Х. Льоренте - История испанской инквизиции. Том I

• Название: История испанской инквизиции. Том I
• Автор: Х. Льоренте
• Жанр: История
• Год: 1817

Книга Х. А. Льоренте «История испанской инквизиции» сразу после первой публикации в Париже (1817) была переведена на несколько языков и выдержала ряд изданий. Причина такого интереса к работе Льоренте, секретаря испанской инквизиции, заключается, несомненно, в обилии подлинного фактического материала, легшего в основу книги. Внимательно изучив архивные документы, церковные летописи и мемуары современников, автор сумел создать полную и правдивую историю святого трибунала со времени его возникновения и до начала XIX века. Эта интереснейшая историческая эпоха всегда привлекала внимание как специалистов, так и широкого круга читателей. На русском языке книга Льоренте была опубликована в 1936 году с изъятием ряда глав. В данном издании текст восстановлен полностью.

---

LVII. На такой образ действия в совет поступил донос от доминиканца Консины и некоторых других монахов. Иезуиты были допрошены и защищались. Совет не мог их одобрить, но решил все-таки не продолжать дела дальше. Тогда он чувствовал себя слишком слабым для поколебания кредита иезуита Франсиско Рабаго, духовника Фердинанда VI.[783]

LVIII. В числе книг, запрещенных ими, находились сочинения кардинала Нориса,[784] августинца, пользовавшегося общим уважением ученых христианского мира. Бенедикт XIV послал в 1748 году бреве главному инквизитору, чтобы он тотчас же велел отменить это запрещение. Приказ не был исполнен. Тогда папа пожаловался королю. Так как духовник государя был иезуит, настояния верховного первосвященника остались безуспешными, пока Рабаго не перестал руководить совестью короля, что случилось через десять лет. Кардинал Портокарреро тогда достиг того, чего безуспешно добивался его господин.

LIX. Индекс иезуитов содержал также несколько трактатов достопочтенного дома Хуана де Палафокс-и-Мендосы, епископа города Пуэбла-де-Лос-Анхелоса,[785] архиепископа и вице-короля Мексики, а затем епископа Осмы. Впоследствии конгрегация обрядов[786] объявила, что в его сочинениях нет ни одного тезиса, который заслуживал бы богословского осуждения, и вследствие этого можно предпринять его канонизацию. Главный инквизитор был принужден отменить декрет о запрещении указом, который он велел расклеить и экземпляры коего были сорваны друзьями иезуитов. Перес дель Прадо был сам им предан, и благодаря этому он встал во главе инквизиции, когда иезуиты могли располагать всеми местами. Для того чтобы получить правильное понятие о критике этого прелата, достаточно знать, что он горько оплакивал несчастие своего века, говоря, что «некоторые люди простерли дерзость до омерзительной крайности, требуя разрешения читать Священное Писание на народном языке, не боясь найти там самый смертельный яд».

LX. В недавнюю эпоху дом Агостино Рубин де Севальос,[787] епископ Хаэна, главный инквизитор, поручил дому Хоакино Кастельогу, белому священнику, составить новый список книг, запрещенных или подлежащих пересмотру. Этот труд был исполнен в 1790 году и вышел в свет в 1792 году, без согласия и даже вопреки оппозиции верховного совета инквизиции. В 1782 году главный инквизитор дом Фелипе Бельтрандо,[788] епископ Саламанки, запросил, по соглашению с советом, брата Франсиско Раймонда Махи (монаха ордена милосердия, а затем ставшего епископом Альмерии) о проекте нового списка. Этот ученый богослов отвечал 9 декабря, что лучший образчик представляет Индекс Бенедикта XIV и что в список следует вносить только действительные еретические книги, а не подозреваемые в ереси. Совет обсуждал это мнение вместе с тремя богословами и, одобрив его, поручил редакцию списка брату Махи. Когда преемником Бельтрандо в должности главного инквизитора стал Рубин де Севальос, все совершенно переменилось. Дом Хоакино Кастельог был капелланом мадридского женского монастыря Воплощения, более набожным, чем ученым, как я сам мог это заметить.

LXI. Этот Индекс в силе в настоящее время. Однако запрещения с тех пор умножились так же, как и меры исправления, в силу особых резолюций. Они достаточно многочисленны, так что могут образовать целый том, если бы этот труд заинтересовал читающих историю.

LXII. Можно было бы составить очень длинную историк скандальных распрей, которые породили дела Индекса между главными инквизиторами и королевским правительством Достаточно заметить, что инквизиторы простерли свою смелость до непризнания королевского авторитета и до претензии, что их власть исходит от Бога, вследствие самого свойства их обязанностей. Они говорили, что, если король не уничтожит трибунала, они не перестанут защищать права свято] инквизиции. Нельзя без негодования читать о том, что про исходило в совете Кастилии в 1696,1704,1724 и 1761 годах.

