Стюарт Коэн - Семнадцать каменных ангелов

• Название: Семнадцать каменных ангелов
• Автор: Стюарт Коэн
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Триллер
• Год: 2006
• ISBN: 5-352-01754-0

Завораживающий роман в жанре танго.

Недавно потерявший жену комиссар Мигель Фортунато готовится выйти на пенсию после долгих лет службы в полиции Буэнос-Айреса. Его последнее задание – помочь следователю, приехавшему в Аргентину из США для расследования обстоятельств похищения и убийства известного американского писателя. Задание, как выясняется, непростое. Во-первых, следователь оказывается совсем молоденькой, неопытной, но очень привлекательной девушкой по имени Афина Фаулер. А во-вторых, сам Фортунато в силу определенных причин вовсе не заинтересован в том, чтобы правда об убийстве вышла наружу.

Впрочем, расследование должно идти, хочет он этого или нет. И вот, окруженные хороводом танцоров танго, палачей, транснациональных банкиров и бывших революционеров, Афина и Фортунато раскапывают преступление такого масштаба, что у них остается одна-единственная задача – остаться в живых.

---

Афина вдруг встала.

– Не рассказывайте, пока я не вернусь, – попросила она.

Фортунато проводил ее взглядом до туалета и закурил. Фабиан продолжал есть, словно за столом с ним больше никого не было.

– В чем дело, Фабиан? Почему ты не рассказал этого раньше?

Молодой человек показал жестом, что у него полный рот. Прожевав, сказал:

– Я до последнего момента проверял информацию. В таком деле нельзя спешить, пока не будешь уверен, что все правильно. К тому же вы сами сказали, что мне нечего соваться в это дело. – Он отрезал кусочек мяса и сунул в рот.

Фортунато сидел со своей cara de gil, тупой, ничего не выражающей полицейской маской на лице, на нем не отразилось никакого чувства. Фабиан тоже сохранял на лице свою привычную маску. Тот факт, что Фабиан рассказывает все это после того, как признательные показания Богусо поставили в этом деле бесповоротную точку, означал, что за ним стоят очень немаленькие люди. Фортунато постарался заговорить, как можно меньше выдавая свое беспокойство:

– Но все-таки, Фабиан, при всем моем уважении к твоим литературным талантам, нельзя ли опустить все подробности и перейти к окончанию твоей истории. У тебя есть доказательства, что это сделал кто-то другой, а не Богусо?

Фабиан не желал, чтобы его подгоняли:

– Мы поговорим о Богусо, когда до этого дойдет сценарий. Мой двоюродный брат в Лос-Анджелесе…

Фортунато оборвал его тоном, каким старший офицер обращается к младшему по званию:

– Хватит. Ты мне уже надоел со своим двоюродным братом. Я хочу от тебя…

– Вы хотите правды! Я знаю! – Он пожал плечами и откусил еще кусок мяса. – Но неужто вы и в самом деле этого хотите, комисо? Ведь правда – такая жестокая штука. Она, как Кинг-Конг, не замечает, кого давит. Ложь, с другой стороны… – Он насмешливо посмотрел на него. – А ведь ложь – вещь более гуманная.

Фортунато был совершенно ошарашен, как будто в живот ему ударило чугунное ядро. Фабиан что-то знал, и чувство страха, зародившееся в отеле «Шератон», все это время с каждым упоминанием имени Пелегрини усиливалось. К страху примешивалось что-то не менее неприятное: Фабиан мог отвечать ему, по собственному разумению выбирая для этого момент, а мог и вовсе не отвечать, потому что за эти два часа превратился из подчиненного в вышестоящего, в члена круга, куда Фортунато нет доступа, а он, Фортунато, оказался всего лишь одиноким старым вдовцом, который живет в жалком домишке на окраине и бредет своей дорогой к бесславной отставке. И это он, с оглядкой поднимавшийся по лестнице полицейской карьеры в Буэнос-Айресе и ни разу не вызвавший к себе и тени подозрения. Он, который удостоился публичной благодарности от мэра и заслужил уважение Шефа и всех других, кому принес пользу за тридцать лет безупречной службы. И вот теперь им командует простой инспекторишка!

Ему захотелось просто уничтожить Фабиана, и в голове его мелькнуло видение, как Фабиан, трепеща, словно хлопающая крыльями птица, валится на пол.

Словно угадав его мысль, Фабиан вытер рот салфеткой и, посмотрев за спину Фортунато, быстро произнес:

– Сидите тихо, комисо, и ураган промчится мимо. – И уже другим тоном: – А вот и она!

Афина села и отпила воды:

– О'кей. Я готова к следующему выпуску вашей… – она помахала в воздухе рукой, – ну, что бы это ни было.

– Очень хорошо, доктор. Но прежде, чем я перейду к следующей части, – что вы знаете о Карло Пелегрини?

– Только то, что пишут в газетах.

