Эллен Кашнер - Томас Рифмач

• Название: Томас Рифмач
• Автор: Эллен Кашнер
• Издательство: Арда
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2007

От издателя:

«Глянул я окрест и душа моя уязвлена стала. Любимая фантастика утопает в крови, некое несуществующее Добро с невероятной жестокостью мочит столь же небывалое Зло… И за этими разборками авторы напрочь забывают о существовании обычной доброты», — говорил Святослав Логинов на седьмом «Росконе».

В этой книге кровь тоже льется — несколько капель, чтобы напоить неприкаянную душу в Эльфийской стране. Герои книги не носят мечей, они просто живут настоящей жизнью в своем XII веке по соседству с Дивным народом. Здесь все настоящее: грязь по весне на холмах, в которой тонут овцы, любовь и верность, страсть и страдание. Даже Королева Эльфийской страны — и та настоящая. Кашнер удалось невозможное — рассказать древнюю легенду о Томасе Лермонте так, что дух захватывает от красоты и правдивости повествования.

Награды и премии:

World Fantasy Award, 1991 // Роман (Novel)

Mythopoeic Awards, 1991 // Мифопоэтическая премия фэнтези

---

В голосе ее слышалась ярость страсти, дыхание прерывалось. Невозможно было устоять. Я схватил ее и крепко поцеловал.

— Нет, — ответил я не своим голосом. Во мне так и клокотала жизнь. — Нет. Не сейчас.

— Расскажи мне о смерти, — попросила королева.

— Вот останавливается сердце, дыхание прерывается, надвигаются холод и мрак… — Госпожа, я не знаю. Никому из людей не дано знать свою собственную смерть. — Теперь наши тела нашли общий ритм. Я говорил отрывисто, как всегда в таких случаях. — Когда придет моя, ты можешь ухаживать за мной и сама все увидишь.

— Но ты тогда будешь старым и уродливым, — капризно сказала она. — Скажи, а она пугает тебя?

— Да… — сказал я. — Нет…

Едва все кончилось, она вскочила с кровати, быстрая, как зеленоглазая тигрица.

— Иди в свою комнату, — велела она мне через плечо. В голосе ни удовольствия, ни раздражения. — Иди, у меня дела.

Я натянул кое-что из одежды, взял арфу и отправился в зал. Так я никогда и не узнал, что пьют эльфы, когда их охватывает Красная Жажда. Я думал о глубокой темной реке, через которую мы ехали, о реке, что была границей между двумя мирами, и о запрете для смертных есть и пить что-либо в этом мире. И я думал о ярких, чистых фонтанах и ручьях Эльфийской Страны, мне пока недоступных.

* * *

Я стоял один в зале рядом со спальней. Мимо прошли несколько эльфов. Они взглянули на меня, но ничего не сказали, а я не мог заговорить с ними. Я вцепился в арфу, как в талисман.

— Сэр…

Я огляделся, но никого не увидел, а арфу тихонько потянули.

— Можно я понесу это для вас, сэр? Я узнал голос своего невидимого слуги. Я покрепче ухватил инструмент и отрицательно помотал головой.

— Тогда, прошу вас, следуйте за мной.

Передо мной на уровне колен возник огромный медный ключ (значит, его держал кто-то ниже меня ростом?), и я пошел за этим путеводным ключом, и он привел меня в бело-синие комнаты с окнами в сад.

Прекрасные одежды по-прежнему были разложены на скамье, но я и так по жаре разделся до рубашки и не видел нужды добавлять к ней что-нибудь. Вместо этого я взял один из необычных инструментов. Он напоминал лютню с длинным, тонким грифом, только с тремя струнами и большими колками черного дерева. На пробу я пробежал пальцами по ладам — струны зазвенели, а когда я ударил по ним, отозвались хрупко и неглубоко, наверное, из-за плоской деки, обтянутой кожей, как барабан. Я немного поиграл, но не получил никакого удовлетворения. Инструмент был создан не для той музыки, которую я знал. По-моему, он был нездешний, ничего похожего в зале прошлой ночью я не видел.

Я вернулся к своей новой арфе — она была куда лучше всех прочих инструментов — сел во дворике и принялся за свой новый замысел. Каков же был мой ужас, когда я понял, что это всего-навсего мелодия старой песни «Беспокойная могила», сыгранная в другом темпе, ну, например, в танцевальном. Но кто же захочет танцевать под «Беспокойную могилу», как ее ни расцвечивай. Чтобы отвязаться, я просто решил спеть ее.

Тебя не покину я, милый,
Навеки верность храня.
Весь год просижу над могилой,
Не пропущу ни дня.
Когда миновали полгода,
Мертвый сумел сказать:
Кто копит скорбь над гробом,
Кто не дает мне спать?

На второй строфе я почувствовал, как меня коснулась прохладная тень. Но кругом по-прежнему звенел полдень, и неоткуда было взяться тени в этой земле. Я продолжал петь:

Это я, мой милый, осталась тут,
И не даю тебе спать.
Я ищу поцелуй ледяных твоих губ,
Мне нечего больше желать.

Над головой у меня зашумели крылья. На галечный бережок пруда с лилиями опустился белый лесной голубь. Наверное, так и должно быть. В подобном саду место как раз таким птицам. Голубь неотрывно смотрел на меня янтарным глазом, но я и не подумал петь потише.

