Чэд Оливер - Ветер времени

• Название: Ветер времени
• Автор: Чэд Оливер
• Издательство: Издательство «Мир»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1965

Chad Oliver. The Winds of Time. 1957.

Самый известный роман Оливера «Ветер времени», посвящен инопланетянам, проснувшимся на Земле после веков, проведенных в анабиозе. Дальнейшая их судьба зависит, в том числе и от местных фермеров, простая «естественная» жизнь которых демонстративно противопоставлена «неестественной» урбанистической.

---

Да иначе и быть не могло. Они летели за помощью и для того, чтобы помочь. Культура может развиваться лишь в соприкосновении с другими культурами. Сначала интеллектуальный обмен между странами, потом — между мирами.

Но если И.А. Ефремов показал в «Туманности Андромеды» Великое кольцо во всем его духовном величии и мощи, то в «Ветре времени» минорной нотой звучит лишь тоска о таком общении и обмене.

Чэд Оливер верен своей задаче. И когда он говорит, что ни одна цивилизация не развивалась замкнуто, питаясь лишь собственными идеями, он говорит о нашем мире, основываясь на опыте цивилизаций Земли.

Он восстает против национального чванства, против ограниченной мещанской идеологии, против той уверенности в собственном превосходстве, которая приводит к попыткам навязать эту идею другим с оружием в руках.

«Когда человечество перестает спрашивать, когда наступает самоуспокоение, и человечество решает, что знает все, тогда наступает конец. Люди по-прежнему едят, работают, спят, занимаются привычными делами, но для них все кончено».

Такая опасность угрожает Лортасу. Когда появилась возможность создать атомную бомбу, лортасцы поняли, что война равносильна самоубийству. Это понимали и другие, но слово у них не становилось делом, и они сгорали в атомном пламени. И только лортасцы «овладели искусством жить в мире и даже в дружбе».

Сколько здесь боли, гнева, злого сарказма по адресу тех, кто легкомысленно жонглирует бомбами на шаткой грани войны. Природа диалектична. И вновь она проявляет свое многоликое, противоречивое двуединство.

Мир и спокойствие на Лортасе становятся той тепличной средой, в которой созревают застой, опасное успокоение, рождающие опасные идеи, которые выражаются формулой: «Мы изумительны».

Зачем чего-то искать, куда-то лететь. «Мы изумительны».

С этого момента начинает отсчитывать секунды эра упадка, эпоха вырождения.

Лортас избежал самоубийства, но его ожидает медленная деградация, постепенная агония.

Вот почему поврежденный лортасский космолет неудержимо несется к нашей Земле, на которой еще царит каменный век. Трагическое несовпадение во времени. Бесплодная встреча цивилизаций, которые разделяют тысячелетия. С приземлением лортасских космонавтов спадает в эмоциональная напряженность романа.

Чад Оливер все чаще идет проторенными путями, подменяя философскую углубленность поверхностным развитием действия, которое все более приближается к приключенческой фабуле.

Общение космонавтов с неандертальцами решено в том же ключе, что и аналогичные сцены у Обручева («Земля Савинкова») или в «Затерянном мире» Конан-Дойля. И все же автору удается передать нам сгущающуюся атмосферу тоски и отчаяния, которые испытывает горстка людей, лишенных возможности вернуться в оставленный ими мир.

Конечно, принятое ими решение впрыснуть себе снотворное и дождаться наступления на Земле космической эры несет некоторую печать авторского произвола.

Но это нужно Чэду Оливеру для развития сюжета, и он заставляет своих героев совершить такой шаг. Он дает им, пусть достаточно произвольно, всего один шанс, неверный, отчаянный. И только для того, чтобы разбудить их в пятидесятые годы нашего века, как раз накануне появления первых спутников, как раз в эпоху атомных взрывов на суше, в воздухе и на воде. Так замыкается сюжетный круг. Посланцы Лортаса встречаются с Уэсом Чейзом, заснувшим в пещере над озером.

И опять повествовательная ткань становится плотной, насыщенной, опять читатель полон напряженного внимания. Развязка уже близка, но она все еще неясна. И происходит неожиданное.

Уэс, которого грубо и бесцеремонно взяли в плен, постепенно начинает понимать, что эти существа с чужой, неизвестной звезды духовно ближе ему, чем тот мир, в котором он жил без особых забот и без особого счастья.

И когда лортасский писатель Нлезин, ознакомившись с чтивом в мягкой раскрашенной обложке, за которой притаился мир садистов, суперменов и удачливых дельцов, спрашивает его, в самом ли деле такова земная действительность, Уэсу становится стыдно. Он впервые смотрит на свой мир со стороны. Так он оказывается между двумя мирами.

Это неустойчивое равновесие. Физики называют его нестабильным и лучше, чем кто другой, знают, что его легко нарушит любая посторонняя сила. Уэс человек действия. Жена Джоан — это последняя связывающая его нить. Но она протянута к сердцу, и ее труднее всего порвать.

