Сергей Конарев - Балаустион

• Название: Балаустион
• Автор: Сергей Конарев
• Издательство: Константа
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2008
• ISBN: 99965-27-296-4

Первый век до рождения Христа. Греция переживает период мира — выстраданного, постыдного мира, купленного поражениями, кровью и унижением. Македония и Рим, на словах объявив Элладу свободной, бесстыдно грабят древнюю и некогда славную страну, попирают ее законы, наказывают неугодных. Пирр, сын царя Спарты, города суровых воинов, и его друзья — из тех немногих, кто не склонил головы перед могучими врагами и роком. Беспощадная ненависть, страдания и горе ждут тех, кто дерзнул подвигнуть эллинов к новой войне — гибельной? Или священной?

---

Когда эфоры, наконец, насытились, слуги убрали останки поросенка и внесли чаши с фруктами и новые сосуды с вином. Настало время десерта и развлечений. Из раскрытых дверей раздались звуки флейт и тимпанов, и в трапезную, маршируя, словно солдаты, вошли две шеренги танцоров. С одной стороны стояли девушки с бутафорскими луками и копьями, с другой — юноши с такими же фальшивыми мечами и шлемами.

— «Амазонки и скифы»! Труппа из Митилены, прибывшая вместе с ахейцами. За какой-то талант согласились скрасить наш вечер, — похвастался Гиперид, глянув на соратника.

Архелай закивал: он уже слышал об этой танцевальной группе, успевшей прославиться при богатых дворах олигархов Афин и Сикиона. Музыка меж тем становилась все громче, ее ритм нарастал. Две линии танцоров, стоявшие друг против друга, словно два войска, и танцевавшие до сих пор на месте, словно похваляясь своей гибкостью и красотой, стали производить движения, как будто вызывая друг друга на бой. Тимпаны забили еще агрессивнее, издалека гобой весьма искусно изобразил звук военной трубы. Из рядов выступили двое — светловолосая девушка редкой красоты и атлетически сложенный парень с длинными, иссиня-черными волосами. Королева амазонок и предводитель скифов. Амазонка, одетая в хитон с одним рукавом, поигрывала копьем, и при этом искуснейшей пантомимой изображала насмешку над противником. Он же движениями грубыми и решительными предлагал ей сразиться. Бой начался, когда ритм достиг наивысшего предела. Потрясая оружием, полуобнаженные танцоры бросились друг на друга и вдруг перемешались в головокружительной круговерти танца битвы. Плавные движения рук, гордо воздетые головы, мелькающие пестрые одежды — все это вызывало восторг. Среди танцующих выделялась, конечно, главная пара — королева и вождь скифов. Изображая наносимые друг другу удары, они кружили в гуще «боя», но были видны отовсюду. Их стройные тела двигались настолько красиво, грациозно и синхронно, что даже толстокожий Архелай не мог отвести восхищенного взгляда. Гиперид причмокивал и хлопал в ладоши.

Битва закончилась, когда королева амазонок поразила, наконец, противника копьем, и он медленно и плавно опал на пол, картинно раскинув руки. Музыка тут же изменилась, став тихой и печальной. Королева глядела на поверженного противника, лежавшего у ее ног, и любовалась его красотой и мужественностью. Медленно, бросив копье, она опустилась на колени, спрятала лицо в ладонях, опустила голову на грудь убитому ею юноше. Остальные танцоры, прекратив «сражаться», медленно двинулись по кругу. Королева, все так же, на коленях, обратилась с молитвой к небесам, запрокинув голову и ломая руки. Архелай удивленно покачал головой: он еще никогда не видел столько выразительности в движениях.

— Хороша, верно? — заметил его жест Гиперид. И хлопнул в ладоши. — Ну же, оживляй его, скорее!

«Кажется, он перепил вина», — подумал Архелай. Неразбавленное фалернское вскружило и его собственную голову.

Амазонка обняла павшего юношу, приникла губами к его шее… щеке… губам, и вот он открыл глаза.

— Давай, давай! — захохотал Гиперид. — Вот она, тыркни ее, эй!

Юноша и девушка продолжали плавно двигаться в такт музыке, изображая внезапно возникшую любовь.

— Эй, да что вы тянете осла за хвост? — разозлился Гиперид. — Сношайтесь, я вам сказал! Живо!

Танцоры недоуменно оглянулись на хозяина дома. Видимо, нечасто зрители так грубо вмешивались в их танец.

— Чего смотрите? — Гиперид отхлебнул еще вина, красная струйка скользнула по его подбородку. — Делайте, что велено! Что уставились? Нужно еще золота? Вы его получите… Вот. Вот!!!

Змей сорвал с пояса и бросил в музыкантов увесистый мешочек. Золотые засверкали, зазвенели, раскатились по мозаичному полу.

— Вот! Скифы, хватайте амазонок! Ну! Эй, подать им всем вина!

Рабы бросились выполнять приказ. Музыканты как ни в чем ни бывало, продолжали играть, на этот раз что-то веселое.

— Хей, срывай хитоны! — надрывался эфор. Архелай понял, что угодил на одну из оргий Гиперида, о которых судачил весь город. Раньше Медведю удавалось избегать участия в подобных мероприятиях.

