Уолтер Миллер - Гимн Лейбовичу (С иллюстрациями)

• Название: Гимн Лейбовичу (С иллюстрациями)
• Автор: Уолтер Миллер
• Издательство: Дарстеллер
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 1993
• ISBN: 5-86714-019-9

Деградировавший после ядерной войны мир, в котором нет места науке и общечеловеческим ценностям. Единственными хранителями знаний остаются монахи ордена Святого Лейбовица… Роман разбит на несколько частей, каждая из которых находится в 500-летнем интервале от предыдущей. Грандиозная эпопея, наглядно демонстрирующая процессы возрождения и краха Нового Мира. «Гимн Лейбовичу» абсолютно заслуженно считается одним из самых ярких НФ-романов XX-го века. Произведение удостоено премии «Хьюго-1961».

---

Пилигрим взглянул на надпись и криво усмехнулся. Его смех походил скорее на блеяние.

— Хм-хм-м! Ты бы написал это еще задом наперед, — сказал он. Даже если он и понял написанное, то не снизошел до того, чтобы показать это.

Он отложил в сторону посох, снова сел на камень и, подняв с песка хлеб и сыр, начал тщательно очищать их. Франциск облизнулся от голода, но отвернулся. Он ничего не ел, кроме мякоти кактуса и горсти сушеного зерна спервой великопостной среды — правила поста и воздержания были весьма строги для призванных к бдению.

Заметив его томление, пилигрим преломил хлеб и сыр, и протянул брату Франциску.

Несмотря на довольно сухое тело, что было вызвано скудным потреблением воды, послушник почувствовал, как рот его наполнился слюной. Он не мог отвести глаз от руки, протягивающей пищу. Вселенная сжалась: в ее геометрическом центре плавали засохшие кусочки черного хлеба и сыра. Дьявол, управляющий мускулами его левой ноги, продвинул эту ногу на полшага вперед. Затем дьявол завладел и правой ногой, заставив ее встать впереди левой. Воздействуя каким-то образом на правую грудную мышцу и бицепс Франциска, он вынудил его протянуть вперед руку, пока она не коснулась руки пилигрима. Его пальцы ощутили пищу; ему показалось, что он даже попробовал ее. Нервная дрожь потрясла его голодное тело. Он закрыл глаза и увидел настоятеля аббатства, сердито смотрящего на него и размахивающего пастушьим кнутом. Всегда, когда послушник пытался представить себе святую троицу, лицо бога-отца путалось у него с лицом настоятеля, которое неизменно казалось Франциску очень сердитым. Позади аббата бушевал костер, а из самого центра пламени святой мученик Лейбович в предсмертной агонии пристально смотрел на своего постящегося подопечного, застигнутого в тот момент, когда он почти схватил сыр.

Послушник снова вздрогнул.

— Apage, satanas![4] — прошипел он, отпрыгнув назад и выронив пищу. Неожиданно он окропил старика святой водой из крошечного пузырька, хранимого в рукаве рясы. В какой-то момент в его ослепленном солнцем сознании пилигрим предстал в виде самого архидиавола.

Это неожиданное нападение на силы тьмы и искушения не дало никаких сверхъестественных результатов, но естественные оказались ex opere operato.[5]

Пилигриму-Вельзевулу не удалось превратиться в серный дым, но он издал клокочущий горловой звук, метнулся быстрой тенью и напал на Франциска с леденящим душу воплем. Спасаясь от острого конца посоха, послушник споткнулся о собственную рясу и избежал ранения только потому, что пилигрим забыл о своих сандалиях, и его атака превратилась в серию диких прыжков. Казалось, он только сейчас обнаружил обжигающие камни под босыми подошвами. Старик остановился и повернул назад. Когда брат Франциск мельком оглянулся, то получил твердое убеждение в том, что возвращение пилигрима к его прохладной щели совершилось посредством немыслимого прыжка на кончике одного лишь большого пальца правой ноги.

Пристыженный запахом сыра, исходящим от его пальцев, и раскаиваясь в своем неразумном поступке, послушник вернулся к своей работе в старых развалинах, в то время как пилигрим охлаждал ноги и удовлетворял свой гнев, бросая в юношу попадавшиеся под руку камни, как только тот показывался из-за груд щебня. Когда его рука наконец устала, он замахивался больше для вида и только рычал над своим хлебом с сыром. Франциск перестал увертываться. Послушник ходил взад и вперед среди руин, время от времени подходя к предмету своих трудов с обломком камня размером с собственную грудную клетку, согнутый этим тяжелым грузом. Пилигрим наблюдал, как он выбирал камень, измерял его пядями, отбрасывал, тщательно выбирал другой, рылся, освобождая камни, зажатые мусором и щебнем, поднимал и относил в сторону, чтобы впредь не спотыкаться об них. Он уронил один из камней, пройдя с ним несколько шагов, и вдруг сел, опустив голову на колени в отчаянном усилии не упасть в обморок.

Солнце посылало свое полуденное проклятие иссушенной земле, анафему всему, содержащему влагу. Франциск продолжал работать, несмотря на жару.

