Андрей Орлов - Харбинский экспресс-2. Интервенция

• Название: Харбинский экспресс-2. Интервенция
• Автор: Андрей Орлов
• Издательство: 0dc9cb1e-1e51-102b-9d2a-1f07c3bd69d8
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-057277-9, 978-5-9725-1395-6

1918 год. На Урале помещен под охрану ЧК Николай II – последний император Российской империи. Его дни уже сочтены.

Адмирал Колчак в Харбине собирает военную силу для удара по большевистской республике.

А в это время среди огня и крови гражданской войны ссыльный врач Дохтуров Павел Романович ищет в Маньчжурии панацею – средство от всех болезней. Он точно знает, что панацея существует. К сожалению, об этом знает не только он. Полиция, контрразведка, секретная служба японского императора… Всем нужна панацея. Всем нужен Павел Дохтуров – живой или мертвый…

---

Эти слова точно нож вошли в сердце Павла Романовича. И в самом деле, где теперь панацея? Ведь он сам отправил Софи́ накануне к пилоту Миллеру. Тому самому, которого (если верить газетам) этой ночью убили. Кто и за что? Но главное – что теперь стало с любительницей чувствительных романсов и с той шляпной коробкой, которую она несла при себе?

И тут ему пришла в голову неожиданная мысль.

– Доказательства есть, – сказал Дохтуров. – И не далее как в вашем ведомстве. Правда, я не знаю, как их получить…

– О чем это вы?

– О том, господин полковник, что в вашем департаменте есть предатель. С тем и Грач соглашался. И только этим фактом можно объяснить удивительную осведомленность наших противников. Мне, правда, далеко не все ясно. Но если найти этого человека – то, как говорится, будут расставлены точки над «i».

– Чушь, – спокойно заключил полковник. – Полная.

– Нет, не чушь. Я полагал, что после гибели японцев все наши неприятности должны прекратиться. Но этого не произошло. Вы слышали, что сегодня был убит Миллер?

Карвасаров усмехнулся:

– Положим, слышал. И что?

– Я говорил с ним третьего дня. Именно он летал на разведку над сопками в то время, как мы были в плену. По просьбе некоего чиновника из полицейского департамента, которому был чем-то обязан. Действовал, так сказать, приватно.

– Он это вам сам сказал? – недоверчиво спросил полковник.

– Да. Но не успел назвать имени. Сразу не вспомнил. А теперь вот его убили… И уверен, я знаю причину.

– И в чем же она, по-вашему, заключается?

– Его убили как ненужного свидетеля. Ставшего ныне опасным.

– Свидетеля чего? – спросил полковник.

– Миллер знал бесчестного чиновника в лицо, – ответил Павел Романович. – И мог при случае его опознать… Скажите, господин полковник, там, на квартире у Миллера, не было еще жертв?

– Еще? – удивился Карвасаров. – Неужто вам одного Миллера мало?

– И все же?

– Никого там более не было, – ответил полковник. – Один, в собственной постели… Да, навряд ли герой-ас рассчитывал почить на простынях.

– Отравлен? – быстро спросил Павел Романович.

– С чего вы взяли? – опять удивился Карвасаров. – Застрелен, во сне. Он ведь один изволил проживать, на съемной квартире, во флигеле. Поэтому никто ничего не услышал. Горничная поутру обнаружила.

– И все-таки это ваш полицейский-предатель, – мрачно проговорил Дохтуров.

– Возможно, – согласился полковник. – Однако найти его – долгое дело. Но вы не ответили на второй мой вопрос: что станете делать с вашей так называемой панацеей?

И снова возник острый момент. По понятным причинам Павел Романович в своем рассказе об истинных планах не упомянул. Во-первых, это было невозможно в присутствии мадам Дорис – та и без того уж насторожилась. Да и вообще, посторонних хватало.

– Я бы предпочел поговорить о том позже.

– Нет, – отрезал полковник. – Отвечайте теперь же, иначе я решу, что всей вашей болтовне – грош цена!

– Господин полковник, – вдруг подал голос человек, о котором все позабыли и который до сих пор ни словом, ни жестом не напоминал о своем существовании. – Позвольте сказать…

– Ты кто? – Карвасаров прищурился – в кабинете было не слишком светло. – А, управляющий. Чего тебе?

– Может статься, – сказал Иван Дормидонтович, – может статься, изменщика в ваших стенах сыскать не так-то и сложно.

– Ну? – насупил брови Мирон Михайлович.

– Есть у нас два брата Свищовых, медведи этакие…

– Знаю, видел. Дальше!

– Так вот, младший из них днями худую хворь подцепил, из тех, что французскою кличут. Через то сильно мается…

– Ты мне что рассказываешь?! Какое мне дело, чем твои люди болеют?

– Да в том-то и суть, – торопливо добавил Иван Дормидонтович (и куда подевалась его обычная обстоятельность?), – что заразу ту Егорка Свищов не где-нибудь подхватил, а в хлыстовском доме. У них ведь как: опосля радений затевается свальня… – Управляющий смущенно покашлял в кулак. – Может, слыхали?

– Слыхал. И что?

– Так вот Егорка мне говорил, будто в том доме не одни только хлысты радеют. Кое-кто из сторонних горожан тоже заглядывает. Случается даже, из благородного сословия. Вот одного-то он и признал. Чиновник полицейского департаменту. Он, понятное дело, там был не в мундире, но, думаю, классу невысокого…

– «Невысокого», – ядовито повторил полковник. – У нас половина таких. И что теперь, прикажешь каждого на опознание твоему Егорке возить? Или пустить его по кабинетам… с экскурсией?

