Соно Аяко - Синева небес

• Название: Синева небес
• Автор: Соно Аяко
• Издательство: Гиперион
• Жанр: Маньяки
• Год: 2006
• ISBN: 5-89332-121-9

В японской литературе появился серийный убийца — персонаж, совершающий многочисленные злодеяния без видимых причин. Ему неведомо раскаяние или представление о грехе. Он не испытывает чувства вины и легко оправдывает содеянное: «Я всегда делаю что-то без особых причин. Вот и людей тоже убивал без особых на то причин. Это похоже на легкую влюбленность, когда маешься от безделья и не знаешь, куда себя деть. Люди очень подвержены такому состоянию». Такова психология этого необычного для японской литературы персонажа, художественное исследование которой представлено в романе «Синева небес» (1990).

Соно Аяко (род. в 1931 г.) — одна из наиболее известных писательниц современной Японии. За 50 лет она опубликовала более 40 романов и эссе, переведенных почти на все европейские языки. Творчество ее отмечено многими премиями и наградами, в том числе наградой Ватикана (1979). Будучи убежденной католичкой, Соно Аяко принадлежит к немногочисленной группе японцев, которые, живя в буддийской стране, должны соотносить национальные ценности с христианскими. В «Синеве небес» эта особенность проявилась в безжалостном психологическом анализе, которому подвергнуты главные герои романа.

---

— У моего близкого друга есть биржевой маклер, он сообщает последние новости, а сам я акциями не занимаюсь.

— Почему? Ведь можно с таким удовольствием получать выгоду…

— Существует завещание, которое запрещает это.

— Когда умерли ваши родители?

— Уже пять лет, шестой год пошел. Сначала умер отец, а на следующий год — мать.

— Значит, вам уже не о чем беспокоиться.

Фудзио и сам хотел бы моментально убраться из дома, когда после смерти родителей ему достанутся деньги, и существовать так, чтобы больше никогда в жизни не видеть лица Сабуро. Разумеется, у него не было желания поступиться хоть иеной из собственной доли. Однако женщина, которая говорит просто «ваши родители умерли — и прекрасно», пробудила в душе Фудзио неприятный, обжигающий гнев, словно там закипел свинец.

— Я хоть и кажусь безработным, но родителей почитал. В отличие от тебя.

— Вот как?

— Отец находился в больнице месяц, а мать — полгода, пока не умерла, и я постоянно там ночевал и ухаживал за ними.

— Вы, конечно, хорошо поступали. Но что стало в это время с вашей работой?

— Я — поэт, а стихи можно писать где угодно. Я бодрствовал всю ночь, а когда показались первые лучи рассвета, мой отец умирал. Разве можно найти более высокий момент для создания стихов?

— Я, если не сплю ночь, то на следующий день не могу работать. Так что ухаживать за больными людьми совершенно не в состоянии.

— Не за чужими людьми ведь ухаживать, а за больными родителями!

— Но я ведь и к родителям не испытываю особой привязанности.

— Они к тебе плохо относились, твои родители?

— Да нет, они мне ничего плохого не делали. Даже отправили учиться в гимназию, давали, как принято, деньги на мелкие расходы, только и всего.

— Но когда ты болела, они, наверное, за тобой ухаживали? А когда у тебя бывало подавленное настроение, они, вероятно, беспокоились и спрашивали: что случилось?

— Ну, наверное… Но я почему-то родителей не люблю.

— Видно, тут ничего не поделать. Если говоришь «почему-то», значит, у тебя нет логичного объяснения этой нелюбви. Ты уже законченный эгоист, не помнящий добра.

— Думаю, так оно и есть, — Рэйко отозвалась на эти слова Фудзио без видимых признаков недовольства.

— А ты вредная женщина. И друзья, и мужчины тебя, видимо, не очень-то любили? — сказал Фудзио.

— Хоть и любили, но не особенно. Тут уж ничего не поделать, верно?

— Пожалуй.

— Дело не в том, любили меня мужчины или нет, а в том, любила ли их я.

— Если ты их любила, то, наверное, и они в тебя влюблялись?

— Конечно же, нет, — засмеялась Рэйко без тени иронии на лице.

— Это потому, что в мире встречаются и странные мужчины. К слову сказать, давай сегодня обойдемся без лишних сантиментов. В меня постоянно влюбляются, поэтому я от этого дела устал. Может быть, ты первой примешь ванну? — сказал Фудзио.

— Хорошо.

Ванна по своему устройству отличалась от тех, что были в других отелях и, скорее, походила на те, что устраивают в сельском доме. По светло-коричневому кафелю местами «порхали», как украшение, плитки розового и пурпурного цветов, совершенно с ним не гармонирующие.

Однако этим ее качества, естественно, не ограничивались. Между спальней и ванной комнатой вместо стены была установлена раздвижная перегородка. Когда Фудзио это увидел, то сразу же смог оценить преимущества подобной конструкции. После того как Рэйко вышла в раздевалку, Фудзио, выждав две-три минуты, внезапно отдернул эту раздвижную перегородку.

Границей между спальней и ванной комнатой служила не стена, а огромное, во всю стену, стекло. Чтобы его скрыть, была поставлена раздвижная перегородка, и на первый взгляд казалось, что здесь находится встроенный шкаф. Если раздвигаешь эту перегородку, можешь, лежа на матраце, изучать своего партнера, находящегося в ванной, разглядывая его, как рыбу в аквариуме.