Чэд Оливер не ставит своего героя перед таким выбором. Он облегчает ему путь, сталкивая нос к носу с Норманом — любовником Джоан.

Вероятно, этого не требовалось. Уэс сделал свой выбор раньше, когда подумал, что в стареньком форде с ним ехала судьба человечества.

Он понял, что каждый отвечает за эту судьбу. Каждый. И еще он понял, почему человек вымер на стольких планетах.

Это такие люди, как он, Уэстон Чейз, пытались увильнуть от своей доли ответственности в общей судьбе, прячась за крепостными стенами маленьких уютных коттеджей.

Уэс остается с лортасцами.

Они вновь впрыскивают себе снотворное и засыпают в пещере до лучших дней.

И в этом глубокая уверенность Чэда Оливера, что такие дни настанут, что человечество не повторит безумного опыта погибших цивилизаций и вырвется на просторы вселенной.

Могучий серебряный звездолет, проносящийся над головами восставших от многовекового сна людей, становится символом этих светлых, жизнеутверждающих надежд.

Уэс недолго балансировал между двумя мирами. Он сделал правильный выбор.

Е. Парнов

1

Летний домик в какой-то степени устраивал их обоих. Муж, по горло сытый городским зловонием, ежегодно испытывающий непреодолимую тягу к общению с нетронутой природой, мог любоваться некрашенными сосновыми стенами со срезами сучков. Жена, смирившаяся с тем, что ей еще на одно лето придется уступить мужа тусклоглазой форели, вознаграждалась электрическим холодильником, сносной газовой плитой, душем с горячей водой и пружинными матрасами на кроватях.

Уэстон Чейз плотно подзаправился яичницей с ветчиной и тремя чашками кофе и сейчас мечтал только об одном: поскорее выбраться из этого домика. Он присел на неубранную постель, завязал шнурки старых теннисных туфель, нахлобучил на голову старую грязную фетровую шляпу и натянул якобы непромокаемую куртку. Затем рассовал по карманам плитки шоколада и сигареты, взял длинный футляр с удочками и корзинку для рыбы.

Ну, все. А теперь…

— Ты надолго, милый?

«Не успел», — подумал Чейз. Сейчас последует очередной разговор. Он знал, что скажет сам и что скажет его жена Джоан. Это было неотвратимо, как судьба.

— Постараюсь не очень задерживаться, Джо.

— Куда ты сегодня?

— Пожалуй, отправлюсь вверх по Ганнисону. Дорога не из легких. Ты решительно не хочешь поехать со мной?

— Мне же там будет нечего делать, Уэс.

Уэстон Чейз направился к двери. Джоан громко вздохнула, резко отодвинула чашку с черным кофе (она было налила себе четвертую) и демонстративно отбросила газету (номер лос-анжелесского «Таймса», который они получили с опозданием на два дня).

— Ну, иди, милый, — сказала она, — не заставляй форель ждать.

Уэс медлил в нерешительности, стараясь подавить угрызения совести. Конечно, для Джо во всем этом приятного мало. Он посмотрел на жену. Сейчас, когда она была непричесана и ненакрашена, стал чуточку заметен ее возраст. Она не захотела иметь детей и сохранила фигуру, но красивое лицо уже слегка поблекло.

— Я вернусь пораньше, — сказал он. — Может, заглянем вечерком к Картеру и Элен, сыграем в покер или бридж или еще что-нибудь придумаем.

— Хорошо, — ответила Джоан ровным голосом. Теперь она была «примерной женой», но не притворялась, будто это доставляет ей большое удовольствие.

Уэс небрежно поцеловал ее. На губах остался привкус кофе и сна.

Затем он открыл дверь, перешагнул через порог — и очутился на свободе.

Горный воздух, чистый и холодный, взбодрил его, как тонизирующее средство. Было еще рано, и колорадское солнце боролось с серыми утренними облаками, а в воздухе чувствовалась ночь, звезды и тишина. Мотор удалось завести только с третьего раза — карбюратор не был отрегулирован для горных условий. Уэс включил отопление.

Он выехал из мотеля «Сосны», мимоходом ругнул два колеса от фургона, валявшиеся у ворот, и повернул к Лейк-Сити. Лейк-Сити был не ахти какой город, но, как всегда, он наполнил Уэса томлением, полуосознанным желанием, возникающим обычно летом, — бежать от копоти и дыма, от уличного движения и поселиться там, где мир сохранил первозданную свежесть. Но Уэс не закрывал глаза на правду: в городке еще теплилась жизнь, но гроб для него уже был сколочен и могила выкопана. С тех пор как истощились серебряные рудники, это невыразительное скопище деревянных домов и лавок у подножия перевала существовало только благодаря туристам. Щит на шоссе при въезде в городок указывал, что в нем тысяча жителей, но, должно быть, большинство было из породы невидимок.