Олег Ермаков - Вариации

• Название: Вариации
• Автор: Олег Ермаков
• Издательство: У-Фактория
• Жанр: Современная проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-89178-183-2

---

— Ничего с его рукой не сделается.

— Надо перевязать, я перекись привез.

— Порезал руку — ерунда.

— Это не ерунда, — сказал Гарик.

— А, бриллиантовая рука?

— Ты, отец, почти угадал.

— Ничего, ручку пальцами зажать можно, — сказал Василий Логинович. — Островский зубами писал. Ведь ты журналист?

— Да я вижу, вы толком не знакомы. Это Петр Виленкин.

— Да? А я Василий Логинович.

— Да нет, — возразил Виленкин, — мы познакомились. Никто не звонил?

— Нет.

— Я так и понял, — сказал Василий Логинович, — что ты, Петя, со своей в раздрае.

— Горячая вода есть? — деловито поинтересовался Гарик. — Приступим к экзекуции.

Снова над тазом поднимались тошные испарения, Гарик разматывал бинт; наконец тот весь упал в красноватую воду. Все трое воззрились на рану. Траншею переполнял гной. Рука заметно припухла.

— Нет температуры? — спросил Гарик.

— Нет, не знаю.

— Не лихорадит?

Василий Логинович хмыкнул, наблюдая за сыном. Тот отыскал термометр. Виленкин сунул его под мышку.

— Да, надо было сразу зашить.

— Ничего, — сказал Василий Логинович, — заживет, и следа не останется. Человек, как собака.

— Вот именно. У одних лапы — как у меня, а у других — руки, предназначенные... — начал Гарик.

— На нас и не такие дыры заживали.

Гарик принялся осторожно обрабатывать рану. Распечатал новый бинт. На легких белых полосках вновь проступали ржавые разводы. Перебинтовав руку, он предложил посмотреть термометр. Температура была повышенной.

— Тридцать семь? — переспросил Василий Логинович. — Я на валке леса в Карело—Финской по пояс в снегу работал при тридцати восьми.

— Здесь не валка леса и не сталинская Карело—Финская. Такой вообще больше в природе нет.

— Почему нет? Места остались. Они мне иногда снятся.

— Я считаю, что необходимо показаться врачу.

— Зачем ему показываться?

— Затем, что температура свидетельствует о воспалительном процессе. Может сепсис начаться.

Василий Логинович с интересом посмотрел на сына.

— Не паникуй и говори внятно.

— Разве я говорю невнятно?.. И вообще, отец, времена людей—гвоздей прошли. Помнишь такое стихотворение у... Щипачева, что ли? Не надо из людей делать ни гвозди, ни бревна.

— Не нервничай.

— А ты не говори бессмысленных вещей. Да что вообще за спор? Пусть маэстро сам решает, это его касается.

— Так ты музыкант? — спросил Василий Логинович. — Как же я сразу не догадался.

— До Шерлока Холмса тебе далеко.

— На чем же ты играешь?.. Ну, а на гармошке? или на аккордеоне? Тоже клавиши. Нет, мы должны с тобой сходить к Няньке, тебе надо ее послушать, последний голос.

— Но сначала я отвезу его к хирургу, — напомнил Гарик.

Виленкин сказал, что они выпивали вчера, ему необходимо почистить зубы. Василий Логинович рассмеялся.

— Да эти хирурги не просыхают!..

Гарик дал тюбик зубной пасты. Виленкин пальцем потер зубы, ополоснул рот.

— Иди сюда, — позвал его Василий Логинович.

Виленкин подошел, и Василий Логинович надавил на грушу, соединенную с зеленым флаконом. Резко запахло.

— Да это же «Шипр»! — воскликнул Гарик. Но было поздно.

— Да, — сказал Василий Логинович. — Самый лучший одеколон. Теперь можно не только к хирургу, а хоть к самой Тэтчер.

— Именно к ней?

— Интересно заглянуть в глаза Железной леди. Женщина всю страну держала под собой. Ребят грохала на Фолклендах. Я думаю, ей завидуют все бабы.

— У них была еще и Диана.

— Ну и что?

— Скорее ей завидуют. Завидовали.

— А я думал, тебе нравятся только раскосые. Корейки, японки, монголки, — сказал Василий Логинович. — Интересно, а настоящим, историческим самураям не запрещалось коситься на белых баб? Ты у нас специалист. А?

— Не знаю. Петр, одевайся.

— Гм... Вообще мне думается, что они были склонны к истерикам, — внезапно заключил Василий Логинович.

Виленкин и Гарик посмотрели на него.

— Кто? — спросил Гарик.

— Самураи.

Гарик бросил взгляд на Виленкина: ты это слышал?..

— Моя мысль основана на одном наблюдении, — сказал Василий Логинович.

— Любопытно... над кем?

— Над историческими японцами, — сказал Василий Логинович.

