Jamique - Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса

• Название: Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса
• Автор: Jamique
• Жанр: Космическая фантастика

Альтернативный финал трилогии. Кос Палпатин возвращает себе здравый ум, и Дарт Вейдер не убивает его. Великие люди в борьбе за жизнь и свободу вступают в открытую борьбу с «Великой Силой».

---

Потом она выпала из транспорта. А он улетел дальше — на бой. На бой с противником, который был не в пример сильнее. Она не должна была этого делать. Падать. Отпускать. Одного. Потому что жилка: убивать — билась в нём ещё сильнее. Война. Он опьянел от боя. И мог потерять жизнь. А потерял руку.

Добраться до места закончившегося поединка, увидеть, как тот, чьё дыхание было совсем рядом, поднимается с поверхности, шатаясь, без руки… Она потеряла голову, она рванула к нему, обняла. Он тоже обнял. Оставшейся рукой, машинально.

Ей надо было только поднять взгляд.

Если бы она тогда это сделала. Она бы поняла. Не она не хотела. Всего лишь — не хотела. Не могла принять. Человека, чьи глаза на какой-то промежуток времени стали чёрными, ничего не выражающими глазами убийцы.

Но она была дурой. Без ума влюблённой дурой. Дурой с инстинктом самосохранения. Ей надо было обмануть себя. Любовь росла. А убийцы она боялась. И потому предпочла не замечать.

Страшная, женская, не рассуждающая любовь. Любовь без мозгов, как в омут. Её рыдающее одиночество, которое вдруг нашло — пару. И то, что у пары этой были свои боли и проблемы, воспринималось безмозглой дурой, как миллиардами женщин до неё: моя любовь возместит ему всё!

Нужна ему была её любовь… в некоторых вещах.

Знать бы. Или хотя бы постараться увидеть.

Ему угрожала смертельная опасность не только на протяжении последних трёх лет — всю жизнь в Храме. Он вечно балансировал на грани притворства и безопасности. Он учился жить. Выживать. Он принял то, что предложил ему Палпатин — силу и власть — как возможность выжить. Более того, осуществиться. И никогда больше не быть объектом охоты. Анакин стал ситхом задолго до того, как они с канцлером договорились. По структуре жизни, по структуре мышления. По не прощающей никого душе.

Он не простил и её. Её внезапной ревности, которая открыла Кеноби дорогу на Мустафар. Я должна узнать, что он от меня скрывает. Узнала. Это было невыразимо глупо. Страшно.

Она вспомнила ту умирающую девчонку — себя — и не испытала ни жалости, ни боли. Только брезгливость. И некоторое удовлетворение от того, что всё-таки смогла помочь мужу.

Мужу. Ну-ну.

Странно и непонятно. Она не знала, откуда это в ней. Она ведь была мертва. И воспоминания её прерывались на том дне смерти. Но, тем не менее, она как будто прожила все эти двадцать пять лет. Где-то. Ещё. Повзрослела, успокоилась — просто набралась ума. Никаких ощущений и чувств. Это была новая Амидала. Спокойная, рассудочная, очень опасная. Опасная для каждого, кто мог считаться её врагом.

Имя моё возмездие? Так, кажется, думала эта непроявленная девчонка? Что ж. Где-то там, на глубине подсознания, мелькнуло гигантское, невероятное отвращение. К чему? Или кому?

Всё, что било её и крутило, исчезло. Осталась одна холодная, непреклонная и злая воля. Почему, интересно, никто не возвращается для того, чтобы принести добро? Почему только старая боль, потеря и небывшее отмщение пробивают всё на своём пути? Как канатами, тянут назад?

Она не знала. Но она жила. И это было опасно. Для мира — опасно.

Сигнал вызова от машины. Вместо заставки на экране появилась женщина в красном мундире — Исард.

— Госпожа Сати, — сказала та раздельно, — спасибо, что дождались. Я перевожу вас в автономный режим связи с «Исполнителем». Император на связи.

Мастер и ученик

Потом Палпатин шутил, что, по независящем от двух властителей галактики причинам, транспространственная связь с Корускантом на какое-то время была прервана серьёзными помехами на межпространственном уровне. Свобода свободой и самостоятельность самостоятельностью. Вейдер и Палпатин были очень заняты. Очень. Передатчику информации с Корусканта пришлось подождать. Тот и подождал, не выказывая никакого нетерпения. Выпускники ситской академии имени его императорского величества Коса Палпатина (бытовала такая шутка, и уже не выяснить, кто первый её выдумал) были очень рассудительными существами. И хорошо чувствовали момент.

Момент прошёл. Теперь можно было выдохнуть, вдохнуть — и переключиться на информацию из этого мира.

Всё равно — о мире Великой Силы.

