«На суше и на море» - На суше и на море. Выпуск 4 (1963 г.)

• Название: На суше и на море. Выпуск 4 (1963 г.)
• Автор: «На суше и на море»
• Жанр: Научная Фантастика

---

Это было так страшно, что я почувствовал, как липкий холодный пот выступил на моем теле. Шеренга голов у стены дернулась и поплыла в сторону: я понял, что теряю сознание. Чтобы не упасть, я схватил руками плечо шефа. Он обернулся, ободряюще похлопал меня по плечу:

– Ну, ну, Курт…

Очнулся я уже в другой комнате на диване, обтянутом белой клеенкой. Рядом в кресле сидел Вальден.

– Можете идти,- сказал он детине в белом халате, стоявшему у двери. Увидев, что я открыл глаза, он добавил: - Отлично, теперь мы можем поговорить.

Его голос звучал неторопливо и жестко, в нем уже не было так радовавших меня всегда отеческих нот.

– Вам надо лечить нервы, Курт Шлезингер! (Он впервые назвал меня по фамилии.) Я понимаю, это несколько необычное зрелище, но вы же мужчина. Успокойтесь и слушайте меня.

Я проглотил комок, сжимающий горло, и согласно кивнул головой.

– Вы помните одну из наших первых бесед? Я рассказывал о возможности переделки человеческого организма. Как видите, эта возможность оказалась действительностью. Мы говорили тогда о расе арийцев. Вырастить новую расу - задача сегодня невыполнимая. По целому ряду причин, известных всем, кто читает газеты. Невыполнимая и, если угодно, ненужная. Теперь я почти убежден в этом. Почти. Но то, что вы видели,- не забава. Я буду абсолютно откровенен. Надеюсь, вы оцените это, а впрочем… Вы, конечно, помните расписки о сохранении тайн. Это не мои тайны, они принадлежат государству. Итак, вы слышали что-нибудь о “Литл-бэби”?

Я отрицательно покачал головой.

– “Литл-бэби”-одна из статей импорта ФРГ,-улыбнулся фон Вальден. - Баллистическая ракета среднего радиуса действия может быть оснащена водородной головкой и еще чем угодно. Над ней бьются уже лет восемь, но она упорно не желает лететь туда, куда ей нужно лететь: система управления искажает корректировку на активном участке траектории. Кроме того, специалисты считают, что эта система вообще неустойчива и легко может выводиться из строя направленными радиопомехами. Впрочем, вы все равно в этом ничего не понимаете. Короче, аппаратура - дрянь! И я предложил заменить приборный отсек кабиной пилота. Но этот пилот должен занимать не больше места, чем занимают сегодня гироскопы и интеграторы ускорений. Это требование ракетчиков. И за точным его выполнением следит фрау Марта. Что делать, Курт, тот, кто платит, имеет право требовать. Совершен принципиально новый шаг в истории человеческого прогресса: раньше человек строил машины для себя, теперь мы строим человека для машины! Ты можешь себе представить самоходную пушку с детскую коляску или подводную лодку в полтора метра длиной? - его голос звучал торжествующе.- Они не будут управляться приборами. Ты биолог и знаешь - человека нельзя заменить прибором. В них будут люди!

Десять лет я пробовал растить карликов, и ничего. Полный провал. “Альбрехт” рождал идиотов. Я отступил: оставил нетронутой голову и уменьшал тела. Я написал свою “Книгу пропорций” и проверил ее сначала на крысах, потом… И вот результат: эти ребята отлично соображают. Правда, иногда у них бывают обмороки, что-то с кровообращением коры головного мозга… слишком слабенькое сердце…

– Но ведь они люди,- одними губами прошептал я.

– Они трупы! Мы получаем их в больницах, где делают аборты ранее облученным женщинам. А потом их выращивает мой “Альбрехт”. И если бы не он, они бы вообще не существовали.

Он еще долго говорил о непревзойденном соотношении веса мозга к весу тела этих несчастных, об опытах по сокращению количества потребляемого ими воздуха, о шарнирных манжетах, поддерживающих головы, тяжесть которых не может выдержать тонкая шея…

Он говорил, и я слышал его слова, но они летели как-то мимо меня, не задевая сознания. Просто всем этим словам уже не было места в моем мозгу, переполненном невыразимым кошмаром. Что-то подобное я испытывал в детстве, когда был тяжело болен и в бреду падал в какие-то бездонные раскаленные пропасти; падал один, маленький и брошенный всеми. Тогда я плакал, кричал в бреду, и мама успокаивала меня, гладя по голове… Может быть, и теперь надо просто закричать на этого человека, человека, который не может говорить того, что он говорил. Он, друг моего отца… Если бы был жив отец!… Отца убили, убили в секретном лагере… А может быть, и отец?… Это ужасно, все ужасно… Крошечные мыши, которых фон Вальден воспевал стихами Гёте, мечты о людях с ультразвуковыми ушами, шпионаж Марты, бессмертные полотна Дюрера и эта страшная машина, которую он назвал именем великого художника… Я вдруг отчетливо вспомнил автопортрет Альбрехта Дюрера и выражение его глаз. Они пристально смотрели на меня, смотрели в мои зрачки, вопрошая и требуя…

Последующие события становятся известными из материалов специальной комиссии, начавшей свою работу 5 ноября, двумя днями позже последней записи в дневнике Шлезингера.

