Татьяна Устименко - Дочь Господня

• Название: Дочь Господня
• Автор: Татьяна Устименко
• Жанр: Юмористическая фантастика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9922-0350-9

Ох и не простое это оказывается дело – учиться на экзорцистку, набираясь благочестия в специализированном католическом монастыре. И вроде бы в молитвах я пока особо не поднаторела, а уже приходится утихомиривать ангелов, знакомиться с вервольфом, стрелять, драться со стригоями и спасать священный Грааль. В общем, по полной программе оправдывать звание избранной Дочери Господней, коей предназначено найти ключи от рая и ада. А между тем положение у нас неважнецкое – дети Тьмы замутили что-то непонятное и ушли составлять заговор. Ну да ничего, отобьемся, ибо мы еще «ушлее»!

---

Ангелица послушно прильнула к его широкой груди, не смея поверить в происходящее. Нат медленно наклонил голову и поцеловал бледные губы доверчивой женщины. Поцелуй длился долго, полностью преобразив старую уродливую Ариэллу. Ее дыхание участилось, сердце забилось сильнее, кровь прилила к лицу, глаза заблестели. Натаниэль отклонился, оценивая произошедшую перемену. Талия у ангелицы была неправдоподобно тонкой, а под грубым платьем обнаружились маленькие, восхитительно упругие груди.

– Аллилуйя, ты и правда, лучше всех! – совершенно искренне воскликнул Нат, жадно целуя ее снова и снова. – Нет, все-таки Сел права, ты – настоящее сокровище. И как это я не замечал тебя раньше?

Ариэлла рассмеялась тихим грудным смехом, взволновавшим не только сердце Натаниэля, но и другие, более интимные мужские органы.

– Так это она отправила тебя ко мне? О, я не забуду ее благодеяния! Чего же она хочет?

– Милая, – признался Нат, по-прежнему не выпуская из своих сильных рук ее гибкого девственного стана, – я дурак и сволочь! Ты имеешь полное право прогнать меня подальше и подарить свою прелесть более достойному поклоннику!

– Так ты мой поклонник? – тихо ворковала женщина, млея в объятия красавца. – Я ценю твою откровенность и прошу, расскажи мне всю правду.

Нат, мучимый раскаянием, чистосердечно признался, что по плану хитроумной Селестины должен был очаровать старую деву и под предлогом будущего свидания выманить у нее запасной ключ от кладовой, где хранились ритуальные одеяния ангелов. А уж там, выкрав пару плащей и облачась в них, под видом одного из членов небесного капитула провести Селестину на тайную встречу со стригоями, назначенную на следующую ночь.

Услышав про стригоев, Ариэлла изменилась в лице.

– Нат, – она крепко сжала ладонь возлюбленного, – возможно, ты и не в курсе, но я тоже вхожу в состав капитула и могу запросто участвовать на любом совещании. Я дам Селестине свой собственный плащ и помогу изобразить меня, дабы она получила нужную информацию. Думаю, эта девушка умна и очень смела. Приезд стригоев не предвещает нам ничего хорошего, и наш долг состоит в том, чтобы расстроить их черные планы. Я помогу вам всем, чем смогу!

Натаниэль радостно усмехнулся. Ариэлла оказалась не только красива, но и чрезвычайно сообразительна, поэтому его внезапный интерес к этой женщине возрос многократно.

– Дорогая, – нежно шепнул он, – но мы с тобой встретимся еще, не так ли? Тебе не кажется, что твои усохшие крылья давно уже нуждаются в купировании?..

Намек был более чем прозрачен. Ариэлла целомудренно покраснела…

– Пойдем, я дам тебе плащи, – тихо ответила она, опуская ресницы – сказочно длинные и солнечно-золотистые, к полнейшем восторгу Ната. – Поговорим о нас позднее, сейчас важнее всего разоблачить козни стригоев.

Несколько минут спустя ангел покинул сырой подвал, унося с собой два свернутых плаща, а также бесчисленные поцелуи и наставления Ариэллы. Странно, но сейчас он ощущал себя по-настоящему счастливым. А ангелица вынула из ящика стола складной образок и жарко возблагодарила Господа, наконец-то щедро одарившего ее за долголетние молитвы и страдания. Аскетичный лик Иисуса смотрел строго, но немного иронично. «Не было бы счастья, да несчастье помогло!» – безмолвно подсказывали его добрые серые глаза.

Рыцарь Гонтор де Пюи предавался любимому занятию – воспоминаниям, когда дверь его личных покоев сорвалась с петель и шумно грянулась об пол, не устояв перед напором разгневанной Андреа. Старик изумленно приподнялся в мягком кресле, но стригойка, на этот раз совершенно утратившая свою обычную сдержанность и элегантность, одним страшным прыжком преодолела разделяющее их расстояние и вонзила острые когти в его морщинистые запястья, пригвоздив к дубовым подлокотникам. Ее побелевшее лицо с неестественно расширенными зрачками угрожающе нависло над сухощавой фигурой престарелого патриарха, будя в нем давно позабытое чувство безотчетного страха.

– Предатель, – злобно прошипела Андреа, с наслаждением выплюнув это оскорбительное слово в лицо уважаемого всеми кланами гроссмейстера, – жалкий глупец, маразматик, выживший из ума святоша. Скажи, давно ли ты продался этим ватиканским крысам, отринув милости нашего истинного отца? Видимо, пример Иуды оказался чрезвычайно заразительным. Сколько же серебряников пообещали тебе?