В самое последнее время причиною раздора был формальный отказ главного инквизитора дома Мануэля Кинтан Бонифаса,[789] архиепископа Фарсала,[790] исполнить королевский указ от 8 августа, который предписывал остановить публикацию папского бреве, запрещавшего катехизис Мезагюи.[791] Король удалил от двора главного инквизитора и запретил впредь опубликовывать какую-либо папскую булл без предварительного разрешения королевского декрета; в то же время было предписано инквизиторам не публиковать никакого запрещения книг, не испросив и не получив королевского дозволения.

LXIII. Запретительным декретам предшествует мера, называемая квалификацией, ведение которой принадлежит верховному совету. В его присутствии устраивается процесс, начинающийся или в служебном порядке, или по доносу, который сделан главному инквизитору. Так как донос чаще всего поступает к придворным инквизиторам, они обыкновенно избирают квалификаторов, которые производят оценку книги не только по оговоренным тезисам, но в объеме всего произведения, экземпляр коего к ним посылается вместе с копией доноса — первому квалификатору и затем второму с неподписанною копией первого ответа. Если они согласны на запрещение, инквизиторы посылают в совет протокол с их приговором. Если их мнения противоположны, передают третьему неподписанные копии двух мнений, книгу и донос, прежде чем отправить что-либо в совет.

LXIV. Провинциальные трибуналы также имеют право получать доносы. Их инквизиторы в общем поступают подобно первым. Но совет почти никогда не пропускает случая поручить придворным инквизиторам снова квалифицировать оговоренные тезисы книги, потому что они более доверяют их квалификаторам, чем другим. Я мог убедиться, что этот мотив не всегда был неоснователен, хотя в большинстве случаев это были люди с предрассудками, без знания церковной истории, соборов и Отцов Церкви. Их образование ограничивалось тем, что они почерпнули из схоластического богословия. Так как живые католические авторы, на которых нападали, никогда не получали права защищаться сами и так как не разрешалось выступать на защиту умерших авторов, вопреки определенному распоряжению буллы Бенедикта XIV и указу Карла III, случалось, что, вопреки здравому смыслу и справедливости, цензура одерживала, верх над множеством произведений.

LXV. Я вспоминаю о том, что произошло по поводу Науки законодательства кавалера Филанджьери.[792] Перевод этой книги был начат мадридским адвокатом. Вскоре после того, как половина труда была опубликована, к инквизиторам поступил донос на него. Те поручили оценку труда капуцину,[793] миссионеру и проповеднику на перекрестках и публичных площадях Мадрида, который был известен в народе под малопочтенным прозвищем. Этот монах не изучал подлинного труда (языка коего он не знал) и, полагая, что достаточно прочесть первый том перевода, оценил произведение как отвратительное, полное ересей, проникнутое во всех статьях духом Антихриста, врага Евангелия, преподающее доктрину современных философов, что заставляло его запретить даже для тех, кто получил разрешение читать запрещенные книги. Инквизиторы ограничились этим заявлением капуцина в убеждении, что другая оценка бесполезна, потому что даже при предположении, что она благоприятна для произведения, она никогда не будет достаточна для полного ослабления доводов, мотивировавших первую. Те, кто знал первую часть первого тома итальянского подлинника, были сильно изумлены подобной оценкой. Я сам, прочтя его целиком, сказал декану инквизиторов дому Хуану Мартинесу де Нубле, что, если пожелают исполнить вышеупомянутые буллу и указ, я выставляю себя защитником книги, потому что автор ее спокойно живет в Неаполе, пользуется репутацией хорошего католика, — соглашаясь все-таки на исправление труда в той статье, где он нападает на инквизицию.

Вместо того чтобы приветствовать интерес, который я принимал в человеке, несправедливо обиженном, он долго звал меня ироническим прозвищем Филанджьери. Я мог бы привести другие подобные факты, но достаточно этого, чтобы понять способ, которым инквизиция вносила в список книги, учения коих опасалась.

LXVI. Подобные меры являются одним из доказательств, что святой трибунал был неполитичен, так как мы видим, что в разные эпохи он запретил превосходные произведения, составленные в защиту прав королевской власти, под предлогом, что в них отказывали папе в косвенной власти над государями и потому, что в них устанавливали, что ни инквизиторы, ни другие церковные судьи не могут пользоваться правом цензуры, когда речь идет о предметах вполне мирских. Эти два тезиса были осуждены как ошибочные, близкие к ереси и способные привести к ней. Ясно, к каким последствиям должен был привести этот принцип.

LXVII. К различным средствам, употреблявшимся против обращения запрещенных книг, присоединили наконец в указе о доносах следующую статью: «Каждый житель обязуется объявить, если он знает или слышал, что кто-нибудь держал у себя или держит в настоящее время книги лютеранской секты или другие еретические книги, будут ли то Алкоран и другие сочинения по религии Магомета, или Библии на народном языке, или другие запрещенные сочинения».