Георгий Полонский - Роль в сказке для взрослых или "Таланты и Полковники"

• Название: Роль в сказке для взрослых или "Таланты и Полковники"
• Автор: Георгий Полонский
• Жанр: Драматургия

---

Попытка оторваться завела в какой-то совсем неведомый отсек, с толстыми разноцветными проводами вдоль стен, с пугающим потолком, который абсурдно снижался, скошенный под острым углом… в конце этого коридора уже пришлось бы ползти! Нервы старика не выдержали, плохо выбритый подбородок задрожал:

- Ну что? Будете воспитывать меня?!

- Помилуйте, отец, - майор Вич был пастушески кроток. - Какое же я имею право?

- Отец я не вам! А вампиры и демоны плевали на все права… Вы - ночной демон, майор Вич, - гордитесь! Вы превратили мои сны, мои ночи в сущую инквизицию! Вот мы наедине - скажите: что вы подключаете ко мне или к моей кровати?

- Сеньор Гуго… опомнитесь! - Вич сделал брови стрелками. Старичок нес бред, отвечать на который следовало докторам, а не майору…

- Ну по-честному: вы пробуете на мне новый способ сведения человека с ума? Нет? Тогда какого черта, я спрашиваю, вы так настырно снитесь мне? Всегда полуголый… волосатый, как горилла… в кожаном переднике и с раскаленным железным прутом в руке?! Это начало только… рассказывать дальше?

- Не стоит. Завтра же, сеньор Гуго, - заявил после короткого шока Вич, - завтра же я приглашу хорошего невропатолога… а возможно, и психиатра. Надеюсь, они меня оправдают. А сейчас - прошу за мной… выход там.

Они выбирались гуськом из этого странного коридора. Вич выглядел оскорбленным, старик - обессиленным.

- А они объяснят, ваши врачи, - почему я надумал свихнуться в эту сторону?

16.

- Соскучились по вкусненькому? - Инфанта решила, что молчит он, поскольку "проглотил язык" от вкусноты. - Я знаю, у кого плохой амулет, те недополучают каких-то продуктов… Зато теперь они все у вас будут… и ваша семья обрадуется!

- Спасибо… Послушайте, сеньорита… если я отвечу вам "да"… и ваши планы осуществятся… и мы действительно польстим отцовскому тщеславию сеньора Президента… Можно ли рассчитывать, что он проявит милосердие к одному человеку? Дело идет о жизни… даже о двух, а всего вернее, о трех жизнях, поскольку в животе моей сестры - его ребенок…

17.

Радиокомната.

Майор Вич спровадил чокнутого старикана и теперь увлеченно слушал:

- Поотчетливее, Даниэль, поотчетливее!

- Да ходит он, господин майор!

- В следующий раз я приклею его к паркету! Для твоего удобства.

Он зря капризничал, майор Вич, - слышимость была нормальная.

ГОЛОС ФИЛИППА: Мою сестру, сеньорита, будет рвать от таких вот деликатесов, пока ее любимый сидит в цитадели… Я понимаю, вы в стороне от этого… но может быть, вас случается видеть этих людей? И, наверное, они благоволят к вам - начальник Легиона надежности, министр юстиции, главный прокурор… Я вам - роль, а вы мне…

ГОЛОС МАРИИ-КОРНЕЛИИ: Сеньор Филипп, что с вами? Смотрите, как вы ложку согнули… Успокойтесь. Вич, конечно, скажет, что это трудно, что невозможно… Для него - да. Такие дела решает полковник Деспек, полковник Рамирес… Я ведь не знаю, за кого вы просите! А вдруг тот человек и в самом деле против папы? Вот видите, вы молчите…

- Умница, - восхитился Вич, - Министром культуры будет!

ГОЛОС МАРИИ-КОРНЕЛИИ: Но вы сами все хорошо придумали: на премьере, после моего успеха в вашей пьесе, отцу нельзя будет вам отказать. Вы - настоящий психолог!

ГОЛОС ФИЛИППА: Такая надежда, сеньорита, оправдала бы все…

ГОЛОС МАРИИ-КОРНЕЛИИ: Ну я поняла уже, и мы договорились.

ГОЛОС ФИЛИППА: Имея такую надежду, не такой уж грех приспособить к вам роль, пьесу, себя…

ГОЛОС МАРИИ-КОРНЕЛИИ: "Не такой уж грех"! Грех, наоборот, не сделать этого, когда я так люблю - и роль, и пьесу, и вас!

Слышно было как она набрала одну цифру на телефонном диске.

Гудок. Щелчок. Еще одна попытка…

- Вич ходит где-то… Вы только не думайте, что мне шумиха нужна, фотовспышки и чтоб микрофоны совали в зубы… Я так и скажу: не надо, не за этим я в искусство пришла! Я пришла, чтобы под руководством такого человека погружаться в тайну, в глубокую-глубокую тайну творчества… И попробуйте только нам ее вспугнуть!…

Майор поцеловал собственные пальцы, до того ему нравился ее текст. И позвонил ей сам.

- Здесь майор Вич, моя бесподобная. Я не нужен вам?