Де Пюи предпочел промолчать, ожидая, пока она выговорится. Он мысленно пытался прикинуть, какие же из тщательно скрываемых фактов все-таки стали известны неистовой стригойке. Андреа отпустила руки патриарха, несколькими нервными резкими взмахами отряхнула запылившийся низ черной куртки, выдернула из-за стола тонконогий стул и уселась перед стариком, не сводя с него своих синих, светящихся недоверием глаз.

– Рассказывай! – властно приказала она, борясь с раздражением и картинно закидывая ногу на ногу. – Подробно и без утайки, – в длинных пальцах стригойки появился массивный портсигар, чиркнуло колесико золотой зажигалки. Андреа глубоко затянулась, выпуская к потолку ароматное облачко табачного дыма. – Я имею право знать все!

Рыцарь иронично приподнял седую бровь.

– О каком праве идет речь? Закон повелевает тебе хотя бы номинально подчиняться старшему в роду, пока ты не получила знак власти, дарованный Темным отцом!

Губы Андреа скривились в презрительной усмешке.

– Что мне закон? Я – выше закона!

Де Пюи удрученно покачал лысеющей головой.

– Не мы создавали законы мироздания, и не нам их отменять. Выше закона стоит правда, которую ты боишься признать.

– А выше правды? – небрежно спросила стригойка, тщетно пытаясь скрыть овладевшее ею беспокойство.

– Справедливость! – тихо, но твердо произнес Гонтор. – А за справедливостью следует милосердие, уступающее лишь любви. Но главнее всего – Бог, ибо он есть и правда, и справедливость, и милосердие, и любовь в одном лице. Квинтэссенция самого смысла жизни.

При упоминании Бога Андреа дернулась и зашипела, словно получив сильный и болезненный ожог.

– Так вот в чем дело, я оказалась права. Ты предал отца, переметнувшись на сторону безродного выскочки из Назарета и его цепных церковных псов. Именно поэтому ты получил возможность жить в самом центре его власти – в Риме. И после всего этого ты еще осмеливаешься рассуждать о справедливости и правде? Подлый лжец!

Рыцарь тяжело вздохнул, устало смежив веки. Она не понимала, не хотела понять истинного положения вещей. Она жаждала крови и власти, напрочь отметая здравый смысл и соображения морали, не заботясь о мире и равновесии. Она желала войны!

Гонтор давно уже раскаялся в содеянном, отказавшись от жизни и примирившись с Церковью, однако не осмеливаясь просить прощения у Бога. Да и заслужил ли он прощение? Наверное, нет, ибо его прегрешения все равно оставались слишком велики. Но он с испугом наблюдал, как начавшееся почти восемьсот лет назад противостояние все обострялось и обострялось, увлекая мир в пучину Тьмы. И если Ватикан с годами становился все лояльнее и терпимее по отношению к стригоям, готовый пойти на компромисс и разумные уступки, то молодые, сильно разросшиеся кланы, наоборот, исповедовали единственный, чудовищно жестокий принцип – все или ничего. Церковь принципиально прекратила преследование стригоев, позволив им жить своим замкнутым мирком, снабжая их кровью и лицензиями и даже узаконив ежегодную Великую охоту. Но аппетиты Проклятых разрастались час от часу, заставляя их противиться Соглашению с Ватиканом, более двухсот лет назад подписанному между Гонтором де Пюи и тогдашним папой. Двести лет церковь неукоснительно соблюдала данные обещания. И вот теперь стригои пытались разорвать затянувшееся перемирие и жаждали пересмотра дарованных им прав, разрушая хрупкую основу своего спокойного существования, заботливо выстроенного Гонтором де Пюи.

Андреа легко прочитала мысли старого рыцаря и залилась обидным смехом.

– Ты безнадежно устарел, дедушка, твое время прошло! – она снисходительно потрепала слабую кисть, бессильно лежащую на подлокотнике. – Обещаю – теперь все пойдет по-другому!

Старик отрицательно мотнул подбородком. Андреа хищно осклабилась:

– Я хочу знать о Дочери Господней и трех ключах от Ада!

– Никогда, – холодно отчеканил Гонтор, – никогда ты не узнаешь этих великих тайн! Уходи!

– Хорошо! – вдруг неожиданно покладисто согласилась стригойка, поднимаясь на ноги. – Я уйду, но клянусь, ты еще пожалеешь о том, что предал свой народ!

Она обманчиво нежно положила руки ему на грудь и обожгла лоб старого рыцаря мимолетным поцелуем. Забота, граничащая с издевательством. А затем резко развернулась на высоких каблуках и, не прощаясь, покинула полутемную комнату.

Де Пюи задумчиво смотрел вслед несдержанной правнучке, не столько дивясь ее взрывному характеру, сколько вспоминая пророческие слова своего давно умершего друга – француза Жан-Жака Руссо, когда-то размашисто написавшего на полях очередного философского трактата: «Близится век революций!» Умница и провидец, страстный сторонник свободы вероисповедания, идей демократии и всеобщего равенства не учел одной страшной истины, хорошо знакомой «Совершенному» – ни одна революция не обходится без кровопролития. Именно в эти переходные периоды борьбы за власть и влияние на жизнь нации колесо правосудия непредумышленно нарушает свой размеренной ход, превращаясь в жернов Молоха, без разбору заживо перемалывающий как правых, так и виноватых. Руссо так и не сумел постичь сего печального побочного факта. Не понимала его и Андреа. А непонимание, в свою очередь, вело к бессмысленному росту численности жертв, чего старый альбигоец, зацикленный на справедливости, не воспринимал категорически.