Александр Щёголев - Ночь навсегда

• Название: Ночь навсегда
• Автор: Александр Щёголев
• Жанр: Триллер
• Год: 1995
• ISBN: 5-8498-0090-5

Триллер-детектив.

Главный герой — отец, отдыхающий с малолетним сыном в пригородной зоне, — неожиданно для себя оказывается втянут в центр жуткого водоворота. Две соперничающие банды с одной стороны, госбезопасность с другой, решают вдруг, что этот тихий скучный человек — наемный убийца, совершивший серию зверских убийств… Финал повести — чудовищен.

Повесть получила в 1995-м премию «Бронзовая Улитка» за лучшую фантастическую повесть года.

---

«Разговор междугородный, — напоминает Х., опуская в щель очередную монету. — Кто были другие люди и что им надо?» Им тоже нужен Х. Оставили телефонный номер, если вдруг он объявится. А продавщицу просили сразу позвонить — так просили, что мороз по коже. Они искали какую-то «косметичку», точнее, содержимое этой самой косметички, потому что в квартире Х. ее не нашли. Они ведь успели обыскать квартиру еще до следственной бригады — вошли, будто к себе домой…

Женщина снова плачет. Неожиданно и бурно. Тогда начинает кричать Х., не выдерживает, потому что монеты кончаются, потому что бабы дуры, потому что человеку плохо, а там Антон один. Что было потом, ну?

Потом те, в куртках, во второй раз пришли к ней. Наверное, узнали откуда-то, что соседка — не просто соседка. Она же не просто соседка, правда? — женщина не может успокоиться. Эти сволочи ее однокомнатную квартирку обыскали ничуть не хуже, перерыли так, что ходить невозможно, — а ты говоришь «что потом», — расспрашивали, допрашивали, про Ялту и вообще — ужас, ужас, ужас… Точно ли Х. не брал эту проклятую косметичку?

Он кричит: «Дура!» — и на том разговор окончен.

Он возвращается на дачу. Ледяные руки дрожат, мешают думать, их приходиться сунуть в карманы. Барабанной громкости вопросы рвутся сквозь горло, мешают дышать, превращаясь в бессмысленное бормотание, но с этим ничего нельзя поделать. «Дура… — бормочет Х. — Какая косметичка?.. Какой почтальон?.».

Он возвращается.

А что, если хозяева дачи видели сообщение в новостях? Ведь наверняка видели, они всегда новости смотрят! И вообще, кто еще в Токсове может его опознать?

Надо идти сдаваться. Скандалить, требовать справедливости. Или бежать, прятаться, пока не поздно?

А с Крымом удачно получилось. Действительно собирались туда, Антон всю зиму и весну хотел на море, причем, именно в Ялту, изучил по книжкам этот город, достопримечательности и все такое, хотя, реальная Ялта не так уж хороша, как видится на картинках, — противный городишко, в котором народу больше, чем свободного места, в котором любой самый простой маршрут превращается в бесконечное чередование подъемов и спусков, — но ребенку должно понравиться, все-таки МОРЕ, все-таки собирались, мечтали, планировали, а когда пришло лето, денег оказалось маловато на такую поездку… Итак, с Ялтой полная ясность. Антону трудно было смириться, вот и заврался парень. Может, хвастался перед своими приятелями когда-нибудь раньше, и теперь стыдно было говорить правду. Смешной он. Несчастный. Иногда такая жалость к нему охватывает, особенно вечерами — хоть сиди возле детской кровати и на Луну вой. Правда, у Х. прекрасный сон, без нервов… Ладно, пусть эти две недели пройдут в Токсове, а дальше видно будет. Следующие две недели отпуска полагаются в августе, через месяц, есть время решить финансовую проблему.

Итак, никто не знает, где они. Даже возлюбленная продавщица. Не сообщил ей Х., куда собирается в отпуск, не хотел, чтобы она наезжала к нему в гости — а она наверняка бы так поступала, — собирался отдохнуть от всех, в том числе от этой женщины. Кроме того, давно пора было обдумать их отношения, в деталях представить их дальнейшую жизнь. Здесь, в спокойной одинокой глуши, решения принимаются легко и безболезненно, как бы сами собой.

Господи, о чем он думает? Особо опасный преступник…

Вот и калитка. Выложенная плитами тропинка, неприветливый сумрачный огород. В доме у хозяев горит свет — старички не спят еще, — и во времянке тоже… «Антон шалит, — мгновенно вскипает отец. До сих пор не спит, озорничает. И так мозги набекрень, а он, видите ли, озорничает!» — кипит отец, врываясь в наполненную электричеством комнатушку.

Сына во времянке нет. Шкаф, стол и сумки выпотрошены, вещи раскиданы, есть только свет и тоскливое ощущение разгромленности. Заднее окно почему-то приоткрыто… Х. берется рукой за косяк. Кто-то большой и страшный трогает его сердце — большими липкими пальцами. Где ребенок? Выдираясь из вязкой пелены паучьих прикосновений, Х. бежит к дому хозяев, ему кажется, что бежит, он уверен, что бежит… У стариков? Телевизор смотрит? «Антон!» — зовет отец, одиноко и трагически, срывающимся петушиным звуком.

Он рвет дверь на себя, вбегает в прихожую и тут же падает, споткнувшись обо что-то, предательски лежащее на полу.

