Ги Дебор - Комментарии к Обществу спектакля

• Название: Комментарии к Обществу спектакля
• Автор: Ги Дебор
• Жанр: Культурология

Более чем уверен, что появление этих комментариев будут приветствовать от силы пятьдесят или шестьдесят человек; вряд ли они будут интересны кому-либо ещё, особенно принимая во внимание то время, в котором мы живём, а также вес выставленных на обсуждение вопросов. Хотя, конечно, в некоторых кругах меня признают авторитетом. При этом не стоит забывать, что добрая половина всей заинтересованной публики будет состоять из людей, которые посвятили себя служению господствующей системе спектакля, в то время как другая половина упорно пытается эту самую систему разрушить. Таким образом, мне приходится считаться и с теми, и с другими; причём обе эти группы представляют собой читателей въедливых, хотя и в разной степени влиятельных, а потому, очевидно, я не могу изъясняться с полной свободой. В конце концов, я просто не имею права выдавать столько информации первому встречному.

---

XV

Более столетия назад А.-Л. Сарду в своём "Новом словаре синонимов французского языка" выявил ряд нюансов, которые не следует забывать при использовании слов «лживый», «обманчивый», «жульнический», «обольстительный», «коварный» и «каверзный». Если взять эти слова и сделать из них своего рода цветовую палитру, то ей можно будет нарисовать отличный портрет общества спектакля. Он пишет:

"Лживый" (лат. fallaciosus) — приспособленный или приученный к обману, насквозь им пропитанный; определение данного прилагательного эквивалентно превосходной форме слова «обманчивый». «Обманчивое» — это то, что обманывает или каким либо образом вводит в заблуждение. «Лживое» — это то, что обманывает намеренно, с определённой целью — ввергнуть в заблуждение, причём делает это с искусственной и сбивающей с толку уверенностью, тем самым злоупотребляя доверием. «Обманчивый» — это более общее и гибкое понятие; неясные намёки, смутные очертания — всё это можно оценить как «обманчивое». В то же время «лживое» подразумевает двуличность, умышленный обман, жульничество. Например, речь софиста, его клятва или рассуждение являются именно лживыми. Слово «лживый» имеет определённое сходство со словами «жульнический», «обольстительный», «коварный» и «каверзный», однако отождествлять их не стоит. Слово «жульнический» включает в себя все формы лицемерия или скрытности, которые применяются с целью кого-то оскорбить или нанести ущерб, сюда включается притворство, клевета и т. д. «Обольстить» — значит втереться кому-то в доверие, чтобы затем самым жестоким и немилосердным образом обмануть. «Коварный» — значит полный ловушек. «Каверзный» — это нечто берущее врасплох. Слово «лживый» включает в себя большинство из этих определений".

Жалко только, что во времена Сарду ещё никто не мог расписать подобным образом слова, характеризующие опасности, с которыми сегодня сталкиваются большинство революционных организаций. Увы, доктринёры "вооружённой борьбы" никогда не принимали во внимание различий между выражениями: «введённый в заблуждение», «спровоцированный», «засланный», «манипулируемый», «узурпированный» и «купленный».

XVI

Не так давно к нам из России, наряду с другими полезными новшествами, используемыми при руководстве государством, была импортирована относительно новая концепция дезинформации. Она в открытую поддерживается определенными силами в обществе, точнее, теми людьми, которые в своих руках держат фрагменты политической и экономической власти. Прямая задача дезинформации — поддерживать существующий строй, т. е. охранительная функция. Очевидно, что официальной истине может противостоять только дезинформация, исходящая от враждебных, или хотя бы конкурирующих сил, которые заинтересованы в злонамеренном подлоге. Дезинформация — это не просто отрицание факта, угодного власти, это даже не пропаганда факта, который не устраивает власть — это настоящая паранойя. В отличие от обыкновенной, прямолинейной лжи, дезинформация должна в обязательном порядке содержать в себе определённую долю истины, которой будет нарочно манипулировать противник. Вот почему дезинформация так пришлась по душе апологетам господствующего общества. Власть, слишком отвлекающаяся на дезинформацию, уже сама перестаёт верить в свою правдивость, однако знает, что в состоянии сделать любую более или менее ценную критику чем-то незначительным, т. е. слить её вместе с другими помоями в огромный чан дезинформации. А раз нет критики — то и ошибок власти никто не заметит.