Танцовщики долго себя упрашивать не заставили. Приободренные вином и блестящими на полу золотыми кружочками, они плавно, в танце, начали ласкать друг друга и стягивать одежду. Особенно грациозно это проделали бывшие королева амазонок и скифский предводитель, они определенно обладали высочайшими пластикой и талантом. И другими… выдающимися качествами, с завистью подумал Архелай, глядя на восставшую мужскую гордость «скифа». Сам эфор почувствовал лишь слабое шевеление в паху, одного созерцания было явно недостаточно, чтобы он был готов овладеть женщиной. И даже зрелище развернувшейся перед ним вакханалии не могло привести его вялый орган в состояние боевой готовности.

Юноши же, полные сил, мало-помалу разгорячались и входили во вкус. Мелькали наполненные кровью фаллосы, крепкие ягодицы, мускулистые торсы; нежные ладони мяли и ласкали женские ноги и груди, и губы сливались с губами… Площадка напротив стола превратилась в живой ковер разгоряченной, похотливой человеческой плоти. Наконец, первый ключ нашел свою скважину… и второй, и третий… Стоны и вздохи стали пробиваться сквозь веселую какофонию музыки.

Взглянув на Гиперида, Архелай увидел, что тот наблюдает за действом с кислым и недовольным видом. Настроение у Змея менялось, как у беременной женщины.

— Эй, ты! — позвал работорговец. — Да, ты, амазонок царица. Иди ко мне!

Беловолосая танцовщица проворно соскользнула с члена весьма разочарованного этим «скифа» и, вихляя бедрами, приблизилась к столу.

— Господин хочет поразвлечься? — игриво спросила она, подойдя вплотную к Гипериду. Уперев руки в бедра, она предоставила эфорам разглядывать ее совершенное, без единого изъяна тело: красивую шею, переходящую в округлые плечи, чуть полные руки, великолепной формы грудь, тонкую талию профессиональной танцовщицы, плоский живот, золотящийся на лобке стриженой щеточкой волос и изумительные сильные ноги.

— Нет, господин желает задать тебе вопрос, — Змей растянул рот в усмешке, показав мелкие острые зубы.

— Да-а? — девушка покачалась, перекатываясь с пятки на носок. Она сознавала свою красоту и наверняка не раз и не два убеждалась в магическом ее воздействии на мужчин. Беловолосая не знала, что перед ней не мужчина, а упырь.

— По преданию, амазонки прижигали себе одну грудь, чтобы она не мешала им при стрельбе из лука. У тебя же обе… кхм… одинаковые.

— Ха-ха-ха! — рассмеялась королева, колыхая объектом разговора перед самым носом эфора. — И какую же из них ты хотел бы прижечь, добрый господин? Эту или вот эту?

С восхитительным бесстыдством она покрутила плечами.

— Эту! — рявкнул Гиперид, за талию притянул девушку к себе, прильнув ртом к упругому полушарию.

Она игриво захохотала, но через миг ее смех превратился в вопль боли — зубы Змея безжалостно вгрызлись в ее нежную плоть. Оглушительно визжа, содрогаясь всем телом, танцовщица попыталась оттолкнуть терзающую ее голову, но эфор держал крепко. Насладившись истязанием, он оттолкнул ее сам, и амазонка, все еще продолжая кричать, хлопнулась ягодицами на пол. На одной из ее грудей вспухала уродливая кровяная клякса. Гиперид с отвращением сплюнул.

Увидев на белом мозаичном треугольнике лежащий в алом сгустке откушенный сосок, Архелай почувствовал, что его замутило.

— Эй, кто-нибудь, факел сюда! — крикнул Гиперид, вытирая тыльной стороной ладони страшный окровавленный рот. — Нам нужно прижечь… рану.

Произошло что-то ужасное. Критий чувствовал это каждое мгновение пребывания в родном доме. Неведомая беда наложила отпечаток на весь уклад жизни семьи лафиропола Эпименида. Совсем недавно здесь правили веселье и счастье: родители, не чаявшие души в детях, излучали благодушие и ласку, и Критий не помнил, чтобы в их доме когда-то повышался голос, даже на рабов. Сейчас спокойному счастью пришел конец. Аура ужасного горя исходила от отца, и эти темные волны безысходности затопили дом, изгнав из него привычные уют и ощущение безопасности. Нет, и теперь в отношении отца: в его словах, во взгляде, и в нежных прикосновениях его руки к вихрастым головам сыновей были любовь и забота, быть может, даже больше, чем обычно. Да что, там, много больше… Но в глазах Эпименида, раньше светившихся счастьем, теперь поселились боль и безнадежное отчаяние. Он смотрел так… как будто прощался, да, точнее слова не подобрать. И Критий, и брат его Лисимед донимали родителей, пытаясь выяснить, что произошло, но отец только качал головой, грустно улыбаясь, а мать, тайком утирая слезы, говорила, что скоро они все узнают. Никто не объяснял и того, почему их дом охраняют вооруженные стражники, и почему обоим братьям и старшей сестре запрещено выходить из дома. Сама Клеобулида тоже ничего не знала. Или не хотела говорить, ей было уже восемнадцать, и она считала себя взрослой.