Татьяна Бочарова - Прости за все

• Название: Прости за все
• Автор: Татьяна Бочарова
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-050253-0, 978-5-271-20152-3, 978-5-226-00550-3

Случайная встреча в купе поезда – и разом вспыхнувшая страсть. И уже не важно, что осталось позади. И будущее кажется радужным сном. А любовь – вечной.

Но на смену радости пришла боль. Тот, ради кого она готова была терпеть и страдать, исчез из ее жизни. Ей остается только ждать. А вдруг все изменится?

Она еще не знает, какой сюрприз готовит ей Судьба…

---

Скрипнул паркет. Над головой у Веры раздалось тихое покашливание. Она еще глубже зарылась в плед, плечи ее вздрагивали.

– Вера, – неловко произнес Митя. – Вер, пожалуйста, не плачь. Я не хотел тебя обидеть. Так вышло.

Она продолжала рыдать, но от этого ей не становилось легче.

Он сел рядом, осторожно погладил ее по волосам.

– Ты…ты…ты… – Вера давилась слезами. Ей хотелось умереть. И одновременно с этим хотелось жить. Хотелось, чтобы он любил ее – прямо сейчас, здесь, на этой кровати, страстно и ненасытно, как в первый год их супружества. – Ты жесток.

– Нет, – спокойно и мягко возразил Митя. – Я просто не могу так желать ребенка, как ты. Наверное, потому, что я не женщина, а мужчина.

Она, всхлипывая, подняла лицо.

– Ты сказал, что тебе все равно, с кем я…от кого…

– Я этого не говорил. Вернее, я не это имел в виду. – Он наклонился и поцеловал ее. – Пойми, у меня тоже есть нервы. Ты застала меня врасплох.

Вера кивнула.

– Я понимаю. Прости. Мне не надо было так сразу, в лоб. Я дура.

– Ты вовсе не дура. – Митя улыбнулся ласково.

– Обними меня, – шепотом попросила Вера.

Он обнял ее, как ребенка, вытер слезы, укутал ноги пледом.

– Я хочу, чтобы мой малыш был и твой малыш, – лепетала Вера, постепенно погружаясь в сон. – Слышишь меня, а Митя? Я хочу родить от тебя. Только от тебя. Ты слышишь?

– Слышу, слышу. – Митя терпеливо и мягко гладил Веру по голове. Взгляд его ничего не выражал, лицо было спокойным и отстраненным, как всегда. Он дождался, пока Вера начала дышать сонно и ровно, тихо поднялся и, перейдя из спальни в гостиную, сел за компьютер.

4

Наутро никто не вспоминал о вчерашнем. Оба старательно делали вид, что ничего не произошло. Вера, как всегда, встала первая, привела себя в порядок, приготовила завтрак. Митя проснулся, когда она уже допивала кофе. Вышел на кухню сонный, взъерошенный, без очков. Вера взглянула на его глаза-щелки, улыбнулась и укоризненно покачала головой.

– Во сколько лег вчера?

– Кажется, в три. – Он тщательно прокашлялся, взял с полки стакан, налил воды и выпил жадно, залпом.

Вера выразительно посмотрела на часы, которые показывали семь пятнадцать.

– Знаю, знаю. – Митя усмехнулся и сел за стол напротив. – Пять часов сна – маловато. Но слишком уж гладко все шло, не хотелось прерывать.

«Он загонит себя, – с каким-то обреченным спокойствием подумала Вера. – Доведет до ручки. Почти не спит, ест кое-как, несмотря на то, что холодильник всегда полон. В голове только работа, статьи, студенты, семинары. Мы существуем в разных плоскостях и, как параллельные прямые, никогда не соприкоснемся. Но ведь соприкасались же когда-то?»

Митя внимательно изучал вчерашнюю газету. Вера допила кофе, встала, сняла крышку со стоящей на плите сковороды. Положила в тарелку картошку и пару котлет – то, что накануне предназначалось на ужин. Хотела поставить на стол, но Митя протестующе замахал руками:

– Нет, нет, спасибо, я не голоден. Лучше попью еще водички.

– Сделать тебе кофе? – спросила Вера, послушно убирая еду обратно.

– Я сам сделаю, потом. – Митя перевернул страницу, брови его поползли вверх. – Яхлакову дали заслуженного деятеля культуры! Ты только представь, Яхлакову!

– Ну и что? – Вера непонимающе пожала плечами. – Что тут такого? По-моему, давно пора – он столько лет пишет, издается.

– Но ведь он же ничтожество! – Митя со злостью отшвырнул газету. – Как ты не понимаешь?

– Прости. – Она включила воду и принялась мыть чашку. – Мне всегда казалось, что его статьи достаточно глубоки и интересны. Возможно, я ошибалась.

– Ты ничего не понимаешь! Ровным счетом ничего! – Митя вскочил и нервно заходил по кухне. – Меня вообще удивляет твоя серость, ограниченность. Ну отвлекись ты от этой дурацкой чашки, наконец!

Вера обернулась к нему, держа мыльные руки на весу.

– Митенька, не надо сердиться. Ты прав, я мало что понимаю в твоих делах. Если ты уверен, что Яхлаков ничтожество, наверное, так и есть. И… Митя… ты неважно выглядишь. Тебе нужно поспать хотя бы пару часов.

