Сергей Абрамов - Все дозволено

• Название: Все дозволено
• Автор: Сергей Абрамов
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1997
• ISBN: 5–218–00361–1

Творчество отца и сына Абрамовых — классическая фантастика. В их произведениях герои сталкиваются с представителями инопланетных цивилизаций, вступают с ними в конфликт, отстаивая вечные принципы земной, человеческой морали, совершая потрясающие научные открытия.

---

— А не повернуть ли назад?

Малыш засмеялся, даже не взглянув на Алика.

— Все они здесь чокнутые, сынок. Не подражай. Чего бояться? Электроудар нам не страшен: корпус экранирован. Пропасть? Перепрыгнем. Мираж? Так он нам и нужен. Мы с тобой за миражами охотимся. Сафари в черной пустыне. Ать-два!.. Что это?

Зеленый смерчик вдруг раскололся и пропал, обнаружив грунтовую дорогу, скорее даже аллею меж рядами деревьев, вымахавших метров в сто пятьдесят, с большими узкими листьями наверху, обращенными ребром к солнцу. Алик сразу узнал: эвкалипты, да еще выстроившиеся так ровно, словно их специально высадили. Вполне земной двадцать первый век где-нибудь под Мельбурном. И красные крупные цветы на подстриженных кустах говорили не о силурийской первобытности, а о вполне современной, ухоженной парковой культуре.

Но сообщить свою мысль Малышу он не успел. Малыш, не раздумывая, бросил машину в проход, спустил скорость до единицы и затормозил. Пустыни уже не было. Ни черного глянцевого катка, ни пяти солнц, разбежавшихся по небу. Светили два: одно — бледно-зеленое и ложное, не греющее, а другое — обычное, горячее, как в курортную жару на Земле. Мельбурнская эвкалиптовая аллея заворачивала впереди к зарослям высокого кустарника, похожего на акацию. От цветов на кустах шел одуряюще пряный запах.

— Вот тебе и мираж, — сказал Малыш.

Алик, не отвечая, открыл дверцу и выпрыгнул на дорогу.

— Осторожней! — предупредил Малыш.

Но Алик уже хлопнул по вытянутому к небу стволу, Потом нагнулся, потрогал траву и, подняв камешек, швырнул его в кусты. Какие-то пестрые, совсем земные бабочки вспорхнули и закружились над цветами.

— А где же палеозой? — спросил Алик.

Ему не хотелось никуда уходить. Чудесный оазис, возникший посреди черного камня, не отпускал, как далекое видение Земли.

— Обмяк, — скривился Малыш и сплюнул на дорогу в открытую дверь. — Цветочки, травка… Ты еще станцуй на лужайке. А как назад ехать будем?

Алик взглянул туда, откуда вездеход вырвался на эту дорогу. Пылевой смерчик, обтекавший их, исчез вместе с пустыней. Калитка в рай открылась и растаяла.

— Ты думаешь, мы где? — спросил он.

— Мираж. Только это не мираж, а что-то другое, — сказал Малыш, избегая гипотез.

— Я понял, почему пять солнц. У каждого свое пространство и время. Свой мир. Сейчас мы в мире зеленого солнца.

— С физикой это мало-мало не согласуется, — усомнился Малыш: его практический ум не воспринимал чуда. — Поехали-ка лучше выход искать.

Он увеличил мощность воздушной прослойки, вездеход легко перемахнул кусты у дороги и плавно поплыл над красными пригоршнями цветов, рассыпанных по явно подстриженным веткам. Впереди путь прикрывала рощица, уходившая вправо и, казалось, нигде не кончавшаяся. Впрочем, слово «рощица» явно не подходило: вблизи она оказалась зарослями гигантских папоротников, о которых так много говорили Пилот и Док. Толстые многометровые стволы, сгибавшиеся под собственной тяжестью, были утыканы листьями, похожими на куски листового железа. Задевая друг друга, они не шуршали, а скрежетали с противным металлическим скрипом.

— Эти не перепрыгнешь, — сказал Малыш, поворачивая вездеход вдоль папоротников над седыми метровыми мхами.

То был действительно палеозой — лес из глубин земной предыстории. Алик видел его именно таким: оживленным чудесами безлинзовой оптики на видоэкранах музеев биологической эволюции на Земле. Папоротники, похожие на пальмы с лохматой, не ветвящейся кожурой, папоротники, кустящиеся, как чудовищно увеличенный подорожник, или стелющиеся по земле, пробивая жирными, колючими листьями могучую толщу мхов. Пахло болотом и гнилью, как в сырых, заросших оврагах земных заповедников. Алику не случайно пришло на ум такое сравнение: что-то от заповедника было и в этом декоративно-палеозойском лесу. Словно кто-то обрубил его, огородил подрезанной лентой мхов и поместил бок о бок с белой акацией и строем заботливо ухоженных эвкалиптов. Палеозой рядом с субтропиками современности, дистанции в сотни миллионов лет, а Малыш прошел ее на своем вездеходе за четверть минуты.

