Филип Фармер - Мать [= Мама]

• Название: Мать [= Мама]
• Автор: Филип Фармер
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1997

Мать — это повесть о землянине, психологически зависимом от матери. Зависимость приводит его в гигантскую матку; ему удается завязать общение с пленившей его великаншей и превратить «утробу» в свое постоянное жилье.

Во многих отношениях эта повесть была даже лучше, чем роман Грех межзвездный. Начитавшись критики на фрейдизм, Фармер придумал сюжет, который заканчивался буквальным возвращением в материнскую утробу. В «утробу», то есть в исполинских размеров самку не из нашего мира, которая выглядит как покрытый каменной коркой холм, не способный передвигаться и исполняющий свою репродуктивную функцию путем привлечения бродячих животных на струи соответствующих брачных ароматов. Каждое живое существо, оказавшееся поблизости, излавливается и заталкивается в гигантскую матку. Когда пленник зубами и когтями тужится проложить дорогу из темницы со стенками из живой плоти, раздражение «утробы» стимулирует зачатие. А исполнивший свою функцию пленник попросту переваривается.

---

Шумно пробираясь через лес, оба землянина время от времени вспугивали мелких разноцветных созданий, схожих с насекомыми или с млекопитающими, которые суетливо перебирались из одного укрытия в другое. Эдди решил нести ружье под мышкой. Но потом, когда им пришлось карабкаться вверх и вниз по оврагам и холмам и продираться сквозь густые заросли, ставшие вдруг почти непроходимыми, он снова повесил его на плечо за ремень.

Несмотря на прилагаемые или усилия, усталости они почти не чувствовали. Здесь они весили фунтов на двадцать меньше, чем на Земле и, хотя здешний воздух был разреженнее, кислороду в нем содержалось больше.

Доктор Феттс не отставала от Эдди. На тридцать лет старше своего двадцатитрехлетнего сына, она даже вблизи казалась его старшей сестрой. В этом была заслуга пилюль долголетия. Однако сын обходился с ней со всей рыцарской учтивостью, какую оказывают матерям, и помогал ей взбираться по крутым склонам, хотя при этих восхождениях ее впалая грудь не испытывала ощутимой нехватки воздуха.

Они остановились всего один раз, чтобы сориентироваться.

— Сигналы прекратились, — заметил он.

— Безусловно, — отозвалась она.

В эту минуту следящее устройство радара, встроенное в панрад, принялось издавать резкие, отрывистые звуки. Она непроизвольно задрали головы.

— В воздухе нет корабля.

— Но ведь не может же сигнал идти с одного из этих холмов, — заметила она. — Там нет ничего, кроме валуна на вершине каждого из них. Огромные каменные глыбы.

— И тем не менее, я считаю, что сигнал идет именно оттуда. О! О! Ты заметила? Мне почудилось, будто позади вон той большущей глыбы откинулось что-то вроде высокого стержня.

Она вгляделась сквозь сумеречный свет.

— Мне кажется, ты выдумываешь, сын. Я ничего не вижу.

Затем при непрекращавшихся отрывистых звуках возобновились зтт-сигналы. После резкого всплеска шума все стихло.

— Давай поднимемся и посмотрим, что там такое, — предложила она.

— Что-нибудь диковинное, — высказался он. Она не ответила.

Они перешли вброд ручей и начали восхождение. На полпути к вершине они остановились и стали в замешательстве принюхиваться, когда порыв ветерка донес до них какой-то сильный неприятный запах.

— Пахнет, как от клетки с обезьянами, — произнес он.

— В жару, — добавила она. Если у него был чуткий слух, то она обладала великолепным обонянием.

Они продолжали подъем. Радарное устройство принялось истерически вызванивать крохотными гонгами. Эдди растерянно остановился, Пеленгатор показывал, что радиолокационные импульсы идут не с вершины холма, на который они взбирались, как прежде, но с другого холма по ту сторону долины. Панрад внезапно замолчал.

— Что нам теперь делать?

— Закончить начатое. Этот холм. А потом пойдем к другому.

Пожав плечами, он поспешил за ее высокой и стройной длинноногой фигурой в комбинезоне. Она с жаром устремилась к источнику запаха. и ничего не могло остановить ее. Эдди догнал ее еще до того, как она подошла к огромному, размерами с хорошее бунгало, валуну на вершине холма. Она остановилась, чтобы понаблюдать за стрелкой пеленгатора, которая вдруг бешено заметалась перед тем, как замереть на нулевой отметке. Запах обезьян в клетке невероятно усилился.

— Как ты считаешь, не может ли это быть чем-то вроде минерала, генерирующего радиоволны? — разочарованно спросила она.

— Нет. Те группы сигналов были явно смысловыми. И этот запах…

— Тогда что же…

Он не знал, радоваться ему или нет тому, что мать столь откровенно и неожиданно возложила бремя ответственности на него. Его одолевали одновременно гордость и странная робость. Но он чувствовал себя необыкновенно бодрым. В нем появилось, как он подумал, смутное ощущение, будто он стоит на пороге открытия чего-то, что он так долго искал. Каков он был, предмет его поисков, он бы затруднился сказать. Но он был взволнован и особого страха не испытывал.

