Сергей Барсов - Продавец льда

• Название: Продавец льда
• Автор: Сергей Барсов
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2002

Сергей Барсов родился в Нижнем Новгороде, когда этот город еще носил имя пролетарского писателя Горького и казалось, что так будет всегда. По крайней мере, на истфаке Горьковского университета, который Сергей окончил в конце 70-х, мало кто сомневался в этом. Некоторое разнообразие в размеренную жизнь провинции вносила только фантастика. Ею хотелось заниматься профессионально, и когда «дали свободу» и наступил книжный бум, Барсов посвятил себя литературной деятельности — он переводил Азимова, Брэдбери, Фармера, Хайнлайна и работал редактором в нижегородских издательствах «Флокс» и «Параллель». Сегодня Сергей Барсов является совладельцем издательства «Стеллариум» и пишет научную фантастику сам. По мнению «ЗД», получается просто замечательно.

---

— А чего же кривишься?

— Я хотел сходить посмотреть на лучевую станцию, да и в мастерской, наверное, все растаяло.

— С чего бы? А насчет станции одно скажу: скучно развлекаешься.

— А мне в городе вообще скучно, господин барон. Все дело в скорости и пространстве: во льдах я летаю, а по городу приходится ползать. Да и какие здесь развлечения? В театре я бы с удовольствием спал, да музыка мешает. В казино — те же хищные пингвины, только в другой шкуре, а в ресторане на меня смотрят так, будто я голый. До сих пор не пойму, то ли я местная знаменитость, то ли у меня ширинка расползается.

— Скорее первое. Что они, ширинок не видели?

— Нет, барон, знаменитость у нас ты. Твоя милость и в Столице не затеряется. А на меня они пялятся так же, как пялились бы на певчую сову, если бы ее кто-нибудь притащил. Так и тянет заехать бутылкой в зеркало. Другое дело на станции — тишина и красота, ручейки журчат, радуги.

— Ну, если ты так любишь ручейки, желаю тебе дотянуть до оттепели, о которой толкует Аттвуд.

— Упаси Бог.

Биди помешкал.

— Ты как, на ноги подняться можешь?

— Вполне. Ноги у меня целые.

— Тогда давай сходим в мою галерею.

— А чего я там не видел? У тебя же почти все глыбы моей работы.

— Есть кое-что новенькое. Сегодня разгрузили последнюю секцию «Голиафа», и там оказался контейнер для меня — из столичной галереи.

Честно говоря, я ждал его только со следующим караваном, но они успели к этому рейсу. Пошли, распакуем.

В галерее, прямо в проходе, стоял новый блок, укутанный в блестящую пленку. Биди срезал пломбы, осторожно распустил ремни и стянул пленку, открывая белый пластиковый куб.

— Жак, подойди! — крикнул он, и из кейсбокса у входа медленно двинулся к нему блестящий экзоскелетон. — Контейнер. Разбери, — велел Биди, когда тот наконец приблизился.

Механизм раздвинул «руки», прижался к одному из ребер куба, взялся за два других, сжал манипуляторы и отступил. Куб распался, открыв ледяной кристалл с двумя фигурами внутри. Мужчина и женщина в облегающих полосатых одеждах стояли рядом, держась за руки.

Оскар медленно обошел кристалл вокруг.

— По каталогу выписал? — спросил он губернатора.

— Да, от Дмитрича. — Биди показал на клеймо.

— Вижу. Заплатил уже?

— Еще нет. А в чем дело?

— Докатился Дмитрич, новоделы продает. — Оскар показал на внешне безупречной глыбе несколько белесых точек, изобличавших использование просветлителя.

— А ты, значит, новоделы презираешь?

— Почему же? Ты вот что пойми: творить новоделы — это одно, а покупать — совсем другое. К тому же у меня новодел новоделом и называется, а иной продает его за антик…

— Что же мне делать?

— Еще заметь: эта парочка смотрится только спереди, а сзади лед огранен под бриллиант. Уж если творишь новодел, так пусть он смотрится со всех сторон, даже с нижнего торца.

— Я тебя спрашиваю, что мне делать?

— Можешь оставить у себя. Кроме нас с тобой, никто этого не заметит. Разве что шерифов сынок, он лед прямо чувствует, даром что сопляк еще. А лучше — заплати караванщикам, и пусть они везут его назад, а Дмитричу напиши, что собираешь, мол, только антики, а если вдруг понадобится новодел, то Оскар Пербрайт сделает и быстрее, и дешевле, и лучше.

— Это уж точно. Они у тебя как живые.

— А если они и впрямь живые?

— Брось бредить. Вредно тебе ходить на похороны.

— Это ты прав… насчет похорон.

Оскар продремал почти все представление. Зато землянин не отрывал взгляда от плавно изогнутых террас сцены.

Особенно увлек его танец, изображающий схватку с хищными пингвинами. Человек в прозрачном плаще выписывал на ледяной террасе причудливые траектории, но это можно было наблюдать и на Земле, а вот танец актеров, одетых в шкуры пингвинов, был совершенно необычен. Быстрее молнии метались они по сцене, искусно прыгая с одной террасы на другую, уворачивались от резких выпадов и сияющих радуг двух серебряных мечей. Больше всего землянина удивило, что на ногах артистов не было ни коньков, ни полозьев, ни обуви.

