Генри Олди - Герой должен быть один

• Название: Герой должен быть один
• Автор: Генри Олди
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-26599-2

Миф о подвигах Геракла известен всем с малолетства. Но не все знают, что на юном Геракле пересеклись интересы Олимпийской Семьи, свергнутых, в Тартар титанов, а также многих людей – в результате чего будущий герой и его брат Ификл с детства стали заложниками чужих интриг. И уж конечно, никто не слышал о зловещих приступах безумия, которым подвержен Великий Геракл, об алтарях Одержимых Тартаром, на которых дымится кровь человеческих жертв, и о смертельно опасной тайне, которую земной отец Геракла – Амфитрион, внук Персея – вынужден хранить до самой смерти и даже после нее…

---

– И сына своего Пелопса принес в жертву!

– А мясом его накормил богов!

– А Зевс его – в Аид! На вечные муки!

– Так ему и надо! Будет знать, как богов человечиной кормить! Вон Деметра плечо Пелопса слопала – и живот разболелся!

Пустышка весело наблюдал за разгорячившимися братьями.

– Конец сказки, – подытожил он. – Вы уже все рассказали.

Близнецы растерянно переглянулись.

– А бабка Эвритея говорит, – словно что-то вспомнив, зачастил Ификл, одновременно запихивая в рот остатки изюма, – что Тантал не басилеем города Сипила был, а богом горы Сипил! А я ей говорю, что она старая и ничего не понимает! Был бы Тантал богом – не попал бы в Аид! Врал бы себе дальше… безнаказанно. Вот!

Алкид с сомнением шмыгнул носом.

– Ну да! А если Тантал не был богом – чего ж Зевс его сразу молнией не треснул?! Еще когда он нектар крал или грубил Громовержцу… Зачем терпел-то? Я вот когда грублю – меня сразу… особенно – Автолик! Ты, Ификл, вечно удираешь, а я за двоих получаю, как Тантал!

– Не ссорьтесь, – перебил мальчишек Гермий-Пустышка. – Оба правы. Был Тантал богом горы Сипил, был… да сплыл. Стал просто басилеем. Один гонор остался божеский, за что и пострадал.

Теперь уже сомнение взяло обоих братьев.

– Так не бывает, – хором заявили они. – Бог – он и в Гиперборее бог! Навсегда. Врешь, Пустышка!

Гермий-Пустышка молчал, улыбаясь, – только улыбка его была не такая, к какой успели привыкнуть близнецы, два с половиной года назад познакомившиеся с Пустышкой в переулке возле базара.

– Врешь, – уже не так уверенно повторил Алкид.

Ификл и вовсе замолчал.

– Врешь, – не сдавался Алкид. – Вот Аполлон: и папа у него бог, и мама – бог… то есть богиня! И у Афины… ее вообще Зевс из головы родил. И Гермес…

– У Гермеса папа – бог, – поддержал брата Ификл. – Зевс у него папа! Как у Алкида…

И осекся, испуганно захлопнув рот.

– Мой папа – Амфитрион, – набычился Алкид. – А тебе я по шее дам! У меня свой папа, а у Гермеса – свой…

– А мама у Гермеса – нимфа, – немного грустно сказал Пустышка. – Нимфа Майя-Плеяда, дочь Атланта. А у Диониса папа – бог, а мама – обычная женщина Семела, глупая дочь Кадма, основателя вашего города! И не только у Диониса…

– А как же тогда отличить, где бог, а где не бог? – заморгал Алкид, забыв про болезненный вопрос отцовства. – Если так, то в чем разница?

– Это как раз просто, – подмигнул обоим Пустышка. – Смотрите: вот вы оба – басилеи города Сипил. А я – бог горы Сипил. И я у вас спрашиваю – чей это город?

– Наш, – не задумываясь, ответили близнецы.

– А дворец чей?

– Мой! – мгновенно выкрикнул Алкид; Ификл же только кивнул.

– А дороги в городе чьи?

– Мои, – на этот раз Ификл успел первым.

– А люди?

– Мои! – близнецы стали поглядывать друг на друга с недоверием и ревностью.

– А гора Сипил, близ которой город?

– Моя!

– Нет, моя!

– Нет, моя!

– А я тебе войну объявлю!

– А я тебе… я тебе…

– Вот и видно, что вы люди, – покачал головой Пустышка. – Только человек говорит: «Это я, а это – мое!» И готов за это убивать. А бог горы Сипил сказал бы совсем по-другому…

Тишина. Напряженная, внимательная тишина.

– Бог сказал бы: «Это – я; а эта гора – тоже я! Каждый камень на ней – я, каждый куст – я, ущелье – я, пропасть – я, ручей в расщелине – я, русло ручья – я!» Вот что сказал бы бог…

– А Зевс его молнией! – крикнул Ификл. – Да, Пустышка?

– Кого, малыш? Если есть «я» и есть «мое» – тогда можно молнией… Огонь, грохот – и «я» исчезло, а «мое» стало «ничье» и вскоре будет «чьим-то»! Но если все – «я», тогда кого бить молнией? Камни, ручей, птиц, кусты, ущелье – кого? Гору – молнией?

– Гору! – закричали оба.

– Всю гору?

– Всю! Стереть с лица земли! Трах – и нету!..

– Стереть с лица земли? Но богиня Гея говорит про землю: «Земля – это я!» А горный ручей впадает в реку Кефис, и бог реки говорит: «Река – это я!» Вода в реке, тростник по берегам, мели, перекаты, галька – я!