Он снял с плеча двустволку, сочетавшую в себе пулемет и винтовку. Панрад продолжал молчать.

— Наверное, валун здесь для отвода глаз, а на самом деле маскирует какую-нибудь шпионскую установку, — предположил он. Предположение прозвучало глупо даже для него самого.

Позади него, ахнув, вдруг пронзительно закричала мать. Он тут же развернулся и поднял ружье, но стрелять было не во что. Дрожа всем телом, она указывала на верхушку холма через долину и что-то невнятно говорила.

Он разглядел там длинную тонкую антенну, высунутую, по-видимому, из чудовищного валуна. В тот же миг в его мозгу вспыхнули сразу две мысли-соперницы: первая — то, что на обоих холмах, на кромках уступов, имелись почти одинаковые по структуре камни, не просто совпадение; и вторая — то, что антенну, по всей вероятности, выдвинули совсем недавно. Он уверен, что когда он смотрел на тот холм прошлый раз, то ее там не видел.

Эдди так и не довелось поделиться с матерью своими умозаключениями, так как сзади его схватило что-то тонкое, гибкое и сильное, с чем невозможно было совладать. Его подняли в воздух и повлекли назад. Уронив ружье, он попытался голыми руками схватиться с этими ремешками или щупальцами, обвившимися вокруг него, и оторвать их от себя. Но тщетно.

Он в последний раз мельком увидел свою мать, бегущую вниз по склону холма. Занавес опустился, и он очутился в кромешной тьме.

Глава 4

Если Эдди не обманывали собственные ощущения, то его, развернув, щупальцы все еще держали в подвешенном положении. Он не мог, конечно, утверждать с полной уверенностью, но ему казалось, что лицом он теперь обращен в противоположном направлении. Щупальцы, сжимавшие его ноги и руки, вдруг разжались. И их тисках осталась лишь поясница. Ее так сдавило, что он даже вскрикнул от боли.

Затем его повлекли вперед. Носками ботинок он все время наталкивался на какую-то упругую массу. Вскоре движение вперед прекратилось, и он, обратясь лицом неизвестно к какому ужасному чудовищу, был внезапно атакован — но орудием нападения был не острый клюв, не зубы и не нож или какой-либо другой режущий или рубящий инструмент, а густое облако уже знакомого обезьяньего аромата.

При других обстоятельствах его, скорее всего, стошнило бы. Но сейчас его желудку не дали времени среагировать. Щупальце подняло его выше и резко толкнуло во что-то мягкое и податливое — некое подобие плоти, что-то очень женственное. Почти как женская грудь — по своей шелковистости, особой гладкости и теплу, а еще по неуловимому нежному изгибу.

Он вытянул руки и ноги, готовясь к чему-то ужасному, так как на мгновение ему показалось, что он вот-вот провалится куда-то внутрь и его окутают с головой — обволокут со всех сторон — и проглотят. Мысль о гигантском амебообразном животном, притаившимся в пустотелой глыбе камня — или камнеподобном панцире — заставила его извиваться, визжать и толкать этот ужасный сгусток протоплазмы.

Но ничего подобного не произошло. Его не швырнули в удушающий и слизистый студень, который сначала сожрал бы кожу, потом мясо, а под конец размолол бы его кости. Его просто снова и снова кидали в мягкую опухоль. Каждый раз он толкал ее, бил по ней ногой или кулаком. После многократных и явно бесполезных подобных действий его отодвинули назад, словно тот, кто это делал, был озадачен его поведением.

Он перестал кричать. Было слышно лишь его хриплое дыхание за зззт-сигналы и отрывистые звуки, которые издавал панрад. Как только его чуткое ухо уловило все эти звуки, в ту же минуту зззт-сигналы поменяли ритм и выстроились в узнаваемый узор шумовых всплесков — три блока, снова и снова повторяющихся.

— Кто же ты? Кто же ты?

С таким же успехом, конечно, это можно было принять за «Кто ты такой?» или «Да какого черта!», или «Нор смоз ка поп?»

Или же вообще ничего — если говорить о смысловой нагрузке слова.

Что касается последнего, то он так не думал. И когда его осторожно опустили на пол и щупальце уползло куда-то в темноту — один Бог знает куда, — он пришел к убеждению, что существо что-то ему сообщало — или пыталось сообщать.

Именно эта мысль и удержала его от крика и беготни по темной и дурно пахнувшей камере в тщетных поисках выхода. Справившись с чувством паники, он рывком открыл заслонку сбоку на панраде и сунул в отверстие указательный палец правой руки. Там он держал палец наготове над клавишей и, улучив момент, когда существо сделало паузу в своей передаче, тут же, как мог, отправил назад полученные им сигналы. Чтобы попасть в диапазон 100 килогерц, ему не обязательно было включать свет и накручивать диск. Прибор автоматически настраивался на нужную ему частоту.

Самым странным во всей процедуре было то, что все его тело неудержимо дрожало — кроме одной его части. Это был указательный палец, единственное назначение в этой, казалось бы, бессмысленной ситуации. Это была та его часть, которая помогала ему выжить на данный момент — единственная часть, которая знала, как это делать. Даже его мозг, и тот, похоже, существовал отдельно от пальца. Вроде как палец был сам по себе, а остальное просто случайно оказалось сцепленным с ним.