Ехали молча и настороженно, с чувством затаенной тревоги. Что за мир? Где разум — его хозяин, тасующий геологические эпохи и прячущий их в клубах зеленой пыли? И главное, можно ли вернуться назад, к родной частице Земли в захламленных комнатах наблюдательной станции? Длительность пути не пугала: позитронный двигатель вездехода не нуждался в заправке «горючим» — хватало солнечной радиации, пищевая синтетика в запасных контейнерах обеспечивала многодневный вариант странствий.

А дальше?

— Странно, — сказал Алик.

Малыш не заинтересовался, что еще странно в этом и без того странном мире, и Алику пришлось пояснить.

— Обрати внимание: нет ни птиц, ни зверей. Одни бабочки. Останови на минутку.

Остановились. Свернувший в сторону палеозойский лес был темен, глух и бесшумен. Эвкалиптовая аллея по-прежнему уходила вперед, петляя в кустарнике. По сторонам разбегался совсем уже незнакомый подлесок — не то кизил, не то боярышник с длинными красными ягодами. И здесь ни одного перебежавшего дорогу зверька, ни одной вспорхнувшей с ветки на ветку птицы.

— Великое безмолвие леса, — сказал Алик.

— Погоди, — отмахнулся Малыш и прислушался.

Из-за дальних кустов в зеленой чаще донеслось не то кваканье, не то писк. Чем больше прислушивались, тем отчетливее разнообразились звуки. Иногда писк переходил в визг, что-то хрюкало или булькало и опять надсадно взвизгивало.

— Кошки, — подумал вслух Алик.

— Нет, не кошки. Ты был когда-нибудь в детских яслях? Для двух-трехмесячных.

— Нет.

— Точь-в-точь, только громче.

— Откуда же здесь ясли?

— А я знаю? Может быть, обезьяны?

— Подойдем, а?

— Подойти-то недалеко, — поразмыслил Малыш. — Вездеход придется оставить. Я только включу защиту. Мало ли что…

Побежали. Что-то невидимое отбросило их у двухметровых кустов. Словно напоролись на прозрачную, туго натянутую полимерную пленку. Обошли кусты справа, открылся проход. Далее пленка опять не пустила, но позволила увидеть все, что прикрывала защита.

Малыш и Алик не произнесли ни слова, настолько все увиденное ошеломило их, настолько не походило на то, что они предполагали увидеть. В пространстве, соразмерном баскетбольной площадке, свободно парили в воздухе, лежали, висели и ползали люди, внешне ничем не отличавшиеся от земных. Высота воздушной прокладки между ними и грунтом не превышала полутора метров, а сам грунт был покрыт газоном не газоном, а чем-то вроде ярко-зеленого мха или пуха. Барахтавшиеся над ним люди, казалось, пребывали в состоянии невесомости, причем не падали и не взлетали, а держались на одном уровне с полной непринужденностью. Все это были молодые мужчины, лет тридцати или меньше, успевшие обрасти, как древнехристианские монахи, не знавшие с юношеских лет ни бритвы, ни ножниц. Но волосы у них не росли ниже шеи, загорелая, без единого волоска кожа даже поблескивала, как у спортсменов-пловцов. По сложению они походили на Малыша, только тот был выше и шире в плечах, да и мускулатура их казалась равномерней и гармоничней. И какая странная потенциальная гармония, подумал Алик: она не служила телу, не управляла им. Сложенные, как античные боги, эти бородатые мужи были беспомощны, как младенцы: они лежали на спине и сучили ногами, пуская пузыри изо рта; не ходили, а ползали, может быть потому, что воздушная подушка не позволяла ходить, или потому, что ходить не умели. Они шевелили пальцами и издавали звуки, даже отдаленно не напоминавшие человеческую речь. Мычание или курлыканье, визг, писк, свист или бульканье то и дело переходили в истошный крик, какой только позволяли их развитые легкие. Даже повторявшихся междометий не было слышно — взрослые ползунки не общались меж собой, гомон их был бессмысленным и бессвязным, просто естественной, природной тренировкой языка, челюстей и голосовых связок. Они действительно были младенцами, хотя по внешнему виду любой мог быть мастером спорта. Когда такой «мастер» издавал свой истошный, надсадный крик, над ним немедленно появлялась ярко-зеленая трубка или свисток, а точнее, соска с присущей ей функцией: ее сразу же хватали жаждущие ребячьи губы. Она не материализовалась из воздуха, не возникала из ничего, а просто приобретала цвет, доселе почти незаметная в неярком блеске зеленого солнца. Такие соски в несчетном множестве болтались по всей площадке на таких же еле видимых шлангах, тотчас же превращавшихся в тоненькие зеленые струйки, должно быть, вкусной и питательной жижицы, потому что бородатые младенцы, с присвистом насосавшись, отваливались насыщенные, довольно урча.

— Вот тебе и детские ясли, — сплюнул Малыш, — смотреть противно!