Курт сдавал дела в лаборатории корпуса N. Гуго Брике утверждает, что, выходя из лаборатории, он видел фон Вальдена, который сидел за столом, просматривая новые графики Шлезингера по крысам-головастикам. Шлезингер стоял у окна, глядя на шефа. Кроме них, в комнате никого не было. Буквально через минуту после того, как Боцке вышел из лаборатории, Марта, находившаяся в соседнем помещении, услышала пронзительный крик. Вбежав в лабораторию, она увидела распахнутую дверцу клетки и фон Валъдена, который, прикрыв лицо локтем левой руки, пытался правой ударить пресс-папье кидающегося на него Ганса. Лапы гигантского муравья скользили по кафельному полу, и он никак не мог дотянуться до лица фон Валъдена. Шлезингер рассказал, что Марта на миг, остолбенела, затем, выхватив откуда-то из-под халата маленький браунинг, выстрелила в упор в глянцевитую голову Ганса. Но за секунду до этого синевато-черные, как вороненая, сталь, челюсти муравья с хрустом вонзились в аккуратно подстриженный затылок шефа.

6 ноября Курт Шлезингер был арестован и привлечен к следствию по делу о смерти доктора Отто фон Валъдена.

Александр Колпаков И возгорится солнце

Научно-фантастический рассказ

Михаил Соколов должен был выехать к 78-й секции Космотрона, но задержался в диспетчерской башне, ожидая вызова Дайна.

Дежурный фотоэнергетик Цыба, длиннорукий, нескладный, но удивительно подвижный парень, работал одновременно на двух пультах. Кроме того, как человек общительный, он еще вел разговор с Михаилом.

Они говорили о Космотроне.

– Ничего у них не выйдет!…- бубнил Цыба.- Ровным счетом.

Коротко прогудел сигнальный робот. Цыба кинулся к главному пульту. Некоторое время он молча нажимал разноцветные клавиши, направляя избыточную энергию в башни аккумуляции.

– Меркурий-не зеленая лужайка под Эвенкором. Это там можно экспериментировать. Сколько влезет! А здесь…

Угловато повернувшись, он ринулся к другому пульту, чтобы погасить коронные разряды, голубым ореолом опоясавшие Концевой Параболоид.

Михаил улыбнулся:

– Брось хныкать… Прошлого не вернешь. Забудь о нирване.

Цыба вздохнул и промолчал. Он понимал, что сонному житью давно пришел конец. Бывало, на Меркурий годами не заглядывали гости с Земли, можно было спокойно дремать в диспетчерском кресле и думать о поездке на родину. А теперь вертись, как дьявол, едва успевая подавать энергию бесчисленным потребителям.

Соколов вплотную подошел к обзорной стене. К югу от башни на искусственной черно-коричневой равнине лежал ГАДЭМ, как сокращенно именовали Главную Автоматическую Энергоцентраль Дневной стороны Меркурия. Раньше здесь была маленькая научная станция: несколько фотоэлементных приемников, бронированный жилой купол, десятка два гелиоэнергетиков. Ученые не спеша изучали ритм деятельности Солнца. Спокойная, размеренная жизнь… Оживление наступало лишь к концу года: с Земли прибывала ракета, доставлявшая продовольствие и смену ученых. А потом все изменилось. Возник ГАДЭМ, город с тысячами “рабочих” - механо-автоматов, кибермонтажников, биороботов. С подземным поясом, где было все для жизни людей: комфортабельные жилища, плавательные бассейны, воздух, насыщенный запахом моря и степей, уголки субтропической зелени.

Сооружения ГАДЭМа улавливали энергию Солнца и запасали ее впрок.

Михаил перевел взгляд. Сотни фотоэлементных зеркал и леса колонн-волноводов придавали городу странное сходство с громадным судном, распустившим ярко сверкающие паруса; башни аккумуляции, где накапливалась энергия для Космо-трона, напоминали утесы, мимо которых плыл этот корабль Вселенной. Но все подавлял размерами выходной раструб Космотрона, или, как его называли, Концевой Параболоид. Он парил в пространстве над ГАДЭМом, словно невесомый, нацелив свою гигантскую чашу в созвездие Весов - на Титан, спутник Сатурна, где создавался второй Космотрон.