Палпатин взглянул на Вейдера. Тот сидел в своём любимом кресле и хмурился. Лукавая мысль мелькнула у императора. А угрожай младший Скайуокер одному из учеников Вейдера, эффект был тот же, что и со мной на Звезде. Пять существ в академии, которых Вейдер считал своими учениками. Разного возраста и видовой принадлежности. И за каждого из них чёрный главком мог убить. Никогда не декларируемо, всегда ясно. Для тех, кто знал. Вейдер гордился своими учениками. Был в них уверен. Высоко ставил. Их потенциал и осуществлённость. Их мастерство. Кеноби рисковал нарваться со своими экспериментами прямо на Вейдера. А Вейдер в холодном бешенстве — отнюдь не приятная компания.

Но Кеноби не нарвался. То, как Рина его отшила, принесло главкому Империи глубочайшее чувство удовлетворения. Дело даже не в Кеноби. А в том, что его ученица показала этим выходцами из Силы, что такое — настоящая сила. Не великая. Своя. Вытащенная и разработанная лично им и под его руководством.

Потому лицо хмурилось. А глаза были — как у довольного хищного зверя. Палпатин подозревал, что его ученик не лишён учительского честолюбия. Пусть брался редко. Зато делал качественно. Подбирал существа, которые чем-то его задевали. И как мог, вкладывался в них. Рина была первой из этой когорты. Выпущенной. Взрослой. Самостоятельной. Обученной. И теперь Вейдер смотрел через всё пространство на дело рук своих. И оно ему нравилось.

Что ж, прекрасно. Император не так часто видел своего ученика в столь хорошем расположении духа. Он и сам был доволен. Что ж, теперь послушаем, что передают с Корусканта.

— Обычная мечтательная поза паука перед тем, как лучше растянуть сети, — раздался негромкий голос из кресла. Анакин, оказывается, тоже следил за ним. Иронические смешинки в глазах давали понять, что он великолепно распознал удовлетворённую сосредоточенность своего повелителя. Перед тем, как распрямиться — и нанести удар. Как правило, смертельный.

Палпатин ответил ему доброжелательной улыбкой сволочного дедушки, который наконец-то нашёл старый бластер в ангаре. Он сосредоточился… и тут же отпустил нить. Подожди, — услышал молодой ситх на том конце связи. Просто: подожди. Не опасность. Неотложное дело.

Палпатин смотрел на Вейдера. Он достаточно часто, в отличие от других живых существ, имел возможность созерцать своего приёмного сына без маски. И последние сутки — достаточно интенсивно.

И вот теперь он смотрел на него, будто видел первый раз за долгие годы.

Бред, сказал инстинкт самосохранения. Ты всего лишь не выспался, и у тебя замылился глаз. Перестань обманывать себя миражами. Ты мучился ими на протяжении четверти века. В неравной борьбе со смертью. И каждый раз надежду выдавая за реальность.

Фиг, ответил инстинкту холодный наблюдатель-рассудок. Я точно знаю, что не нахожусь в старческом маразме. Что у меня всё в порядке со зрительным восприятием. А также с восприятием через Силу. Я адекватен и воспринимаю мир адекватно. Потому что если бы я четверть века кормил бы себя миражами и надежду принимал за реальность, я бы свихнулся. И проиграл. Адекватность восприятия — залог успеха. А Анакин всё-таки не умер. И я всё-таки император этой галактики.

— Что? — спросил Анакин. Император не так часто впиявливался в него взглядом.

— Ты ничего не чувствуешь? — спросил Палпатин со столь непонятной интонацией, что Вейдер непроизвольно подобрался.

— Что?

— Ну, например, что воздух в каюте стал определённо чище.

— Император…

— Анакин, я не шучу. Ты это ощущаешь?

Главком удивился. Прислушался к себе. Снова удивился. Он, безусловно, чувствовал себя в последний промежуток времени великолепно. Великолепно по сравнению с большим куском предыдущей жизни. Он получил гигантский психологический заряд от того, как Рина приложила Кеноби. Но…

Не только психологический.

Палпатин наблюдал за тем, как меняется выражение его лица.

— Да? — спросил он.

— Да, — ответил Анакин. — Ты включил какой-то новый режим? — кивок на помещение вокруг. — Чтобы было легче работать?

— Да, — ответил Палпатин. — А ещё этот режим очень хорошо влияет на цвет лица.

— Он менее синюшный? — пошутил Вейдер.

— Он вообще не синюшный. У тебя лёгкие болят? — не давая опомниться, спросил Палпатин.

— Болят, но… гораздо меньше.

— Раньше такое бывало?

— Нет, — Анакин встал и подошёл к встроенной панели. Выдвинул и развернул зеркало. Вгляделся.

Затем медленно повернулся и взглянул на императора. Его дорогой учитель сейчас забыл обо всём. О Великой Силе. О Кеноби. Об энфэшниках. О Трауне и, похоже, даже об Империи. Он впился взглядом в ученика с такой силой, как будто хотел вывернуть того наизнанку и немедленно узнать секрет. Для императора сейчас не существовало никого и ничего, кроме Вейдера и того, что с ним происходило.