«На суше и на море» - На суше и на море. Выпуск 4 (1963 г.)

• Название: На суше и на море. Выпуск 4 (1963 г.)
• Автор: «На суше и на море»
• Жанр: Научная Фантастика

---

– Что говорит вождь?

– Вождь уверен, вы не хотели зла.

– Хоть это-то хорошо, - сказал Мартен. - Надо уходить, пока не поздно. Они встали.

– Мы покидаем вас, - шепотом обратился Мартен к вождю, - но просим позволения для других с нашей планеты посетить вас. Забудьте ошибки, которые мы сделали, они объясняются лишь нашим незнанием.

Чедка переводил, и Мартен продолжал шептать, лицо его было бесстрастно, руки прижаты к бокам. Он говорил о единстве Галактики, о радостях совместного труда, о мире, о неизбежной сплоченности всего человечества. Морери, хотя еще и не совсем пришел в себя после гипнотического сеанса, ответил, что земляне всегда встретят здесь радушный прием.

Кросвелл в порыве благодарности протянул ему свою руку. Вождь поглядел на нее, чем-то озадаченный, потом взял руку, пытаясь догадаться, что с ней делать. Через секунду он, задыхаясь, резко отдернул свою руку, и все могли видеть на коже глубокие ожоги.

– Что же это…

– Пот! - воскликнул Мартен. - В нем кислота. Должно быть, она оказывает почти мгновенное действие на их нежную кожу.

Дюрелляне столпились, среди них происходило какое-то волнение, у некоторых в руках появились камни и палки. Вождь, по-видимому, жестоко страдал от боли, но все же старался в чем-то убедить своих подданных. Земляне не стали дожидаться окончания этой дискуссии и поспешили на корабль так быстро, как мог Мартен идти с помощью посоха.

Лес темнел позади, в нем чувствовалось какое-то подозрительное движение. Задыхаясь, они добрались до корабля. Кросвелл, прибежавший первым, споткнулся о травянистую кочку и упал почти у самого люка, разразившись проклятиями.

– О, дьявол! - он сморщился от боли.

Почва вдруг задрожала под ним и поползла в сторону.

– В корабль! - приказал Мартен. Они сумели убраться с планеты, прежде чем земля окончательно разверзлась.

– Это опять, должно быть, та симпатичная вибрация, - сказал Кросвелл несколькими часами позднее, когда корабль уже летел в свободном пространстве.

Мартен вздохнул и покачал головой:

– Прямо не знаю, что делать. Хотелось бы вернуться и объяснить им, но…

– Мы и так оставались дольше, чем следовало, - сказал Кросвелл.

– Пожалуй. Грубейшие ошибки, одна за другой. Мы начали плохо, а все, что делали потом, было еще хуже.

– Это не оттого, что вы делали,- объяснил Чедка самым приятным голосом, который они когда-либо слышали от него, - это не ваша вина. Это оттого, что вы есть вы.

Мартен на минуту задумался:

– Да, вы правы. Наши голоса сотрясают их почву, наши жесты гипнотизируют их, наше дыхание их душит, наш пот их обжигает. О боже!

– Боже, боже, - угрюмо проворчал Кросвелл. - Мы настоящая живая химическая фабрика: только и знаем, что выделяем ядовитый газ да первоклассно обжигаем.

– Но это не все, что вы есть, - сказал Чедка. - Смотрите!

Он протянул Мартену его посох. Часть посоха, там где он касался рукой, расцвела; долго спавшие почки пробудились и превратились в розовые и белые цветы - их запах заполнял кабину.

– Вы видите? Вы еще и это также.

– Эта палка была мертва, - задумчиво промолвил Кросвелл.- Некоторое количество жира на нашей коже, я думаю… Мартен вздрогнул:

– Значит, вы думаете, что все изделия из дерева, к когорым мы притрагивались: резные панно, хижины, храм…

– Да, я думаю, это так, - ответил Кросвелл. Мартен закрыл глаза и отчетливо представил себе внезапно превратившееся в цветущий сад мертвое дерево.

Я думаю, они поймут, - сказал он, больше всего Стараясь убедить самого себя, - это прекрасный символ, а они очень понятливый народ. Я думаю, им придется по душе… ну, хотя бы ничтожная часть того, что мы есть.

Перевод с английского Н. Лобачева

Генри Д. Формен Дети земли

Крот знания - вот как я всегда называл Майкла Трюсдела. В поисках знания он копался в точности так, как копается крот в поисках пищи, и то, что он находил на своем пути, поглощал жадно, быстро, не задумываясь о вкусе. Этнография была предметом всех его изысканий, и для него не существовало таких вещей, как устные рассказы, предания и легенды: он признавал только строго научные данные и факты.

