а кто и на Раису Горбачеву (стоял восемьдесят седьмой год и воздействие этого образа на простую женщину было сродни действию рвотного). Нарушительнице наскучил пасьянс, она сложила нас в ларец, а там и Алиса вернулась…