Александр Никонов - Наполеон. Попытка № 2

• Название: Наполеон. Попытка № 2
• Автор: Александр Никонов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Первая попытка объединения и цивилизации Европы римлянами закончилась провалом полторы тысячи лет назад. Третья попытка удалась: при нашей жизни Европа наконец объединилась, стерев границы и введя единый валютный стандарт. Но была еще вторая попытка. После которой во всей Европе воцарилась единая система мер и весов, а общественная жизнь, политическая карта и состояние умов европейцев претерпели такие изменения, после которых возврата в прошлое уже не было. И все это — благодаря гению Наполеона. Наполеон у Александра Никонова — не «узурпатор», не "корсиканское чудовище", не «антихрист» и «супостат», а самый эффективный менеджер всех времен и народов, главной целью которого было развитие национального бизнеса. Мир — это все, что было нужно Наполеону. Поэтому он все время воевал… Захватывающая книга, основанная на достоверных документальных свидетельствах, написана, можно сказать, страстно — настолько ее главный персонаж близок и дорог автору: ведь вклад Наполеона в мировую цивилизацию (а это главная тема Никонова!) неоценим. Герцен писал о победителях Наполеона под Ватерлоо: "Они своротили историю с большой дороги по самую ступицу в грязь, и в такую грязь, из которой ее в полвека не вытащить…" Если победители Наполеона тащили Европу в грязь, то куда вел ее Наполеон? Александр Никонов продолжает разрушать мифы…

---

Наконец, в конце апреля 1812 года царь Александр лично выезжает из столицы в Вильно — поближе к горяченькому.

И только после этого — в начале мая — Наполеон покидает Париж и спешно отправляется в Польшу.

У нас привыкли называть эту войну Отечественной. Рассказывают о дубине народной войны, партизанах и прочем. Действительно, были банды мужиков, нападавшие на отставших французов: отчего же не пограбить богатых иностранцев? Но в учебниках истории почему-то не пишут, что в четырех уездах Московской губернии, где долго стояли французы, мужики, собравшись на сход, заявили, что они отныне считают себя подданными Наполеона. В учебниках истории не отражен тот факт, что за десять лет — с 1800 по 1810-й — в России вспыхнуло примерно восемь десятков крестьянских восстаний, то есть в среднем по восемь за год. А в одном только 1812 году — аж сорок!

В Москве есть улица партизанки Василисы Кожиной — бабы, собравшей партизанский отряд, воюющий против французов. А вот улицы с именем ее украинской «подельницы» — только с другим знаком — в Москве нет. Наверное, потому, что она сколотила отряд с целью идти вместе с наполеоновской армией на Москву.

Многие слышали о героизме казаков, трепавших наполеоновские отряды. Но кто в курсе, что казаки не столько воевали с Наполеоном, сколько грабили русские деревни и Москву, нанеся экономике России больший ущерб, чем французы? Казачий атаман Платов целыми обозами отправлял награбленное в русских селениях добро к себе на Дон. Бенкендорф писал, что лагеря казаков «напоминали воровские притоны». А генерал Ермолов позже вспоминал: «Генерал Платов перестал служить, его войска предались распутству и грабежам… опустошили землю от Смоленска до Москвы».

…Так вот, эта книга для тех, кто слышал, но не знает.

В ЧЕМ ПАФОС ЭТОЙ КНИГИ?

Все книги о Наполеоне начинаются с двух вещей — или с его рождения на Корсике, или с его смерти на острове Святой Елены. А начинать рассказ о нем нужно с Французской революции. Она, сломав все старые заграждения и условности, устроила такую кипящую кашу, такой социальный лифт, что с его помощью талантливая личность могла быстро всплыть от самого низу до самого верху. Если бы, конечно, уцелела, что в условиях революционных брожений является весьма нетривиальной задачей. Наполеон мог погибнуть много раз. Но судьба зачем-то хранила его…

Что породило Французскую революцию? Французскую революцию породил конфликт между усложнившимся внутренним миром людей и отсталыми, традиционно-патриархальными связями между ними. Я не слишком сложно излагаю?..

Люди, имеющие не «игрушечное», то есть гуманитарное, а настоящее (техническое либо естественно-научное) образование, грызли в вузах гранит науки, решали дифференциальные уравнения в частных производных, старались вникнуть в принцип Даламбера-Лагранжа. И мало кто из студентов задумывался о том, что высшая математика, с таким трудом поддающаяся их пониманию, родилась не в атомном XX веке, а в феодальной Европе, когда Париж утопал в нечистотах, а придворные дамы при дворце французского короля носили специальные блохоловки — небольшие медальоны, намазанные клейким пахучим веществом для ловли блох, кишевших тогда и во дворцах, и в хижинах. Именно в ту мрачную эпоху творили Даламбер и Лагранж, Гей-Люссак и Вольт. (Я уж не говорю о Вольтере, Руссо и прочих титанах мысли, потому что для понимания их философии требуется не больше мозгов, чем для решения дифференциальных уравнений.)

Когда значительная часть людей в обществе становится достаточно сметливой, им начинают жать старые социальные институции и традиции отцов, они становятся тесными и психологически, и материально. С одной стороны, люди видят всю нелепость прежнего порядка вещей: почему я, такой умный, не имею таких же прав, как аристократ, который обладает преимуществом передо мной только по праву рождения? Разве мы не из одного места вылезли?.. С другой стороны, прежний порядок вещей просто-напросто мешает новым умным зарабатывать деньги своим умом и своими способностями. И это уже совершенно нетерпимо! Налоговые дела ведут к потрясению основ.