– А, в газетах! – Инспектор как бы за поддержкой повернулся к Фортунато. – Звонят на весь мир, что у Пелегрини частная почтовая служба и доля в собственности на таможенные склады. Сколько же злобы у этих журналистов, правда? Утверждают, что он содержит целую армию частных охранников и оперативников, целые две тысячи вооруженных людей. По этой причине журналисты вроде Рикардо Беренски любят говорить о «государстве в государстве». На прошлой неделе «Пахина-двенадцать» так и написала в заголовке. – Он обратился к Афине: – А этот Беренски хуже всех, ведь верно? Чего стоят одни только его инсинуации об отмывании денег или вот еще его разоблачения попыток дона Карло присвоить национальную почту? Я бы на месте Беренски постарался какое-то время посидеть в кустах. Он слишком много пишет о своей эмиграции во время диктатуры – парни, что работают на Карло Пелегрини, как раз те самые, от которых он тогда спасался. Рауль Уайна Гомес, его еще зовут Перуанец, был в Аргентинском антикоммунистическом альянсе, который перебил более трехсот человек, прежде чем в семьдесят шестом году власть взяли военные. Его амнистировали в восемьдесят девятом году. Уго Гонзалес, по прозвищу Тигр, уличен правозащитниками в двадцати шести случаях пыток во время его военной службы в Школе механики, а еще в похищении детей, вымогательстве, грабежах и изнасилованиях. Помилован в девяносто втором году по закону о хорошем поведении. Абимаель Занте – да вы его помните, комисо, он был одно время у вас в какой-то группе из бригады в Кильмесе.

Фортунато кивнул, поморщившись от неприятных воспоминаний о Занте:

– Я сделал так, чтобы его перевели к Висенте Лопесу, только чтобы от него избавиться.

– Вот такой аппарат охраны у достопочтенного Карло Пелегрини. Благоухает нравственностью, верно?

Фортунато пристально смотрел на Фабиана с его великолепными светлыми кудрями. Раньше как-то не замечалось, чтобы он очень пекся о нравственности, когда занимался поборами на ипподроме или в диско-клубах.

– Итак, вернемся к разговору о пострадавшем…

– Конечно-конечно, комисо. Извините.

Сеньора де Пелегрини выбирает для встречи с Уотербери самое модное кафе на Ла-Реколета, где Уотербери при виде цены чашки кофе чуть не провалился сквозь пол. Небольшие серебряные подносики и вся посуда были тут подходящими аксессуарами для шикарно одетой публики. Тереза Кастекс стремительно входит в кафе, обволакивая облаком духов, целует его, садится за столик и заказывает кофе. «Ненавижу это кафе, – произносит она. – Очень претенциозно. Но его найдешь без труда, и мой шофер может ждать у выхода».

Без сверкающего антуража особняка Кастексов она кажется больше похожей на самую обычную великосветскую даму. Как тем же вечером Уотербери отметит в своем дневнике, ей уже под пятьдесят, у нее жесткие каштановые волосы и тонкий голос, причем все время кажется, что она вот-вот примется жаловаться. В свое время она была красивой, изящной женщиной, но за годы ее худощавое тело высохло и затвердело, как инкская мумия, острые плечи выпирают из блузки, а руки торчат как палки. Кожа благодаря курортам и усилиям косметической хирургии сохранила моложавость, но яркий шелковый шарфик и драгоценности от Тиффани не могут скрыть глубоко залегшей складки у рта, которая придает ее лицу выражение вечного недовольства. Она производит впечатление со вкусом разодетого несчастья.

«Ну так как, Роберт, что вы думаете о Буэнос-Айресе?»

Уотербери говорит, что поражен тем, как такая красота может уживаться бок о бок с такой коррупцией и такими ужасами.

«А, это. – Она передергивает плечами. – Для нас это давно не новость».

Они болтают немного о литературе. Тереза Кастекс неравнодушна к французским символистам, которых читает по-французски.

«Но Карло сходит с ума по Борхесу, – замечает она. – Это как-то даже странно, потому что он поглощен коммерческим миром, а Борхес такой абстрактный».

«У Борхеса больше загадок, чем историй».

«Совершенно верно. Я думаю, что для него это как игра. Если он может решить историю-загадку, то, значит, сравнялся с Борхесом. У Карло очень сильно развито чувство соревновательности».

«И мне кажется, у него это неплохо получается. У вас такой прекрасный дом».

«Это мой дом, – с заметной ноткой язвительности проговорила она. – Это особняк Кастексов, а я Тереза Кастекс. Возможно, два этих слова „де Пелегрини“ делают меня его собственностью, но дом – моя собственность».

Интриги чужих браков никогда не благоприятствуют непринужденной беседе, и Уотербери меняет тему. Они возвращаются к литературе.

«Написать роман – это не так-то просто, – говорит Тереза. – Мне всегда хотелось написать роман, но мне не хватает дисциплины. Я сажусь, но мне тут же приходит в голову мысль, что все это суета. Куда мне равняться с мастерами? С их величием духа? – Ее лицо расцвело пышным букетом восторга. – Взять вас, Роберт. По вашей книге я почувствовала, что вы не такой, как другие, а потом вы пришли к нам. Может быть, в какой-то степени это судьба, что мы встретились. Посмотрим».

Уотербери теряется, не зная, как ему держаться. Судьба расстелила перед ним довольно скользкую дорожку. Сеньоре приносят кофе с великолепной шапкой табачного цвета пены, оттеняющей белизну фарфора. К его облегчению, она сама расплатилась по счету.