Когда путник запил последние куски хлеба и сыра несколькими глотками воды из меха, он вставил ноги в сандалии, поднялся с земли и захромал через развалины к тому месту, где трудился послушник. Заметив приближение старика, Франциск быстро отошел на безопасное расстояние. Пилигрим притворно замахнулся на него посохом, но, очевидно, более интересовался каменной стеной, которую возводил юноша, чем местью. Он остановился, чтобы обследовать жилище послушника.

Здесь, близ восточной границы развалин, брат Франциск вырыл небольшую траншею, используя в качестве лопаты палку. В первый день великого поста он перекрыл траншею густым кустарником и использовал ее ночью для защиты от пустынных волков. Но по мере того, как длились дни поста и его присутствие в этих местах становилось все более заметным, ночные хищники стали проявлять все более активный интерес к району развалин. Они даже скреблись о его кустарниковое перекрытие, когда угасал костер.

Вначале Франциск пытался отгородиться от ночных гостей, увеличив толщину кустарникового перекрытия над траншеей и окружив ее кольцом камней, плотно вставленных в прорытую борозду. Но прошлой ночью кто-то прыгнул на его кустарниковый потолок и выл там, пока Франциск, дрожа, лежал внизу. После этого он решил укрепить свою нору и, используя первый ряд камней в качестве фундамента, начал сооружать стену. По мере своего роста стена наклонялась внутрь, но поскольку сооружение в плане имело почти овальную форму, то камни в каждом новом ряду опирались на соседние, что не давало стене разрушиться. Брат Франциск надеялся, что путем тщательного подбора камней и с помощью утрамбовки, замазывания землей и расклинивания галькой ему удастся закончить свое убежище. И одиночный пролет безопорной арки, каким-то чудным образом игнорирующий законы гравитации, стоял здесь, у входа в нору, как символ его амбиций. Брат Франциск по-щенячьи взвизгнул, когда пилигрим из любопытства воткнул свой посох между камнями.

Беспокоясь за свою постройку, послушник ходил по пятам за пилигримом во время его инспекторского осмотра. Тот отвечал на повизгивания Франциска, размахивая палкой и кровожадно завывая. Брат Франциск вдруг споткнулся о подол своей рясы и сел на землю. Старик тихо рассмеялся.

— Хм-м, хм-м! Тебе придется отыскать камень весьма необычной формы, чтобы заделать эту дыру, — сказал он и покрутил посохом в свободном пространстве, ограниченном верхним рядом камней.

Юноша кивнул и отвернулся. Он по-прежнему сидел на песке. Своим молчанием и потупленным взором он надеялся внушить старику, что не волен ни отвергнуть, ни принять присутствие другого человека в месте уединения во время великого поста. Послушник начал писать сухой веткой на песке: Et ne nor inducar in…[6]

— Я ведь еще не предлагал тебе превратить эти камни в хлеб, не правда ли? — прервал его занятие старый бродяга.

Брат Франциск бросил на него быстрый взгляд. Вот как! Старик умел читать и, несомненно, читал Библию. Более того, его замечание означало, что он хорошо понял как неожиданное окропление святой водой, так и причину уединения послушника. Зная теперь, что пилигрим просто поддразнивал его, брат Франциск снова опустил глаза и начал ждать.

— Хм-м… хм-м! Ты хочешь остаться один, не так ли? Ну что ж, тогда я лучше пойду своей дорогой. Скажи мне, твои братья в аббатстве дадут старику отдохнуть в тенечке?

Брат Франциск кивнул.

— Они дадут тебе также пищу и воду, — сказал он кротко.

Пилигрим тихо засмеялся.

— За это, прежде, чем уйти, я найду тебе камень, которым ты сможешь заделать этот проем. Да пребудет с тобой Господь.

— Но мне не нужно… — протест замер на губах послушника. Брат Франциск смотрел, как паломник, прихрамывая, пошел между куч щебня, временами останавливаясь, чтобы рассмотреть камень, или роясь в куче своим посохом. Его поиски наверняка будут бесплодными, подумал послушник; ведь он сам занимался этим с утра. Юноша решил, что будет легче разобрать и переложить часть верхнего ряда, чем найти подходящий к проему камень: формой тот должен напоминать песочные часы. У пилигрима скоро истощится терпение, и он пойдет своей дорогой.

Тем временем брат Франциск отдыхал. Он молил о приходе того внутреннего просветления, которое было целью его великопостного бдения, — чистого пергамента духа, на котором должны быть написаны слова призвания. Пусть оно уподобится тому Беспредельному Одиночеству, в котором Господь простирает свою руку, чтобы коснуться его собственного крошечного человеческого одиночества и отметить тем его призвание. Маленькая книга, которую приор Чероки оставил ему в предыдущее воскресенье, служила неким поводырем в его размышлениях. Этой книге было много сотен лет, и она называлась «Sibelius Leibowitz»,[7] хотя только ничем не обоснованная традиция приписывала ее авторство самому блаженному.