Зеленые травы растут сквозь меня,
Холодом ноги укрыли…
Слезы твои скатились, звеня,
И саван мой старый омыли.
В том перелеске, любимый мой,
Где ты со мною гулял,
Самый красивый цветок лесной
До самого корня увял.

И вдруг желтый глаз голубя словно застлала темная пелена, а потом вылилась наружу алой каплей, сверкнувшей, как искорка фонтана, и запачкавшей нежные перышки на грудке птицы.

Когда же минет разлуки срок,
Когда мы встретимся, друг?
Когда упавший сухой листок
Зазеленеет вдруг.

Голубь плакал кровавыми слезами. Тайно руки мои упали на арфу и замерли. «Почему? — молча спрашивал я. — Бедная душа, что случилось с тобой?» У голубя была своя история, в этом я не сомневался. О чем там говорили в лесу королева и охотник? «Бедный безголосый голубь… Он — один из моих… Время его почти ушло…»

Посреди этой бессолнечной полдневной жары меня пробрал ледяной холод. Может, и он был смертным, забавлял королеву так же, как и я, но нарушил запрет, и вот теперь…

— Сэр…

Позади стоял мой невидимый слуга, обозначенный подносом с едой, висящим в воздухе. Наверное, из-за голубя я вдруг представил себя гусем, которого откармливают на продажу. Но слуга-то здесь ни при чем. Вздохнув, я взял поднос с фруктами, мясом и удивительно свежими булочками. Похоже, дома настало время ужина. Люди садятся за столы после долгих дневных трудов, смеются и шутят, говорят о том, что сделали за нынешний день под солнцем и что предстоит сделать, когда оно поднимется вновь.

Голубь по-прежнему сидел на краю фонтана. Он больше не плакал. Кровавые слезы засохли на перышках, как крошечные ранки. Я разломил одну из булочек, внутри она была мягкой и белой, как облако, и бросил крошки на землю между собой и фонтаном.

Голубь слетел вниз, радостно распустил хвост и начал клевать. Однако непохоже, чтобы он проглотил хоть крошку, скорее он напоминал воспитанного гостя, который деликатно ковыряет в тарелке.

Я по очереди предложил ему фруктов, мяса и даже несколько капель вина. Вино его заинтересовало. Может, он даже попробовал немного, трудно сказать.

Я почувствовал, как поднос потянули у меня из рук.

— Сэр, — произнес голос моего слуги, — если вы намерены играть с едой, я буду считать, что вы насытились.

Альтовый тембр сейчас явно напоминал женский голос. Я вцепился в поднос, словно пес в любимую кость, и голос сразу перешел на нейтральные тона.

— Хорошо, сэр. Когда закончите, просто поставьте поднос на землю.

Белый голубь взлетел на край крыши, накрывавшей сад. Я дружески кивнул ему, а он в ответ распушил перышки. Там он и оставался, пока я заканчивал обед. Я попытался сманить его снова вниз, но тут постучали в дверь, как раз в ту, которая вела, как я полагал, в мои апартаменты. Ответить я все равно не мог и стал ждать, что будет делать мой слуга.

Я услышал, как открывается дверь. Кто-то заговорил неразборчиво, а потом раздался громкий презрительный голос:

— Вот где ты прячешься. Подходящее местечко, дрянь ты этакая!

— Да, сэр, — робко, словно набедокуривший школяр, отозвался мой слуга.

Мне не понравился тон. Слишком жестким был голос незнакомца, слишком робко отвечал мой слуга.

Я подскочил, когда услышал удар хлыста. Хлопнув себя по щекам, чтобы не заорать: «А ну, прекратите!», — я бросился в соседнюю комнату.

Юноша с оленьими глазами выглядел невинней рассвета. За ним стояла дама, обросшая плющом, и крошка с несмазанным голосом. Все трое в зеленом бархате и в сапогах до бедер. Высокий юноша обезоруживающе улыбнулся мне.

— Арфист! Посмотри, какое прекрасное утро! Мы собираемся на охоту, не хочешь ли к нам присоединиться?

На руке у него висел кожаный хлыст. Слуга мой по-прежнему оставался невидим, а я не мог ни спросить, что здесь произошло, ни высказать свое мнение по поводу этой компании.

Я еще раньше приметил (и даже примерил) охотничьи сапоги, а теперь нашел и костюм из зеленого бархата, вполне подходящий для охоты. Он тоже пришелся мне в пору.

— О! — воскликнули все трое, когда я предстал перед ними в полном облачении. — Превосходно! Едем!

Во дворе слышался перестук копыт. Здесь можно было увидеть любых ездовых животных, от прекрасных чистокровных коней до смешных маленьких мулов и козлов для тех, кто ростом не вышел. В изобилии встречались рога и тройные хвосты, каких я и представить себе не мог. Мое трио продолжало опекать меня. Из самой толчеи они извлекли каурую кобылку. Она казалась мне живой и теплой, и я сразу проникся к ней родственными чувствами. После легкого приступа сентиментальности я обнаружил, что уже зову ее Молли.

Оленеглазый гарцевал на стройном, сером в яблоках жеребце, Плющиха — на белой низкорослой лошади, а Скрипучка — на довольно крупном симпатичном козле с витыми рогами. Все подняли головы, когда в воздухе протрубил великолепный охотничий рог.