Кухня и прихожая — одно помещение. В доме слишком мало места, чтобы можно было позволить себе иметь отдельно и кухню, и прихожую. На газовой плите, работающей от баллона со сжиженным пропаном, горит газ. Плита стоит на столике — на том самом, об который Х. ударился лбом. Хорошо, что лбом, а не глазом, — понимает он позже, много позже. Дед скорчился у порога, именно это неожиданное препятствие и попалось человеку под ноги. То, что труп был когда-то дедом-хозяином, видно только по одежде, ни как не по лицу. На лицо попросту невозможно смотреть, его нет, вместо лица что-то красное, пузырящееся, оскаленное. И к тому же — нож. Длинный, хозяйственный. Торчит из шеи — сзади. «Антон!» — рыдает Х., поднимаясь, не чувствуя боли, ничего не чувствуя. И торопится куда-то, торопится. «Ан-то-он!» Тело бабки обнаруживается рядом, в соседней комнате, сразу возле входа в прихожую. Строго говоря, бабка и там и здесь одновременно, лежит на пороге — тело в комнате, зато голова уже в прихожей, почти под умывальником.

Больше Х. ничего не помнит из увиденного. Потому что отчетливо слышит глухое, далекое: «Папа!.». Он мечется, рыдая. «Папа, ну где ты!» — жалобно зовет сын, откуда-то извне дома, из огорода; впрочем, Х. и так уже на воздухе, под черным небом, бежит, спотыкаясь о грядки и, наконец, замирает.

Сын стоит возле времянки — одетый в пижаму, выпачканный в земле, дрожащий…

И человек вдруг спокоен. Толчок — и все кончилось. Как мало человеку нужно было, чтобы вернулась реальность, временно покинувшая измученные жизнью мозги. Только сердце колотится, да алые кляксы в глазах стоят. Переполненный счастьем, человек командует:

— Домой, быстро!

Как мало нужно, чтобы вновь стать мужчиной.

— А что там? — вибрирует голос мальчика.

— Там? — спрашивает отец. — Там все нормально. Одевайся, не задавай глупых вопросов.

В спешке хватаются какие-то вещи, пихаются в огромную дорожную сумку, предназначенную специально для таких вот поездок. Сборы не отнимают много времени, хотя, им и мешают суетящиеся в помещении голоса. Мужской и детский.

Что здесь произошло?

Очевидно, просто повезло. Антон вовремя проснулся, услышал, как кричат хозяева дачи, испугался, вылез в окно и спрятался под скамейкой. Мужики его не заметили, не нашли. Мужики в красивых таких кроссовках — ничего, кроме обуви, мальчик не разглядел. Ругались разными плохими словами. А потом побежали на железнодорожную станцию, решили, что отец и сын успели удрать. Мальчик очень четко слышал их разговоры: мужики были громкими, ничего не боялись. Зато мальчик боялся, никак не мог вылезти из-под скамейки, даже когда папа вернулся, потому что думал: это не папа, а еще думал, что мужики спрятались и ждут…

— Вот, значит, как? — шепчет Х., шально озираясь по комнате. — Все правильно, ты у меня герой…

Действительно ли он спокоен? Холод в голове и тяжесть в руках. Теперь его будут подозревать в убийстве несчастных стариков, которое произошло сразу после объявления о розыске опасного преступника Х., а ему останется только невразумительно бормотать о мужиках в кроссовках и правдиво бить себя в грудь. Надо бежать. Но куда убежишь, если на железнодорожной станции караулит неизвестно кто, неизвестно за что! Причем, гости могут вернуться, чтобы снова проверить дачу — в любой момент!

Наверное, он что-то говорил вслух, поскольку Антон испуганно сообщает ему в ответ:

— Тот участок, который сзади за нашим, пустой. Мы с мальчишками клубнику там едим без спроса.

— Почему пустой?

— Не знаю, папа. Но точно. Мальчишки сказали, что можно, потому что этот дядька сейчас в городе живет, а приезжает сюда только в выходные.

Думать было некогда, тем более о неприкосновенности чужой собственности. Нужно решать. Антон, полностью готовый, одетый, со своим любимым рюкзачком на плечах, уже выглядывает из домика наружу.

— Уходим, — торопится Х. и гасит свет.

Бежать…

Сначала переждать, отсидеться. Не пешком же в город идти, с девятилетним ребенком? Дверь в руках опытного слесаря взламывается с рабской покорностью. Соседская дача в самом деле оказывается пустой, и не дача это вовсе, а полуобжитой сарай, непригодный для сдачи внаем. Времянка, в которой они жили, и то благоустроеннее. В общем, лучше не придумать — тихо, грязно, незаметно. Заячья нора. Хотя, живут ли зайцы в норах? Но решать все равно надо, никуда не деться — надо что-то делать, если уж тебе повезло родиться мужчиной… Во-первых, ни в коем случае не включать свет. Хорошо ли Антон это понял, хорошо ли запомнил? Свет отныне как бы не существует. Во-вторых, если мальчик захочет кушать, он может залезть в холодильник и чего-нибудь поискать — здесь, к счастью, холодильник предусмотрен. Но лучше всего лечь на диван и попробовать заснуть. А папе пора идти. Ненадолго, просто позвонить в город, опять к почте, так что нечего бояться, папа скоро вернется — ложись, и спи, Антон, будь мужчиной…