Только дворяне могли в королевской Франции занимать высокие административные, армейские и церковные должности. В поисках положенных дворянам налоговых и прочих привилегий разбогатевшие мещане старались сочетаться мезальянсным браком с дочками обнищавших дворян. Но разве обнищавших дворян на всех напасешься? На 25-миллионное население Франции привилегированных людей, обладающих всей полнотой гражданских прав, было всего 270 тысяч человек. Конечно, подавляющим большинством французского населения были малограмотные крестьяне, которым гражданские свободы как инструмент зарабатывания денег были менее нужны, чем буржуазной «прослойке» — банкирам, фабрикантам, ремесленникам, журналистам, адвокатам и прочим специалистам. Последние не принадлежали к аристократии и не были крестьянами, но их роль в развитии общества давно переросла их ничтожные права в обществе.

Умные и богатые, журналисты и адвокаты, художники и ученые, сидя по парижским кафе и салонам, разрабатывают философию нового времени, выдумывают идею о том, что все люди от рождения равны и наделены поэтому равными правами. Они разговаривают и спорят друг с другом, издают газеты и постепенно расшатывают, ослабляют, демонтируют основы старого мира. Не подозревая, что обрушение старой, обветшавшей конструкции погребет под собой и их. И что тогда наверх вырвутся те, кто понятия не имеет о дифференциальных уравнениях и гуманизме и кого маркиз Виктор де Мирабо, рассказывая о провинциальном народном празднике, описывал так: «…толпы дикарей. Мы все сидим в отеле и не показываемся на улице. Заиграла волынка, начались танцы, но не проходит и четверти часа, как они прерваны начавшейся дракой — плач и крик детей, кто-то из толпы подзадоривает дерущихся, точно собак. Страшен вид этих людей, так и хочется сказать — зверей: рослые, они кажутся еще выше из-за деревянных башмаков на высоких каблуках; одеты они в грубошерстные кафтаны, подпоясанные широкими кожаными поясами, которые для красоты обиты медными гвоздиками. Чтобы лучше разглядеть драку, они приподнимаются на носки, расталкивая друг друга локтями; кто-то топает в такт ногами. Длинные сальные волосы, худые, изможденные лица, которые искажены злобой и зверским хохотом. Да-да, эти люди платят налоги!»

Все революции похожи. Все начинается с прекраснодушной интеллигентской болтовни. И если она подкрепляется ослаблением цензуры и свободой прессы, скоро все умеющие читать начинают на улицах и в кафе, на Арбате и в Гайд-парке обсуждать будущее страны, спорить, требовать отставки властей. Кончается все очень плохо.

В 1784 году на парижской сцене после долгих запретов наконец-то поставлена пьеса Бомарше «Женитьба Фигаро». Она вызывает всеобщее восхищение своей смелостью, парижане просто ломятся на нее. Почему? Вот как описывает этот феномен Карлейль: «Содержание комедии не отличается широтой, сюжет вымученный, герои выражают свои чувства недостаточно ярко, сарказм тоже получился несколько натянутым. Однако эта бледная и сухая пьеса вдруг захватила всех и увлекла, и каждый понял содержащиеся в ней намеки и увидел в ней самого себя и те положения, в которые ему приходилось попадать. Вот почему вся Франция аплодирует ей. „Как вам всего этого удалось добиться, ваша светлость? — спрашивает герой и сам же отвечает: — Вы дали себе труд родиться“. И, слыша это, все хохочут, и громче всех хохочут дворяне, страстные лошадники и англоманы».

Тогда вся французская интеллигенция была заражена революцией, аплодировала революции, осуществила революцию. И погибла в этой революции, открыв шлюзы народной дикости. Термин «англоманы», употребленный Карлейлем по отношению к этой интеллигенции можно заменить словом «западники». В России столетием позже интеллигенция также была настроена прозападнически, аплодировала революции, осуществила революцию. И точно также была утоплена в крови волной террора. Они хотели открыть клетку и освободить народ. Они это сделали, позабыв, что народ — лютый зверь.

Великая польза от революций состоит в том, что они провозглашают многое из того, что придумывают великие гуманисты и просветители. Они открывают миру новые горизонты. Они ставят красивые цели и создают социальные лифты, возгоняющие молодые таланты. А великий ужас революций состоит в том, что ростки благих деяний поливаются морями крови.

В книге «Конец феминизма» я описывал ужасы французского революционного террора, повторяться не буду, приведу лишь пару цифр. Во Франции было создано 178 революционных трибуналов, из них 40 разъездных. Они переезжали из одного населенного пункта в другой, везя с собой сборные гильотины и творя там и сям революционный суд. Который длился обычно не более пяти минут, после чего все осужденные приговаривались к смерти. В одном из селений 63 женщины были казнены только за то, что участвовали в тайном богослужении (новая революционная власть боролась против религиозного мракобесия — в связи с этим в Соборе Парижской Богоматери чернью даже были казнены 200 специально приведенных туда священников). В другом местечке передвижные трибуналы приговорили к смерти и казнили около 400 детей в возрасте от 6 до 11 лет — за то, что это были дети богатых или просто зажиточных людей.