Евгений Елизаров - Культура, Истоки вражды

• Название: Культура, Истоки вражды
• Автор: Евгений Елизаров
• Жанр: Философия

---

Но вот эта утрата контроля над собственно деятельностью, практически полное исчезновение ее из "поля зрения" субъекта и означает, что на остающейся видимой для него поверхности проявляется, наконец, то, что до сих пор полностью заслонялось истаявшим ритуалом. А именно та выходящая за рамки обыденного объективная технологическая связь, которая существует между используемыми им орудиями. Словом, редуцированная до жеста заместительная деятельность начинает обозначать нечто принципиально отличное от нее самой, поэтому с приближением к пределу своей редукции ритуал во все большей и большей мере начинает обретать ключевые свойства знака.

Ритуал - это еще не знак, ибо механизмы, обеспечивающие ритуальную коммуникацию, не выходят за пределы сугубо биологических форм движения. Но вместе с тем - это первый шаг в становлении собственно знаковых форм общения; редукция же ритуала и формирование языка жестов полагают начало становлению сознания. А это уже тем более не биология, но начало социальности, начало собственно человеческой истории.

12

Однако даже полное исчезновение ритуала в потаенных глубинах неконтролируемого субъектом "подпорогового" движения не означает, что он теряет всякое родство с той исходной структурой деятельности, которую он и призван был замещать и кодировать. Строгая постепенность, а также длительность этого процесса являются залогом того, что и жест должен сохранять в себе всю полноту информации о ней.

Редукция ритуала - это занимающий жизнь долгой череды поколений процесс последовательного ускорения и сглаживания каких-то индивидуальных его особенностей. Но жест, теряя память о тонких деталях исходного образования, все-таки сохраняет в себе главное, определяющее и продолжает оставаться предельно концентрированным выражением полной структуры всего обозначаемого им. Жест - это вовсе не отдельный фрагмент некоторого целого, даже не ключевое или наиболее характерное его звено, но именно целое, пусть и свернувшееся в некоторую процессуальную точку. Было бы крайне ошибочным сводить жест лишь к видимому извне движению только одного исполнительного органа - на самом деле это всегда сложно структурированная работа всего организма. При этом важно понять: не та внутренняя работа функциональных его систем, благодаря которой становится возможным исполнение самого жеста (хотя, разумеется, и она тоже), но в первую очередь та, которая обеспечивает выполнение кодируемого им целостного предметного процесса, где начальным звеном выступает изготовление исходного орудия, а заключительным - непосредственное потребление какого-то искусственно произведенного продукта. Поэтому подлинная структура любого (вышедшего из ритуала) жеста в обязательном виде сохраняет в себе полную формулу согласования движений всех тех исполнительных органов и систем, которые участвуют именно в обозначаемой им деятельности. А это значит, что никакой жест не может быть чем-то случайным или произвольным.

Словом, наблюдаемый со стороны жест - это что-то вроде видимой поверхности какого-то очень сложного и многомерного образования; и если поддающееся фиксации сторонним взглядом, может напоминать собой едва ли не все что угодно, то скрытая в потаенных глубинах уходящего на клеточный уровень движения действительная его структура - в особенности поначалу - абсолютно изоморфна содержанию всего того, что обозначается им. Его внешняя видимость - это вовсе не "сокращенная" форма последнего, даже если она и вызывает прямые ассоциации с ним: деформация ритуала с неизбежностью ведет к тому, что внешняя траектория жеста и алгоритм той деятельности, которую он кодирует, могут оказаться настолько различными, что наблюдаемый абрис уже не будет нести в себе решительно никаких указаний на содержание того, что в действительности он замещает собой. Поэтому, говоря об изоморфизме следует, иметь в виду не соотношение визуально регистрируемых форм, но то сущностное глубинное родство, которое связывает скрытую под поверхностью видимого извне внутреннюю структуру жеста с алгоритмом кодируемой им деятельности.

Именно этот глубинный изоморфизм структур и должен наследовать собою знак.

