Владимир Михайлов - Тогда придите, и рассудим

• Название: Тогда придите, и рассудим
• Автор: Владимир Михайлов
• Жанр: Космическая фантастика
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-06442-7

Читатели встретятся с уже знакомым по роману «Сторож брату моему» героем – капитаном Ульдемиром. Как и в первой книге, здесь капитан тоже получает очень отвественное задание: от его находчивости, смелости завсят судьбы двух дальних чужих миров. Автор призывает читателей задуматься над связью каждого человека с судьбой всего человечества, над отвественностью перед родной планетой.

Ульдемир, влившись в образ ученого Форамы Ро, вместе с эмиссаром Мастера в образе художницы Мин Алики, спасают две враждующие планеты от взаимного уничтожения. Они объясняют суперстратегическим ЭВМ обеих планет (Малыш и Страта), что такое чувства, любовь, радость…

---

– Держись, – сказал он ей, и настолько реальной виделась ему Мика, что слово он произнес громко и четко, не промямлил, как бывает, когда человек говорит заведомо сам с собой. Цоцонго услышал и, поскольку их тут было лишь двое, воспринял как обращение к нему.

– А чего ж не держаться? – сказал он спокойно. – Продержимся, пока земля держит. Ну, что же: я считаю, что уже освоился. Может быть, пока все тихо-спокойно, поразмыслим над случившимся? В конце концов, для того нас сюда и доставили…

– Цоцонго, скажи: что за глупость? Почему я не могу отсюда позвонить по личному делу? Я добропорядочный гражданин…

Несколько секунд мар Цоцонго Буй смотрел на коллегу иронически-задумчиво, словно размышляя, как ответить популярно. Затем сказал:

– Видишь ли, мне кажется, сейчас не только та информация, которой мы с тобой обладаем, но и само наше существование – секрет государственной важности. Никто ведь не знает, кому и зачем ты собираешься звонить. Может быть, как раз тем, кому вовсе не следует знать, что ты остался в живых после беды в институте. Ты дома ночевал?

– Знаешь ведь, что нет.

– Ну вот. Все, кто тебя знал, полагают, естественно, что ты участвовал в эксперименте. И узнав, что институт взорвался, причислят тебя, естественно, к погибшим.

– Кому это нужно?

– Сложный вопрос, – ответил Цоцонго, потягиваясь. – И решение его, надо полагать, зависит от того, как все они станут выпутываться из этой истории.

– Они?

– Начальство. Много всякого начальства. Катастрофу в институте надо прежде всего объяснить. И решить, кто за нее ответит.

– Да за что тут отвечать? Если все случившееся – результат какой-то неизвестной нам природной закономерности, стихии, о какой ответственности может идти речь?

– Ох ты, блаженный. Постарайся понять: тут два ряда явлений. Первый ряд – установить действительную причину взрыва, чтобы использовать ее в дальнейшем – и в целях безопасности, и в целях обороны, об этом нам ясно сказали. А второй ряд – на кого взвалить ответственность за взрыв. Этика не позволяет оставлять безнаказанными события, при которых гибнут люди, – если только вмешательство природы не является совершенно очевидным, как при землетрясении или извержении вулкана. Предположим, есть некто, от кого по тем или иным соображениям хотят избавиться. То ли он, как наш директор, больше уже мышей не ловит, но добром уйти не хочет, то ли кто-то другой… Вот в такой ситуации будет очень выгодно взвалить вину на него, независимо от истинной причины, которая так и останется в секрете, даже если мы ее установим однозначно.

– Ну, не знаю. Но пусть даже так – зачем при этом держать меня взаперти?

– О чем же я тебе толкую? Ты должен найти истинную причину взрыва; значит, ты будешь ее знать. И я тоже. Но если гласно будет объявлена другая причина, то возникнет опасность, что мы, случайно или намеренно, разболтаем то, что нам известно, и получится небольшой, но все же скандал. Потому что у того, кто будет обвинен – не в том, что он устроил взрыв, конечно, но в том, что не сумел предусмотреть и предотвратить, – тоже наверняка есть свои друзья и сторонники, и они уж попытаются использовать то, что мы разболтаем. Больше того, они постараются это из нас вытащить, даже если мы будем молчать как рыбы.

– Но мы же никому не станем говорить, Цоцонго!

– Как ты в этом уверишь?.. Куда надежнее подержать тебя в некоторой изоляции… особенно когда все будут считать, что ты распался на атомы вместе с остальными участниками. Согласись, это открывает возможность различных вариантов нашей судьбы.

– Может быть, – хмуро проговорил Форама. – Хотя верить нет желания; не может же все быть так… Ладно, начнем работать. Очень интересно, что же на самом деле у нас взорвалось… Помолчим немного, подумаем…

* * *

Они помолчали и подумали. Не только думали, впрочем: что-то и черкали на бумаге, время от времени то один, то другой подходил к информатору, заказывал информацию и тут же получал ее, или же задавал вычислителю тут же на ходу составленную программу. Проходило немного времени – возникал ответ, скомканная бумага летела в корзину, и все начиналось сначала.