– Посплю, – буркнул Митя и направился к порогу. Перед тем, как выйти, он остановился, поглядел на Веру с недоумением и растерянностью. – Раньше ты понимала. Когда-то…

Вера стояла, держа вымытую до блеска чашку за тоненькую фарфоровую ручку, и смотрела на дверь, за которой исчез Митя. Неужели это конец? Они утратили связь друг с другом, стали чужими, далекими, как полюса магнита. Нет, полюса притягиваются, а их с Митей уже ничего не соединит. Вчера он не захотел обнять ее, лечь с ней рядом, он не хотел ее тела, так же, как не хотел ее души. Может быть, его давно тянет к Маринке, снится ее колышущаяся грудь, румяные щеки и смеющиеся карие глаза? А может быть, они уже давно…

Нет, нет! Вера даже зажмурилась, чтобы отогнать ужасные мысли. Все будет хорошо, они просто устали. Обычная семейная утренняя ссора – за стеной, у соседей, наверняка такая же. Через несколько дней Митя закончит статью, выспится и тогда она поговорит с ним еще раз. Он обязательно послушается ее, пойдет в центр. Его обследуют, и окажется что-нибудь пустяковое, то, что лечится простым курсом уколов. Уже к Новому году Вера будет в положении, а осенью у них родится маленький. И сразу забудутся все распри и обиды, и глупая ревность к Маринке тоже забудется. Все будет хорошо…

Вера поставила чашку в шкафчик, протерла и без того чистый стол и пошла собираться на работу.

5

Институт, в котором работала Вера, несколько лет назад находился на грани развала. Заказчиков почти не было, сотрудникам регулярно задерживали зарплату, и Вера уже собралась уходить, когда неожиданно пришел новый директор. Это оказался энергичный мужчина в самом цвете лет, он в два счета произвел революционные изменения в штате, заключил выгодные договора с подрядчиками, и умирающий институт ожил. Если раньше сотрудники работали ни шатко, ни валко, по неделям сидели на больничном и запросто могли опоздать с обеденного перерыва минут на сорок, а то и больше, то теперь между ними началась настоящая конкуренция. Каждый дорожил своим местом и опасался сокращения.

Вера, обладая от природы цепкостью и деловой хваткой, довольно быстро очутилась в лидерах, и через год ее, рядового научного сотрудника, назначили заместителем заведующего лабораторией, специализирующейся на разработке технологий для отечественных средств бытовой химии.

Не сказать, чтобы Вера так уж рвалась к руководству: по натуре она не была вожаком, скорее толковым и вдумчивым исполнителем. Однако, новая должность ей нравилась. У нее сразу возникло множество идей, которые Вера принялась воплощать со свойственным ей упорством и трудолюбием. Не обошлось и без неприятностей: некоторые из коллег, до этого бывшие с Верой на дружеской ноге, стали поглядывать на нее косо, здоровались сухо и официально, подчеркивая ее новое, начальственное положение. Вера понимала, что это обычная зависть, но ей было противно.

Зато со своим завом у нее все складывалось лучше не придумаешь. Зава звали Петр Петрович Кобзя, был он личностью колоритной и весьма оригинальной. Начать с того, что по утрам о его приходе на работу немедленно узнавали все сотрудники, включая молоденьких лаборанток и уборщицу. Кобзя обладал великолепным басом, которому мог позавидовать сам великий Федор Шаляпин. Оставалось лишь гадать, почему он предпочел карьере сольного певца скромную должность химика-технолога.

Внешне Петр Петрович жутко напоминал гоголевского Тараса Бульбу: румяное лицо, кустистые брови, длинные, обвислые казацкие усы и мясистый нос картошкой. Однако, несмотря на явно комедийный облик, относились к нему с уважением. Дело свое Кобзя знал великолепно, работал увлеченно, и, что особенно ценно, умел мастерски выпутываться из любых сложных ситуаций.

Веру Кобзя обожал, называл ее Верунчиком, Верусей, «золотой головушкой», но если, упаси Бог, у них на профессиональной почве возникал конфликт, тут уж он спуску не давал. Его раскатистый голос становился громоподобным, и без того красное лицо свекольно багровело, усы начинали угрожающе топорщиться. Никому, кто бы увидел Кобзю в такие минуты, не пришло бы в голову не то что смеяться над ним, но и просто улыбнуться.

Вера привыкла к холерическому темпераменту начальника, хотя, время от времени, он доводил ее до слез. Зато потом Петр Петрович неизменно извинялся и делал это так тепло и искренне, что не простить его было невозможно.

Лишь немногие в лаборатории, включая Веру, знали, что жизнерадостный, громогласный, пышущий здоровьем Кобзя в юности перенес тяжелейшую операцию на сердце. Врачи давали ему один шанс из десяти, и он схватил этот шанс своей крепкой, жилистой рукой. Схватил и держал намертво. В свои шестьдесят с хвостиком он был здоров, как бык, не знал, что такое насморк, ходил зимой в тоненькой ветровке, в мороз купался в проруби, напрочь отказался от мяса и единственное, что позволял себе из соблазнов – это выпить в праздник хорошей водочки. Когда на Веру нападал очередной приступ тоски и скверного настроения, она всегда вспоминала зава, его оптимизм и жизнестойкость, и ей становилось легче…