Эрнст Августин - Хорошие деньги

• Название: Хорошие деньги
• Автор: Эрнст Августин
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-94278-531-7, 3-518-39271-9

«Подделка казначейских билетов преследуется по закону…»

Всем известна эта фраза, и тем не менее всегда находятся люди, которые не в силах противостоять соблазну. Одну такую историю и рассказывает Эрнст Августин, эксперт в области психиатрии. Двадцать лет он хранил тайну, в которую посвятил его однажды фальшивомонетчик-виртуоз. А затем в свет вышли не новые купюры, а новый увлекательнейший роман – «Хорошие деньги».

Молодой человек получает наследство от своего дяди, нелюдимого чудака, но при этом непревзойденного мастера по изготовлению фальшивых банкнот…

---

– Бросается в глаза, – сказал я госпоже Штумпе, – что в плане помещения полностью соотносятся, если не учитывать разную толщину стен, то есть полностью совпадают: здесь всё в точности как наверху!

Думаю, только теперь, именно в этот момент, я наконец полностью завладел её вниманием.

– Допустим, что и этот стол стоит на том же месте.

Действительно.

– Тогда проведём ту линию, которая наверху, к сожалению, уже отсутствует; смотрите, проецируем её в той же позиции…

Ибо именно это наверняка и хотел внушить мне дядя, если принять во внимание его менталитет, его изобретательность и – что тоже нельзя недооценивать – его исключительную тягу к проведению линий.

– Тогда эта линия протянется, – я воспроизвожу её карандашом, как умею, – примерно вот так, и здесь…

Госпожа Штумпе предельно внимательна.

– …она заканчивается маленькой стрелочкой, смотрите же, перед нишей или в нише. Где она была, внутри или снаружи? – Где ниша? – спрашивает госпожа Штумпе.

– Ага!

* * *

Ниши, то есть углубления между стеной и каминным выступом, здесь нет.

Я увидел это сразу же, как только вошёл сюда, и мог бы вообще не проводить эту линию: нарисовал я её исключительно для госпожи Штумпе.

Было раннее утро, но уже перевалило за семь часов, рабочий день начался: кто-то уже завёл мотор, скрипнули шины, раздался легкий треск.

– По крайней мере, нет необходимости соблюдать тишину, – сказал я госпоже Штумпе.

Я взял молоток и зубило и занялся кладкой, которой замуровали нишу за каминным выступом (от выступа и следа не осталось).

Кладка была толщиной в один кирпич, относительно свежая, если судить по цементу. Где-то посередине, примерно там, куда указывала дядина стрелочка, один кирпич подался вглубь. Тут мы оба взволнованно задышали.

– Госпожа Штумпе, – воскликнул я, – это здесь!

А она:

– Боже всевышний, Боже всевышний!

Вот оно. Как только выпал один кирпич, обрушилась вся кладка. Поднялась туча пыли, мы закашлялись и стали хлопать друг друга по спине.

Соседи за стеной могли подумать, что воскресла целая орда дядь, до такой степени мы забылись, хотя у нас были все основания вести себя тихо.

Пыль улеглась, и мы увидели миллионы. Пачки громоздились штабелями до потолка: сотни, пятидесятки, двадцатки, десятки. Одной только бумаги было изведено гигантское количество – настоящий «Фермойген», тончайшее качество без водяных знаков, то есть теперь уже с водяными знаками (которые, как мы знаем, никакие не водяные).

Мы были потрясены.

Портрет молодого человека работы Альбрехта Дюрера (оригинал находится в коллекции принца Людвига фон Гессена), жена патриция Элизабет Тухер, мужчина с ребёнком (швабский мастер, около 1525 года), космограф Себастьян Мюнстер с картины Кристофа Амбергера.

Госпожа Штумпе побледнела – я ещё никогда не видел её такой бледной.

И всё это теперь не имело никакой цены – я чуть не сказал: было бесценно, – искусство для искусства в высшем смысле, сделано только ради того, чтобы быть сделанным. Ничего более страстного, более прекрасного и более свободного быть не могло.

Можно даже сказать, что я радовался, видя, что дядя остался верен себе до конца, – если говорить о радости в таких обстоятельствах не было бы преувеличением.

– О боже! – Госпожа Штумпе закрыла лицо руками. – Столько старых денег, о боже!

Бог, сказал бы я, обладает хорошим чувством юмора, гораздо большим, чем нам кажется.

Одни оттенки чего стоили! Чёрно-синее, отливающее фиолетово-красным, зелёное и зелено-чёрное, оливково-красное, переходящее в чёрно-коричневое, красновато-коричневое и совсем уж коричнево-оливковое с переходом в жёлто-красное. Великолепие – но отменённое и оттого ещё более великолепное.

А эти переливчатые волнообразные линии, так называемые guilloches, двуцветные розетки с яркими числами номиналов, орнаментальные гравюры с парусниками, скрипками, орлами и триумфальными арками!

А факсимильные подписи президента Карла Блессинга и вице-президента д-ра Трёгера со множеством тональностей, преимущественно индиго и благородного хлебно-коричневого цвета. Настоящие произведения искусства. Само собой разумеется.

Не говоря уж о декоративных лентах, зубчиках, узорах. А филигранная защитная штриховка! Загадочные орнаменты – о таких только мечтать!

Мы стояли перед всем этим богатством – счастливые, но поверженные, – и кто упрекнёт нас в том, что мы с госпожой Штумпе плача бросились в объятия друг друга.

Ослеплённые миллионами и вместе с тем ограбленные на ту же сумму, поскольку то были деньги «до седьмого седьмого» – надеюсь, это вы уже и сами поняли.

Но мы это и предвидели.

После всего, что было.