- Вич! Поздравьте нас!!! И передайте полковнику: мы поладили с сеньором Ривьером!

18.

Домой Филиппа отвозил тот же капрал Орландо.

Дорогой припомнилось, как он уезжал из этого ее Лицея…

…Он, возбужденный и чуть утомленный, только что снявший немалый урожай успеха, - за рулем собственного "пежо", в том светлом твидовом костюме… На заднем сиденье - цветы, а в карманах - девичьи записочки… Словом, память усмешливо нажимала на тот факт, что был он в Женском лицее тенором и что карманы светлого костюма полны были не только заслуженной, но и стыдноватой данью…

Помнится, он прижался тогда к обочине и вывернул из карманов этот ворох и стал перебирать его, посмеиваясь то над орфографией, то над смыслом записок. Он даже мотор заглушил и включил свет. Сквозь голубую бумагу, сквозь завитушки и округлости схожих почерков перед ним просвечивали авторши, их лица, они гомонили хором и вразнобой… Но вот выудилась совсем короткая записка. Не ради нее ли остановился он на вечерней дороге, не искал ли именно ее? Одно лицо отфильтровалось из всех, чтобы торжественно и с оттенком вызова глянуть ему в глаза сквозь бумажку, и один голос озвучил послание из пяти слов:

"Я ЛЮБЛЮ ВАС, ФИЛИПП РИВЬЕР!"

То было лицо Инфанты и ее голос. Хотя тогда он не мог этого знать достоверно - это теперь ему так мерещилось… Все прочие записки он вышвырнул тогда, пустил по ветру за окно, а эту - положил в верхний карман… Впрочем, подумал и через несколько минут, прикуривая, сжег ее в узкой вытяжной пепельнице.

- Капрал, - попросил Филипп, - не нужно к самому дому… за полквартала остановите, о'кей?

Когда глубокой ночью он подходил к парадному, горело только их окно, и в нем дежурила Лина.

- Филипп! Ты?! Он цел, Ева! Цел-невредим! А ты не верила!

Ей с ее животом невозможно было бежать навстречу, а Ева, жена, - бросилась. И плакала, плакала, ни о чем не спрашивала, только плакала.

19.

Служебный вход в театр, турникет и Легионер, уже известный ему. И еще новый коллега Легионера, с прозрачным дождевиком через плечо. Он глядел в окно, когда появился Филипп. За окном маршировали дети до 13-ти лет, командовала ими женщина, на женщину похожая мало.

- Доброе утро… - Филипп избегал встречи глазами с тем типом у турникета: охоты реваншировать над ним не было. - Нельзя ли сообщить сеньору Кеглиусу…

- Ничего сообщать не надо, вас ждут, - сказал без выражения второй легионер, загадочно и односторонне знакомый с Филиппом; он повернулся к первому и рукой сделал жест: пропусти.

А вот уже и толстяк Кеглиус пересекал фойе навстречу ему:

- Ждем, ждем, - рукопожатие. Взгляд на пьесу: Филипп имел при себе то, "правительственное" издание. - Вы думали, читка будет? Напрасно: все уже состоялось, вот по этим самым книжицам - знакомство, потрясение, восхищение… Только выслушаете, порядка ради, господ актеров. Главное - изящно преподнести им дебютантку, не правда ли? Так сказать, срежиссировать ее появление!

Филипп видел и чувствовал: толстяк озабочен, глаза его источают сладость с усилием - вопреки потаенной на дне их кислятине.

- Не пойдем в кабинет! Телефоны там… ну их. А тут и мягко, и тихо - прошу. Как раз напротив диванчика, на который они опустились, висел портрет Президента. Хозяин перехватил взгляд Филиппа.

- Пока не забыл: ее настоятельное желание - чтобы и труппа и публика знали ее под фамилией матери покойной - Беанчи. Не хочет подобострастия и фальши. Я подумал: что ж, если удастся такая конспирация и утечки не будет, - у нас, по крайней мере, есть шанс сохранить на плечах голову… в случае провала, конфуза… - кисло-кисло улыбнулся толстяк. - В общем, вы понимаете, что это игра с огнем? Но едва я так подумал, - принесли почту, и с ней свежий номерок нашего самого многотиражного…

Он расправил глянцевую трубочку журнала, которым все время помахивал. На обложке Инфанта дразняще улыбалась за плечом Президента. Сам же Бартоломео Тианос, всегда задумчивый перед фотообъективами, на сей раз посвящал свое глубокомыслие Дон Кихоту: перед ним стояла платиновая фигурка идальго.

- Чего же тогда стоит псевдоним? - спросил Филипп.

- Друг мой, выясняйте сами, это ваша меценатка и ваша актриса! Не обязана она все продумывать в свои пятнадцать лет… быть последовательной… - Кеглиус поднялся и стал затравленно глядеть в окно. Там по-прежнему маршировали дети. - Ее привезут, имейте в виду, к часу дня. Воображаю, сколько здесь будет мальчиков из Легиона! Причем - каждый день. Мы станем почти филиалом этой славной организации… Нет, нет! - без паузы закричал он на двух рабочих сцены, которые сунулись в фойе с большой прямоугольной рамой.