– И его молнией, – неуверенно пробормотали близнецы. – И Гею – молнией… всех – молнией…

Гермий молчал.

«Весь мир – молнией? – молчал Гермий. – Из-за одной горы? Молний хватит-то?..»

– Так вот почему Зевс не трогал Тантала, пока тот был богом! – вырвалось у Ификла. – Я – это гора, камни, кусты… нельзя из-за одного меня весь мир – молнией!

– А потом он украл золотую собаку, – Алкид положил руку на исцарапанную коленку брата. – И сказал про собаку: «моя»… И про жребий сказал: «мой». Мой жребий прекраснее жребия Олимпийцев! Так и стал из бога – просто басилей… Сына своего не пожалел – сын не «я», сын «мой», чего его жалеть?! В жертву его!..

Ификл с непонятным трепетом огляделся вокруг.

– Этот дом – мой? – он словно пробовал слова на вкус. – Этот дом – я? Дерево – я? Лепешка – я?

Нет. Глупо это прозвучало, глупо, по-чужому, не так…

Взгляд мальчика упал на брата, и что-то зажглось в глубине этого взгляда.

– Ты – это я, – Ификл радостно хлопнул Алкида по плечу. – Ты посмотри на себя, Алкид! Ты только посмотри на себя! Ты – это я! Понял?

– Я смотрю, – Алкид не отрывал глаз от лица Ификла, – я смотрю… на себя. Ты – это я! Правильно?

– Правильно!

– Правильно, – согласился Пустышка. – Вы даже не представляете, парни, до чего это правильно. Ну а теперь – пошли драться!

– Не по правилам? – восторгу близнецов не было предела.

– Разумеется, – подтвердил Пустышка. – А как же иначе? Здесь вам не палестра, герои…

И они пошли драться не по правилам.

7

– …Этот Эврит – действительно хороший лучник, – задумчиво пробормотал Автолик, привычно запуская пятерню в свою густую бороду. – И учитель хороший… а так, похоже, сволочь.

– При чем тут Эврит? – недоуменно пожал плечами Кастор, сидя рядом с Автоликом на западной трибуне и наблюдая за долговязым Ифитом и коренастым фиванцем Миртилом – те только что наложили по стреле на тетиву и теперь натягивали свои луки.

Отсюда все поле стадиона прекрасно просматривалось, и Кастор про себя отметил, что мишень стоит чуть косо; потом он снова перевел взгляд на лучников и подумал, что Ифитов лук под стать владельцу – раза в полтора длиннее лука Миртила.

И натягивал его Ифит не до груди, как привыкли фиванские стрелки, а по-варварски, до самого уха.

А еще Кастор, как истинный лаконец, подумал, что лук – оружие труса. Ну пусть не труса, но уж во всяком случае не настоящего мужчины.

– При том, что Ифита не Аполлон стрелять учил, а Эврит, – как ребенку, пояснил Автолик Кастору свою мысль. – Отец, как-никак…

На поле Автолик смотрел невнимательно и думал, что зря он сел рядом с Диоскуром.

– А-а-а, – понимающе кивнул Кастор.

Автолик покосился на безмятежное лицо Диоскура и больше до конца состязаний с ним не заговаривал.

Лук юного Ифита с негромким гудением распрямился – и стрела, свистнув в воздухе, с тупым стуком вонзилась в центр мишени. Хмурый и сосредоточенный Миртил еще некоторое время целился, после чего тоже спустил тетиву.

Центр мишени расцвел второй стрелой – и толпа зрителей на трибунах разразилась приветственными криками.

Болели за своего, за фиванца.

Миртил с усилием улыбнулся и вытер выступивший на лбу пот. Почему-то в тот момент, когда стрела сорвалась с тетивы, пожилому учителю припомнилось выражение лица приезжего ойхаллийца Эврита, когда они перед самым состязанием чуть не столкнулись у входа. Между ними еще тогда ужом проскочила эта старая сумасшедшая, карлица Галинтиада, – и Миртилу показалось, что басилей Эврит сухо кивнул нищей старухе, прежде чем проследовать на отведенное ему почетное место.

Ему, Миртилу, басилей кивнуть забыл – словно впервые видел…

Учитель Миртил с затаенной тоской оглядел беснующиеся трибуны и подумал о том, что бы завопили зрители, если бы узнали об условии, которое было поставлено Эвритом и принято им, Миртилом.

Ночью пришел в дом Миртила Эврит-ойхаллиец, и условие было ночное, темное, из тех, которые и принять нельзя, и не принять нельзя…

Ну что ж, учитель всегда приносит себя в жертву ученику – правда, не так, как потребовал этого басилей Эврит, человек с пальцами лучника и глазами змеи.

Мальчишку, в жертву которому должен был тайно принести себя проигравший сегодняшние состязания, Миртилу видно не было. Небось вертится в толпе вместе с братом… Герой. Будущий герой. Величайший герой Эллады с цыпками на босых ногах.

Учитель Миртил еще раз отер бугристый, с залысинами лоб и заставил себя сосредоточиться на мишени.

– …Эй, Пустышка, давай к нам! Отсюда лучше видно! Да здесь мы, здесь, у тебя под носом! Не туда смотришь! – оба брата от души веселились, приплясывая на высоченном каменном парапете, куда непонятно как забрались.

Пустышка – типичный разгильдяй-зевака с черствым коржиком в одной руке и флягой вина в другой – завертел головой, потом увидел мальчишек (или сделал вид, что только что увидел) и вскоре протолкался к братьям, легко вскочив на парапет.