— Любопытно, — повторил Гарик, взглядывая на часы.

— И вот что я имею в виду, вот кого точнее: их камикадзе.

Брови Гарика поползли.

— Да, — невозмутимо подтвердил Василий Логинович.

Виленкин надел пальто и стоял посреди комнаты. Василий Логинович продолжил:

— В этом женское: бросаться очертя голову, вместо того чтобы спокойно драться.

— Извините меня, — сказал Гарик, обращаясь ко всем, — но это полная несуразица.

Внезапно он успокоился и заметил, что отец, видимо, плохо исследовал вопрос об исторических самураях и камикадзе. Ничего женского и истерического в их отношении к смерти никогда не было и быть не могло, ибо бесстрастное восприятие смерти воспитывалось у них с младых ногтей. Гарик прочитал небольшую лекцию в доме с осенними зеркалами, с монохромно окрашенным фарфоровым чайником на столе — лекцию о смерти в Японии.

— Один пример: умирает от болезни правитель, семнадцатилетний вассал — недавно, кстати, женившийся — припадает к его стопам, вымаливая дозволение умереть вслед за господином. Ибо не получить разрешения равносильно приговору к позорной жизни.

Василий Логинович вздохнул и сказал, что все это настоящая муть, если уж так захотелось — делай молча. На что Гарик ответил пословицей: смерть без дозволения — собачья. Василий Логинович сказал, что он такой пословицы не знает.

— Это самурайская.

— А я русский. И эти самураи, как в театре, — подвел итог Василий Логинович, — шагу не ступят без ужимок и прыжков.

— Именно ритуал превратил животное в человека, — парировал Гарик.

— Но этот же ритуал может превратить его в куклу, — подал голос Виленкин.

Василий Логинович с благодарностью посмотрел на него. Гарик тоже взглянул на Виленкина и спросил, готов ли он.

— Тогда поехали.

— Ну, жду вас обоих, тебя и маэстро, — сказал Василий Логинович.

— Я только привезу Петра и уеду.

— Завтра суббота?

— Да, но Галке в музшколу.

Василий Логинович нахмурился.

— Может она один раз в трамвае доехать? С мамкой? Или пропустить, невелика беда. Занятий этих будет еще много. А мы посидим втроем, поговорим.

Гарик отрицательно покачал головой.

— У каждого своя Железная леди, — пробормотал Василий Логинович.

Они прошли в сени. С крыльца Виленкин покосился на окно. Василий Логинович сидел, опустив лобастую голову. И тут—то он вспомнил, что за отрывок вызывал из музыкальной шкатулки этот человек: реприза второй части «Героической».

Яблоки цепенели в холодном тумане. Ярко и твердо выступали, круглясь, яблоки.

Они миновали сад, сели в автомобиль, Гарик повернул ключ зажигания. Тронулись. Доехали до колонки и там развернулись. Мимо проплыл сад, дом, — на крыше петух.

Да, тема напора.

Выехали из тополевых врат, из тополевой арки. Гарик достал сигарету, включил зажигалку.

Крест на обочине. Разбился, наверное, кто—то... Хотя на этой дороге в колдобинах разве можно набрать такую скорость?

Поля простирались в туман. Чернели перелески.

— «Мы едим, испражняемся, спим и встаем, — вдруг начал декламировать Гарик. — Таков наш мир. Все, что нам остается кроме этого, — умереть». Иккю.

Шелестели шины.

— Я забыл предупредить, — сказал Гарик, — что может нагрянуть старик. Просто не думал, что действительно приедет. Он последнее время торчит в городе. Хотя поет дифирамбы деревне. Ну а других критикует за расхождение слов и дел, — Гарик взглянул на Виленкина. — Не достал он тебя своими разговорами?

— Твой отец — живой сборник рассказов.

Гарик стряхнул пепел в окно.

— Да, в первый раз интересно.

— Он сказал, что собирается переселиться сюда, в деревню.

По лицу Гарика пробежала нетерпеливая улыбка.

— Пустое. Он боится деревни.

— Почему?

Гарик пожал плечами.

— Мне показалось, твой отец уже ничего не боится, — возразил Виленкин.

— Я тоже всегда так думал, — сказал Гарик.

— Но он же там остался.

— Это очередная ссора с женой. Он приехал, чтобы повидаться с Нянькой.

Виленкин взглянул на него. Вот как? Гарик перехватил его взгляд и усмехнулся.

— Да, вы оказались друзьями по... по... Несчастье ли это, а? или что?

— Не знаю.

— Вообще у них это время от времени происходит. Но в этот раз что—то особенно затянулось... Она ушла к своей дочке или к сыну—попу и отказывается возвращаться. И хорошо! Он мне сам говорил, что мечтает жить свободно, без женщины, что женщина ему враждебна, как смерть, и так далее и тому подобное.

Виленкин кивнул.

— Что, — спросил Гарик, — тебе он это тоже говорил?