Здесь, правда, уже было сказано, что знак начинает обозначать собой вовсе не собственную практику субъекта, но объективный закон той (технологической) связи, которая объединяет вовлекаемые в нее в качестве средств предметы внешней среды. Но никакого противоречия в этом нет, ибо определенность и самих средств, и той объективной связи, которая обнаруживается (а то и вообще впервые в природе устанавливается) между ними в процессе их использования, продолжает оставаться производной в первую очередь от внутреннего содержания самой деятельности.

Правда, как уже говорилось выше (1; 3), в результате теперь уже ведомого сознанием восприятия действительности происходит сложная и неясная до конца логическая(?) операция своеобразного отчуждения и объективирования одного из элементов целостного субъект-объектного (S-O-O) отношения. То есть из целостного процесса каким-то образом выделяются лишь вовлеченные в него предметы внешнего мира (О-О), и уже их взаимодействие (которое на самом деле всегда осуществляется только под эгидой субъекта) предстает как что-то самостоятельное и независимое от нас.

Но тайну этой фундаментальной (формирующей в сущности все мировоззрение человека) операции еще предстоит разгадывать. Может быть, даже не одно столетие. Собственно предмет (любой, будь то орудие, будь то предмет деятельности, или просто какое-то сопутствующее достижению цели материальное образование) всегда задан нам в форме целостного практического взаимодействия с ним, но именно эта таинственная операция отчуждения, образно говоря, оставляет на плоскости нашего сознания только одну из всех возможных проекций этого взаимодействия. В обыденном же обиходе именно эта частная проекция, а вовсе не целостная его структура, отождествляется нами с подлинной сущностью явлений. Поэтому то, что мы в речевом обиходе привыкли называть предметом, который скрывается за каким-либо конкретным знаком, - не более чем сокращенная версия того, чем он является на самом деле.

Впрочем, здесь есть и другой, тесно связанный с этим обстоятельством, аспект. Ведь одно и то же образование - как в качестве предмета, так и в качестве материального средства деятельности - может быть использовано в составе совершенно различных процессов, которые, в свою очередь, находят выражение в совершенно различных знаках. Поэтому полное его содержание, если, разумеется, видеть в нем полный спектр возможного его применения, всегда будет много шире того, что встает перед нами в дискретном процессе какого-то частного знаковосприятия. Поэтому анализ любого частного знаковосприятия способен показать, что за его рамками всегда остается что-то неопределяемое а то и вообще неуловимое - даже самым полным его контекстом. Именно осмысление этого обстоятельства порождает вечную видимость того, что всякая постигаемая нами вещь, существующая сама по себе, без нашего вмешательства в ее судьбу, скрывает в себе что-то в принципе недоступное нашему сознанию, порождает, говоря языком Канта, проблему "вещи в себе".

Может быть, именно это - говоря все тем же языком великого немецкого философа, трансцендентальное - отчуждение результата и объективирование отдельных составляющих целостного S-O-O отношения и лежит в основе того, что даже сама деятельность начинает восприниматься нами уже не как управляемое движение исполнительных органов нашего собственного тела, но как взаимосогласованное движение вовлекаемых в нее сторонних начал, каждое из которых существует вне нас и независимо от нас. Ведь сегодня в любом практическом взаимодействии с окружающим миром мы видим только взаимодействие каких-то вне и независимо от нас существующих предметов. Траектории движения исполнительных органов нашего собственного тела, которые сообщают этим предметам направленный к цели импульс, - и уж тем более те скрытые под кожным покровом нашего тела процессы, которые, собственно, и обеспечивают достижение любой встающей перед нами цели, оказываются полностью исключенными из этой картины восприятия. Из современных понятий техники и технологии полностью элиминировано все, что относится к непосредственному исполнительному движению собственных органов человека. Причем не только там, где мы сталкиваемся с аппаратурными процессами, где на долю человека остается только нажимать какие-то кнопки, но и в чисто ручных операциях. Даже там мы уже приучились мыслить образами и категориями отчужденных от нас самих, развертывающихся как без нашего вмешательства предметных взаимодействий. Вероятно, только спортивным тренерам и специалистам, профессионально занятым обучением рабочих, открыто, что предметное взаимодействие всегда скрывает в себе еще сложную работу исполнительных органов нашего тела. Словом, требуется специальное образование, специальный склад ума, для того чтобы за ширмой предметности явственно разглядеть самого человека.