А посему то, что рассказал он мне при нашем последнем свидании в такой бессвязной форме, с такой страстностью, произвело на меня глубокое впечатление и осталось в памяти на всю жизнь. Он усвоил привычку появляться внезапно, без всякого предупреждения, в моей хижине неподалеку от каньона Батт и производить словесный взрыв, который ни с чем не сравним.

– Разреши мне переночевать у тебя.

Он не стал ждать ответа, бросил в угол свою походную сумку с пристегнутым к ней одеялом, плюхнулся в кресло - и начался взрыв.

– Ага! Новый коврик работы индейцев навахо! Знаешь, какая это работа? Плохая работа. Я поговорю с ними. Спешка и нерадение. Все становится стандартным. Есть у тебя что-нибудь испить? Вода? Молоко?

Утолив жажду в тот последний памятный вечер, он откинулся на спинку стула и закрыл глаза, как смертельно уставший человек.

– Куришь? - спросил я, бессознательно подражая его отрывочной, лаконичной манере говорить.

– Курить - курить? Да - трубка. Странно! - воскликнул он вдруг со своей обычной непоследовательностью. Белые - белые индейцы - вот что я подумал вначале. Я уже почти забыл о них. Но сейчас они пришли мне на память.- Он рассмеялся.- Слыхал о таком племени. Где-то в Центральной Америке. Хотя те все альбиносы. Но эти - здесь никакого альбинизма… Нет, нет!

– Что такое ты болтаешь, Майкл? - сказал я, невесело улыбнувшись и протягивая ему трубку и банку с табаком.

– Эти люди… я хочу сказать, никакого альбинизма здесь нет,- пробормотал он, машинально набивая трубку.- Они поднялись на поверхность… О, я уверен, что люди эти подземные, Билли! Иначе теперь о них я и думать не могу. Бог мой, кто бы мог этому поверить? Сам не поверил бы никому понаслышке. Скажи, Билли, ты большой знаток этнографии?:

– Ни черта в ней не смыслю! - рассмеялся я,- А в чем дело? Что-нибудь не так?

– Нет, нет, ничего такого. Но эти вот люди, которых я покинул… Должен вернуться к ним. Дети - вряд ли ты можешь это понять - дети земли…

– Подтянись, старина. Говори яснее,- сказал я, кладя руку ему на плечо и продолжая смеяться.- Выкладывай, что у тебя на душе. Знаю, что ты не любишь говорить по порядку, тем не менее…- Я тоже закурил трубку и растянулся в кресле напротив него.- Расскажи мне все как следует, Майкл, с самого начала. Что было с тобой, что случилось? Может, индейцы хопи показали себя дурно в чем-нибудь?

– Хопи - нет! - Он выпустил слова вместе с дымом. - Разве я тебе не рассказывал? Очень странные люди. Билли. Новый народ. Вышли на поверхность - из земли. Ты что-нибудь смыслишь в этнографии? Ты, кажется, сказал, что мало знаком с этой наукой? Ну что ж…

И слово за словом, одну фразу за другой, быстро и непоследовательно, начиная с конца и добираясь до начала, Майкл рассказал мне всю историю. Я не стану пытаться- да и было бы бесполезно - передавать его отрывистую, неспокойную манеру говорить. Но впечатление он произвел на меня необычайное, и мне теперь понятно, почему его письменные доклады Смитсоновскому Институту (я видел впоследствии некоторые из них) представляют собой образцы ясности.

Трюсдел всегда отличался необыкновенным трудолюбием, хотя, судя по его манере держаться, многие считали его лентяем и даже тупицей.

В краю, лежащем на север от Юмы, в треугольнике, образуемом реками Хила и Колорадо, встречается немало заброшенных пещер. Их высекли в скалах индейцы в период пещерной жизни, где они и жили до сравнительно недавнего времени.

Редко кто из людей, даже из среды ученых, любит заглядывать сюда. Край этот известен как самая жаркая местность в Северной Америке. Существует даже популярная шутка, что когда собака здесь преследует зайца, то животные идут друг за другом шагом. Всадник из нашей колонии художников и писателей в Аризоне, побывавший в этих местах, видел, как один человек бежал, и человек этот был - Майкл Трюсдел. Но он сам не знал, что он бежит.

Что он надеялся найти в этих заброшенных пещерах, об этом, быть может, никто никогда не узнает. Он никому об этом не рассказывал. Возможно, что он искал здесь разные остатки прошлого: наконечники стрел, предметы домашней утвари, черепки и обломки, которые, как я понимаю, занимали видное место в его докладах. Во всяком случае, он бродил здесь, среди массы бута и булыжника, лежащего у подножия красной скалы, спускался в пещеры, все высматривал и вынюхивал, как женщина у прилавка магазина в день распродажи.

Если не считать его лошади, всегда он был один и всегда безоружен. Страх, как и многие другие человеческие чувства в страсти, ему был совершенно неведом. Где бы ни застигла его ночь, там он расстилал одеяло и ложился спать.