— На чем они катаются?

— На собственной коже, — очнувшись, ответил Оскар. — Она у них вроде протекторов у каравана, разве что рисунок другой. А пингвины у них здорово получились: именно так, стрелой, они и кидаются, но в любой момент могут увернуться, гады.

В финале человек упал на туши «пингвинов» в одиноком луче синего прожектора, раскинув руки с мечами. Потом лед просцениума подсветился шахматными клетками, и по аппарелям, обтекающим террасы сцены, на нее бесшумно скользнули большие ледяные кристаллы. Оба раскрылись, и тут Оскар проснулся окончательно — в одном из них стояла, закрыв глаза, Сибил Таклтон. В другом кристалле находился молодой человек хрупкого телосложения. С первыми тягучими нотами их глаза медленно раскрылись, и они, словно сомнамбулы, сошли со своих ледяных пьедесталов. Из ложи ближнего яруса Оскар хорошо видел, что глаза у Сибил мутны и невыразительны, как после долгого сна. В музыку вплелся гулкий шепот, эхо повторяло каждую фразу, словно в огромной пещере. Глаза Сибил и ее партнера прояснились, артисты повернули головы сначала в одну сторону, потом в противоположную, наконец встретились взглядами и двинулись друг другу навстречу. Их рукам не хватило пары дюймов, чтобы соединиться. Музыка набирала темп, ожили лучи прожекторов, шепот перешел в пение, но танцоры все не могли встретиться. Их движения стали быстрыми, потом стремительными, траектории невообразимо усложнились, но встретиться на маленьком пространстве шахматной доски им, видимо, было не суждено. Все чаще они застывали поодаль друг от друга.

Оскар обернулся и увидел глаза Биди, в которых горел живой интерес.

— Живая она лучше, чем в ледяном кристалле, — тихо сказал Оскар ему на ухо, и Биди вздрогнул, словно Пербрайт прочел его потаенные мысли.

Музыка тем временем засыпала, тела артистов все чаще сводили резкие судороги, и теперь только два желтых луча сопровождали их перемещения по площадке. Бледнели шахматные квадраты у них под ногами. Наконец Сибил застыла на краю просцениума, упала на бок, опрокинулась навзничь и соскользнула в неглубокую чашу бассейна, на мгновение озарившуюся ослепительной голубой вспышкой. Потом, упав ничком, соскользнул следом и ее партнер. Снова вспышка, мгновенная тьма, потом бассейн осветился голубым светом, словно эти двое наконец встретились в ледяном кристалле. В прозрачную чашу со всех сторон полетели цветы, покрыв воду сплошным пестрым ковром.

Оскар поднялся и шепнул Биди, что должен встретиться с актрисой.

Тот подмигнул ему и вытащил из наполненной ледяной водой выемки посреди ложи «гербовые» ирисы — красные с белыми середками.

— Не стоит. У меня невеселый повод, — сказал Оскар и показал ему черный пакет с завещанием Совы Таклтона.

…Когда они отъезжали, Аттвуда снова поразил игольчатый разноцветный кристалл Ледового театра.

— Кто его строил?

— Бортовой компьютер «Ириса», — ответил Биди. — Если хотите, могу познакомить.

— Холодно тут у вас, — поежился Аттвуд.

Оскар расхохотался, будто ему рассказали свежий анекдот.

— Зато не протухнем, — сказал он, отсмеявшись. — Впрочем, могу подтопить. Это вам обойдется… — Он посмотрел вокруг. — Тысяч в пятнадцать.

— Потерплю, — ответил Аттвуд, и теперь рассмеялись уже все.

— Значит, платить в конечном счете придется мне, — заключил Биди.

Землянин старательно отворачивался от приготовленного для огранки блока, в котором сквозь мутную еще поверхность просматривался застывший абориген. Пристального его внимания удостоился ажурный ледяной стеллаж, где стояли призы, полученные Оскаром по молодости лет за победы в буерных регатах.

Оскар как заведенный ходил вокруг блока, иногда вымеривая его пальцами, мычал что-то себе под нос.

Биди отвел Аттвуда в дальний угол мастерской, включил там свет.

— Вот он, полостник, точнее, судя по контурам, полостница. У вашего Шекспира — «пузыри земли», а у нас — ледяные пузыри.

— И точно так же никто не знает, откуда они берутся.

— Хоть не пророчествуют, и на том спасибо.

— Мне интересно не столько их происхождение, сколько ваше отношение к ним.

— Отношение простое: тщательно маскируемый страх. Помню, когда Оскар привез первого, я спросил у него, как он это делает; никак не мог поверить, что такое возможно. Лет через двести о них сложится целая мифология, а пока мы смотрим на них и боимся даже предполагать, что они такое.

— Лет через двести у вас сложится новый миф о ковчеге. Кстати, могу подарить свежую гипотезу…

— Потом. Не при ней, — ответил Биди и выключил подсветку.

Оскар по-прежнему расхаживал вокруг ледяного блока, только теперь в другую сторону. Время от времени он опускал палец в баночку с оранжевой краской и ставил на блоке метки, понятные лишь ему одному.