– Зачем… Тут ведь что: они по средам радеют. А нынче как раз среда. Вдруг он там снова объявится, чиновник-то?

Полковник крякнул:

– Экий специалист выискался! Да с чего ты взял, что, если развратник, так притом и предатель? А кроме того – кто ж нас туда пустит?

– Вы – власть, вам виднее… – уклончиво сказал управляющий.

Карвасаров немного подумал.

– По какому адресу? – спросил он.

– Переулок Кривоколенный, желтый дом посередке.

– Они в котором часу на эти свои мерзости собираются?

– Обыкновенно после обеда…

– Кривоколенный… Ладно. – Карвасаров жестом подозвал одного из своих людей: – Распорядись, чтоб нынче ж туда филеров поставили. Ежели кого из наших узнают – сей же час в сыскную.

* * *

– А не совершить ли нам променад? В ресторанчик зайдем, откушаем, в колясочке покатаемся, – пропел Сопов и сладко потянулся. – Что скажете, любезная Анна Николаевна?

– Никакая я вам не любезная, – отрезала госпожа Дроздова. – И разгуливать с вами не собираюсь. У меня без того дела есть.

– Интересно узнать, какие же? К маменьке-папеньке навострились?

– Нет. Не ваше дело.

– Ну конечно. Где уж мне, сиворылому, соваться в дела благородненьких барышень. А только вот не пойму: как это вы до сих пор не озаботились известить домашних о своем телесном благополучии? Ведь, почитай, они вас уж и в живых-то не числят. Столько дней прошло после катания на «Самсоне»… Неужто родных-то не жалко? Объявились бы, сказали: так, дескать, и так, жива и здорова. Не угодно лично – можно и письмецом. А уж потом решайте дела сердечные, сколь душе будет угодно.

Анна Николаевна вспыхнула:

– Вы что-то много себе позволяете! К тому же я действительно написала маменьке! Только отослать не успела!

– Ну-ну, – промурлыкал Клавдий Симеонович. – Как угодно-с. Я просто забочусь о душевном покое вашей маменьки и вашего папеньки. Разве ж это предосудительно?

– Папенька у меня на войне! – не вполне к месту воскликнула Анна Николаевна. – А маменька дружна с Екатериной Ивановной, это очень влиятельная дама! Мы прежде в Петербурге жили! И вообще, оставьте меня в покое!

– Ах-ах, простите, пожалуйста. Экая морген-фри приключилась. Влез, можно сказать, в ваши семейные тонкости, аки слон в посудную лавку. Впрочем, мне простительно. Я ведь так, по-отечески.

– Да ну вас!

Анна Николаевна задернула простыню, служившую временной ширмой, и некоторое время за ней скрывалась. А потом, выйдя, сообщила:

– Я иду в город. И не вздумайте за мною шпионить!

– Помилуйте! – изумился титулярный советник Сопов. – Шпионить?! Это вы мне? Да ведь я негоциант, человек наисмирнейшего рода занятий. В шпионы мне даже как-то невместно…

Однако госпожа Дроздова на сию реплику ничего не ответила. Подхватила небольшой сверток (который, должно, служил ей вместо ридикюля) и вышла из комнаты. Вскоре по лестнице простучали ее каблучки.

– Вот ведь… – пробормотал титулярный советник и добавил словцо, столь обидное, что и приводить его здесь нет никакой возможности.

Он подошел к окну и какое-то время равнодушно в него таращился – с видом человека, которому и торопиться некуда, и занять себя тоже особенно нечем.

На улице интересностей не наблюдалось: прокатывались редкие экипажи, безногий нищий свистел деревянной свистулькой, тщетно надеясь сбыть свой дешевый товар. Шаркал метлою длиннобородый, хмурого облика, дворник.

Клавдий Симеонович вернулся от окна и снова лег на кровать – как был, не раздеваясь и даже не сняв сапог. На душе у него было вовсе не так безмятежно, как могло показаться по внешнему облику. Господин Сопов чувствовал себя раздосадованным, и даже больше того – уязвленным. Дело заключалось, конечно, не в глупой дамочке, отвергшей его (вполне, впрочем, невинные) поползновения.

Причина заключалась в другом: доктор и ротмистр уехали на переговоры с мадам вдвоем. А Клавдия Симеоновича оставили на квартире – якобы с тем, чтоб заботиться о госпоже Дроздовой, которая в заведение Дорис следовать, конечно же, отказалась. Да только чего о ней заботиться? Эта змея ядовитая сама уест кого хочешь.

Нет, не в ней дело. Тут штука иная: не доверяют они Сопову, вот что. А это уж, пардон, вовсе несправедливо. Или хуже того: просто не хотят делиться?

При этой мысли Клавдий Симеонович сел на кровати.

Ну конечно! Вся эта песня про спасение государя – сказка, блеф, дымовая завеса. Продать они намереваются панацею, вне всяких сомнений. А то и вовсе к красным переметнуться. Ведь с таким эликсирчиком можно о-го-го какую власть заграбастать – ежели с умом подойти. Вот у него, Сопова, подобным богатством распорядиться ума бы точно хватило. Да только не подпускают! Отодвинули локтем: не рыпайся, дескать, Клавдий Симеонович. Твое дело десятое.