Рэйко уже сняла одежду и вошла в ванную комнату. Как Фудзио и предполагал, у нее была угловатая фигура, талия была вытянута, а зад располагался слишком низко. О ногах трудно было безоговорочно сказать, что они не приближаются к букве «О».

Когда Фудзио внезапно отодвинул перегородку и продемонстрировал свойства прозрачного стекла, Рэйко мельком взглянула на него, но при этом не выразила ни испуга, ни стыдливости, ни радости, ни удивления. Могла бы изобразить на лице нечто вроде «Ах!», — не унимался Фудзио. Зная, что тебя разглядывают, делать вид, что не замечаешь этого, слишком нелепо. Причем осознание того, что ее разглядывают, у Рэйко никак не проявилось, никаких перемен в ее движениях не произошло. В обычной манере, без тени стыдливости, она вымыла все уголки своего тела и, согнув ноги, как старуха, погрузилась в ванну.

Если поразмыслить, то рыбы в аквариуме — прекрасные существа, и каждая контролирует свои действия. И тучных рыб тоже нет, даже состарившиеся экземпляры плавают в своей обычной форме. А вот в зоопарке — по-другому. Бегемоты и носороги входят в воду и выходят из нее, колыхая своими грязными задами, и сколько на это ни смотри, не найдешь ничего для наслаждения. То же самое он почувствовал и сейчас.

Однако тело Рэйко было не таким уж грубым. Фудзио понимал, что женщин, от чьих тел можно получать удовольствие, в мире чрезвычайно мало. Пожалуй, он бы сказал, что смотреть стоило лишь на Ёко Мики.

Раздевалки не было видно, но Фудзио точно удостоверился, что, отправляясь в ванную комнату, Рэйко захватила с собой сумочку. Было бы понятно, если бы она унесла мешочек с косметикой, но поскольку ее сюда пригласили неожиданно, когда он возвращалась домой с работы, то ничего подобного при ней и не было. Несомненно, она не выпускает сумочку из рук, поскольку беспокоится, как бы Фудзио не открыл сейф, если она по рассеянности оставит ее в комнате.

Тем временем Фудзио, который не пил вина и не курил, чувствовал себя полным дураком. Не было смысла смотреть на эту женщину с короткими ногами и начинающим полнеть животом. Во всяком случае, когда оцениваешь женщину, вино и сигареты являются неотъемлемой частью этого процесса. Если его ничем не разбавить, а только смотреть на женщину, то это воистину печальное зрелище.

Все они были лживыми, легкомысленными, бесчувственными, алчными и эгоистичными. Если выразиться точнее, то все они были недочеловеки. Он считал, что женщина, которая покушалась на собственную жизнь, была немного лучше, хотя и не мог не отдавать себе отчета в том, что в тот день он воспользоваться необычным душевным состоянием женщины.

Он думал, что та гордячка, которая чересчур много знала о Венеции, и та чересчур веселая девушка Дзюн, что отказывалась посещать школу, были гораздо лучше, но с одной он не захотел иметь дела, а другая от него убежала, не успел он и глазом моргнуть.

А вот та, которой он говорил колкости, которую выставлял дурочкой, как ни в чем не бывало, не думая убегать, нагло остается с ним и, стоя на своих коротких ногах, моется в ванной, даже не имея способности что-то изобразить из себя, хотя бы под взглядом мужчины.

— Эй! — оправившись от расстройства, Фудзио встал на пороге ванной. — Заказать, может быть, суси?

— Хорошо.

— Какие хочешь суси? Нигиридзуси или приправленные уксусом тирасидзуси?..[37] — И, пока она медлила с ответом, раздумывая. — Я возьму нигиридзуси.

— Мне можно то же самое.

— Обычные или дорогие? — Фудзио спросил это не без злорадства.

— Если господин платит, то ему и решать.

— Ладно. Тогда закажу наугад.

Сидя на дзабутоне, Фудзио вдруг увидел, сколь ничтожной сделалась его жизнь. Когда общаешься с такой женщиной, то с каждой минутой твой мир становится все более жалким. И то, что должно приносить удовольствие, быстро теряет привлекательность, как поблекшие мечты.

Если не бороться с этим, то будет невозможно и жить.

Он позвонил в закусочную, где готовят суси:

— Одну порцию обычных и одну порцию дорогих. В дорогие не кладите креветок. А то может появиться крапивница.

Фудзио проговорил это тихим голосом, чтобы Рэйко, находящаяся в ванной, не могла его расслышать.

Он вспомнил свою первую поездку с Юкико. Когда они делали заказ в ресторане под названием «Аромат небес», где подают тэмпура, Юкико произнесла: «Креветок не нужно».

Это было в те светлые дни, когда Фудзио еще не замарал своих рук. Хотя семена вьюнков, в которых ему раскрылась синева небес, он поспешил отринуть и выбросил, у него тогда еще оставались значительные возможности для честной человеческой жизни.

А вот теперь все по-другому. Теперь впереди одна лишь дорога — в пучину мрака.

До Фудзио по-прежнему доносились звуки плещущей воды из ванной. Он подумал, что суси, конечно, принесут нескоро, но тут у входа раздался голос разносчика.

Устройство окна для заказов в этом отеле было довольно оригинальным. Сбоку от входа почти на уровне верхней полки встроенного шкафа находилась маленькая створчатая дверка; если ее открыть, то обнаружится пространство примерно для двух подносов, куда и кладут доставленные блюда.