По сути, дезинформация — это пародия на правду. Кто-то ворчит, что это плохо, кто-то утверждает, что это глупо. Однако выше мы упомянули, что её может распространять лишь враг существующего общества, но кто же этот враг? Понятное дело, что это не терроризм, ибо в самой его онтологии заложен серьёзнейший изъян, который ни за что не позволит ему кого-либо «дезинформировать». Из-за своей этимологии и из-за того, что всё ещё свежа память о тех локальных конфликтах середины XX века, в которых выясняли силы Восток и Запад, концентрированный и распылённый спектакли, капитализм интегрированного спектакля всё ещё делает вид, что бюрократический тоталитаризм — его главный враг. Впрочем, сейчас главным врагом начинают называть ещё и террористические организации с присущим им боевым духом, хотя можно найти бесконечное число доказательств того, что и терроризм и бюрократический тоталитаризм всегда с удовольствием помогали в развитии и подкидывали новые идеи интегрированному спектаклю. Однако любая установившаяся власть, несмотря даже на то, что в ней самой неизменно происходит мелкая грызня, никогда не забывает давний лозунг, брошенный сразу после начала Первой Мировой войны немецкими интернационалистами: "Главный враг — внутри". Тогда их, впрочем, подняли на смех, и никакого резонанса заявление не получило, да и сейчас власть старается не особо афишировать этот лозунг. Но следует отметить, что в XIX веке дезинформацию непременно назвали бы "опасным развлечением". Ведь она ставит под угрозу всё то неизбывное счастье, которое современное общество дарит всем, кто ему доверяет, счастье, которое явно перевешивает все существующие риски и возможности разочарования, существующие в мире. И каждый, кто обрёл это счастье в спектакле, согласится с ценой, которую за него заплатил; все, кто думает иначе, автоматически переносятся в разряд дезинформаторов.

Итак, спектакль яро выступает против дезинформации, однако это только уловка, чтобы отвести от себя подозрения: вдруг внутренний язык спектакля сам по себе содержит дезинформацию? Что тогда? Но пусть пока спектакль потешит себя надеждой, с научным пафосом утверждая, что дезинформация может быть только в том, что противоречит спектаклю.

Не так давно во Франции различные СМИ начали лепить на себя ярлыки: "У нас нет дезинформации!" Понятное дело, что это всего лишь ловушка. Больные на голову профессионалы медиа до сих пор верят или, по крайней мере, хотят верить в то, что они неподвластны жёсткой цензуре. Однако современная концепция дезинформации, выполняя защитную функцию, никогда не предназначалась для пассивной обороны, она не предполагает строительства линии Мажино и Великой китайской стены, которые бы смогли полностью оградить общество от дезинформации. Вовсе нет, дезинформация должна присутствовать и при этом казаться чем-то вездесущим и всепроникающим. Тем более, зачем защищать спектакль тогда, когда его никто не атакует? Это привело бы лишь к тому, что концепция дезинформации износилась раньше времени — тем более, что для её опровержения подчас бы пришлось пользоваться такими фактами, о которых широкая публика, в принципе, знать не должна. Власти на самом деле и не нужно, чтобы дезинформация полностью исчезла. К тому же, они не в состоянии этого добиться — они могут лишь относиться с подозрением к любой информации. Дезинформация предназначена для контратак. Её держат в резерве на случай, если вдруг кто-то начнёт говорить правду.

А что, если возникнет опасность появления нерегулируемой дезинформации, которую начнёт продвигать какая-либо заинтересованная партия или сторона? Вдруг этой новой дезинформации поверят, она выйдет из-под контроля и затмит собой прежнюю, обузданную дезинформацию? Бояться нечего — власти наймут ещё более обученных и прозорливых специалистов-манипуляторов, которые сочинят ещё пущую дезинформацию. Чему удивляться — дезинформация распространяется в мире, где истину уже не проверишь и не отыщешь.

Когда выяснилось, что критику невозможно замолчать, на помощь пришла синкретическая концепция дезинформации. К примеру, если текст покажется неугодным, то достаточно и минуты, чтобы объявить: "данный текст содержит дезинформацию о спектакле!" Или, что то же самое, "он несёт вред для демократии!" И всё! Текста уже как бы и нет!

Не важно, как именно спектакль определяет дезинформацию. Следует уяснить, что дезинформация служит государству здесь и сейчас, напрямую подчиняется ему или его подельникам. Дезинформация на самом деле стала неотъемлемой частью всей существующей информации и, конечно же, главной её характеристикой. О ней можно говорить лишь там, где общественная пассивность поддерживается путём банального запугивания. Дезинформация существует только там, где исчезло само понятие «дезинформация» и наоборот.

В те далёкие времена, когда ещё идеологии сражались между собой, отчаянно споря и выражая свои «за» и «против» по каждому аспекту реальности, существовали фанатики и лжецы, но не было «дезинформаторов». Однако спектакль привёл мир к «консенсусу», и его слава уже никому не позволяет честно выступать «против» или от всей души быть «за». Если спектаклю что-то не нравится, если он чует опасность — он призывает на помощь дезинформацию, и та, не долго думая, ставит на лоб грозному врагу своё клеймо и отправляет его тем самым на свалку истории. К примеру, после 1968 года в политической жизни возникло немереное число любителей угоститься на дармовщинку, «pro-situs», с удовольствием способствовавших становлению интегрированного спектакля. Они и стали первыми профессиональными дезинформаторами: они заявляли, что, якобы, приобщились к критике, но одновременно с этим упрямо уклонялись от любых конкретных действий. При этом они даже не давали ссылок на тех, у кого они надёргали элементы своей «критики», без тени смущения, выдавая получившийся шанхай идей за своё изобретение.