Часа через два Форама резко поднялся из-за стола – тяжелый стул с грохотом упал.

– Кажется, я что-то начал понимать.

– Давно бы так, – сказал Цоцонго. – У меня пока без проблесков. Излагай. Желательно – так, чтобы я понял…

– Ты-то поймешь. Не знаю, как остальные… Хотя у них будет возможность повторить и проверить все мои рассуждения.

– Я готов воспринимать идеи.

– Я тут вытребовал все, что наш институтский мозг успел записать о ходе эксперимента. Просто прекрасно, что мозг – в централи, иначе и от него ничего не осталось бы. Ты, кстати, превосходно сделал, что забрал домой фотографии.

– Сохранил для потомства, да. За что мне, надо полагать, основательно достанется от этих… – Цоцонго произнес два слова на сленге межпланетных десантников. – Снимки ведь тоже относятся к нулевому уровню молчания. И служат прекрасным доказательством того, что я, – а раз я, то, возможно, и другие – нарушали правила секретности. Может не поздоровиться и тебе.

– Никто не станет об этом думать, как только до них дойдет, чем пахнет дело.

– Значит, ты докопался до чего-то серьезного? Вот что значит быть спортсменом и ходить к девочкам. Ну, не делай страшные глаза: пусть к одной и той же, это еще приятнее.

– Ты все поймешь сразу. Тут надо было просто привести все в удобный для решения вид. Начать с того, что никакой диверсии, конечно, не было и быть не могло. Способа влиять на скорость ядерного распада нет, но если даже какой-то небывалый гений у Врагов нашел такой способ и сразу же передал свою находку стратегам, как это, безусловно, сделали бы мы с тобой, то они не стали бы испытывать его на сверхтяжелых элементах, поскольку те в экономике и военном деле сегодня никакой роли еще не играют, но начали бы с тяжелых, потому что заряды наших охотников содержат именно тяжелые ядра, и это был бы прекрасный способ вывести нашу защиту из строя. Но вот охотники целехоньки, а взорвалась наша лаборатория.

– Да, по элементарной логике вроде бы так выходит, – помедлив, кивнул Цоцонго.

– Значит, остаются, как ты понимаешь, две возможности.

– Явление природы – раз; а вторая?

– Некая высшая цивилизация, о которой мы ничего не знаем и которая относится к нам не то чтобы враждебно, но без должного внимания, и занимается своими делами, не предполагая, что при этом может нанести нам какой-то ущерб.

– Мне этот вариант не кажется убедительным, – скривился Цоцонго, – хотя звучит он весьма успокоительно: если такая цивилизация существует, ее носители, надо надеяться, заметят, что сделали нам бо-бо и, догадываясь об уровне нашего развития и локальной космической ситуации, поспешат явиться с повинной… пока у нас тут не пооткручивали голов кому надо и кому не надо. Но это, думается, гипотеза чисто умозрительная, ни на каких фактах не основанная и не подтвержденная. Вряд ли можно выходить с нею к начальству.

– Нет, конечно. Посмеются, и только. Да и сам я, откровенно говоря, в такую возможность не верю. И сделал такое предположение, лишь чтобы показать, что и такой вариант мы рассматривали.

– Значит, явление природы? – Цоцонго скептически поджал губы. – Уж больно необъятная категория. Помнится, ты говорил о каком-то потоке частиц или излучения. Если такой поток существует, это установят очень быстро или уже установили. Он не мог пройти сквозь стены или перекрытия института, не оставив следов, которые мы уже умеем обнаруживать и интерпретировать. А ведь стены сохранились, пусть даже и в обломках. Не говоря уже о том, что наши стратеги так пристально изучают всеми мыслимыми способами каждый квадратный сантиметр неба, что мимо них вряд ли проскользнуло бы что-либо подобное.

– Поток, Цоцонго, это был бы очень неплохой вариант. Тогда осталась бы лишь задача – найти способ защиты от него, этакий зонтик – раскрыть его и возобновить работу, потому что продолжать ее все равно придется… Это если во всем виноват поток частиц. Однако… – Форама нахмурился. – У меня странное ощущение: что на самом деле я знаю, в чем дело, но никак не могу понять – что же именно я знаю. Как будто знание и во мне, и в то же время где-то снаружи…

Цоцонго живо взглянул на него:

– Интересно: и у меня похожее состояние, некая уверенность, но не в том, что я все знаю, а в том, что все знаешь ты. Как будто похожие ситуации у нас уже бывали когда-то…

Форама пожал плечами.

– Специалисты называют это ложной памятью. Но вернемся к делу.

– Жаль, – задумчиво сказал Цоцонго, – что никто другой на планете не занимался нашей темой. Было бы интересно узнать, уцелели их лаборатории или их так же исковеркало. Хорошо; а если не поток – что тогда?

– Четкого ответа, как ты понимаешь, у меня пока нет. Но – не кажется ли тебе, что в таких случаях, как наш, надо искать наиболее сумасшедшую гипотезу?