Александр Мишарин - Белый, белый день...

• Название: Белый, белый день...
• Автор: Александр Мишарин
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-050886-0, 978-5-271-19908-0

Проза Александра Мишарина душевная, трогательная, порой грустная, но, безусловно, экспрессивная, рожденная самой нашей жизнью. Не стала исключением и эта книга. В ярких романе и трех повестях – и неожиданные повороты, и парадоксальные сюжеты, и крупные человеческие характеры, высеченные самой современностью. Главный конфликт, развивающийся в границах лихо закрученного сюжета, часто основан на взаимоотношениях человека и его прошлого и диалоге героя и его внутреннего голоса.

---

Только через многие годы – когда уже ни отца, ни Марии Никитичны давно не стало – мать сама призналась П.П., что ее главная подруга давным-давно – еще до своего замужества – была влюблена в Павликова отца. И призналась еще, что Мария Никитична досталась ей «в приданое» вместе с Павлом Илларионовичем. Он еще с гражданской дружил с мужем Марии Никитичны, репрессированным в тридцать седьмом году.

– Ох, и красавец мужик был этот Озеров! Настоящий волжский богатырь! Синеглазый, широкоплечий, с копной русых вьющихся волос… А улыбка! Во все тридцать два зуба!.. Весельчак! Балагур…

Нет, никак не мог представить себе П.П. – в свои тогдашние почти тридцать – как этот «балагур» мог быть сначала начальником ОГПУ в Самарской области, а потом первым секретарем Средне-Волжского крайкома ВКП(б)!

Когда и отчего ему было веселиться?!

– Андрюша, их сын, был весь в него! Ему так шла лётная курсантская форма! Он ведь был летчиком-истребителем. Погиб так рано. Над Москвой! В сорок первом.

– А что же отец? – задал тогда нелепый вопрос Павел.

– Ну как тебе сказать… – Анна Георгиевна видела, что он уже засыпает.

Они разговаривали ночью, она сидела в изголовье у его тахты. Осторожно гладила уже начинающие седеть волосы сына. Поцеловала его. И тихо закрыла за собой дверь…

А П.П. как раз снова проснулся. И явственно представил себе молодого отца. Почти юную, статную красавицу-волжанку Машу, которую еще никто не называл по отчеству. Наверняка после ареста мужа она бросилась к генералу Павлу Кавголову. К другу мужа? К возлюбленному? Ведь одна осталась с шестнадцатилетним сыном.

За защитой!

Нет, ни к кому она не бросалась! Нельзя было подводить Павла Кавголова под тот же монастырь!..

Слава богу, что Озерова арестовали в Самаре. Органы замели в основном ближнее окружение вчерашнего хозяина края. А если бы в Москве? Мало ли с кем мог общаться в Москве «враг народа» Озеров! Да с самим Ежовым он там мог общаться!

И уехала Мария Никитична со своим Андрюшкой в Кулунду к тетке…

Так спаслась сама и спасла сына.

Арестовали Ежова. Пришел Берия.

Правда, мужа успели расстрелять до нового хозяина МВД по решению чрезвычайной тройки. А жену с «волчонком» как-то упустили. То ли указания менялись, то ли просто бюрократия наша, обычная…

Как всегда, в России наступали очередные новые времена. И заплечных дел мастера любого уровня сами дрожали за свою судьбу. И кстати, не зря! Десятка три показательных процессов на всю страну. Тот же Фриновский, подписавший ордер на арест волжского секретаря, сам улегся в могиле на тысячу двести мест. В Бутово-Вешняках под Москвой, совсем недалеко – через три рва – от старшего Озерова.

Когда геройски погиб в воздушном бою в небе над Москвой Озеров-младший, его молодая вдова с ребенком Лора Озерова как-то сказочно быстро оказалась Элеонорой Васютиной – женой полковника Генштаба с квартирой на улице Горького. С персональной машиной, с личным ординарцем, с пайком и воровкой-домработницей.

Бывшая невестка Марии Никитичны уже к осени сорок второго года выдворила «старую мегеру». Вместе с ней выбросила из квартиры служебную мебель с инвентарными пломбами и за два-три месяца ухитрилась обставить новое жилище отличной «павловской» мебелью. Кабинет мужа Петра Кузьмича – красное дерево. Спальня – карельская береза. Столовая-гостиная – почти полный французский гарнитур розового дерева с бронзой, инкрустациями с фарфоровыми вставками…

Да, в комиссионном магазине на Преображенском рынке редчайшая мебель во времена Сталинградской битвы была поразительно дешева! Как солдатская жизнь…

А деньги? Что деньги! Они всегда есть, когда пятидесятилетний генштабист – полковник на генеральской должности – женится на двадцатичетырехлетней красавице!

Правда, вкупе с полуторогодовалым ребенком! Маленький Коля – херувимчик с рождественской картинки! Золотые кудряшки. Кругленькое, чудесной кожи, ангельское личико.

Если первое – от отца, то второе – от мамы Элеоноры Лионовны Васютиной, в девичестве Эльки Брахман.

Все в доме были готовы Коленьку целовать, носить на руках, дарить все, что он только пожелает. Нянькаться и сюсюкать с ним.

Но за ребенком нужен был просто уход – сменить пеленки, подтереть попку, купать и пеленать. Не спать ночами… На это не было времени ни у самой Элеоноры, ни у полковника Васютина – он дневал и ночевал в бункерах своего Генштаба.

За это время Элеонора уже успела сменить своего первого поклонника майора Лёву Челидзе из Управления снабжения на красавца генерала Верховского. Тот изредка, не чаще раза-другого в месяц, прилетал с фронта и жил в гостинице «Москва». (Его семья оставалась в Алма-Ате.) Так что все было бы очень удобно и красиво…

Но ребенок!

Короче, состоялся крупный разговор с Петром Кузьмичом. Со слезами, битьем саксонского фарфора, примирениями. И слезами радости! А главное – снова как бы канул в Лету Лориной памяти исторический эпизод из биографии Васютина, из-за которого он, подлинный стратег и служака, столько лет оставался полковником. Хоть и на генеральской должности…

И наконец, прямо к победному финалу Сталинградской битвы в Москву – не менее победоносно! – въехала Мария Никитична. Но уже не Озерова, а также Васютина…

Она сразу взяла бразды правления в свои руки. Большая васютинская квартира засверкала под ее крепкими и все умеющими руками.

Но главное – ее внук! Ее чудо! Копия ее погибшего сына. Они так и стояли перед ее глазами – два родных лица. Лица обоих погибших – мужа и сына…

По каким-то самым высшим законам естества они снова начинали жизненный круг. Она прижимала к себе крохотное детское тельце, закрывала глаза и мысленно благодарила Господа…

Когда Павлик смотрел на сидящую у стола дородную, прекрасно одетую – с большими гранатовыми серьгами и старинным, тяжело-золотым, тоже гранатовым браслетом, смеющуюся до слез, то и дело прикладывающую к глазам батистовый платочек, подтрунивающую над Павлом Илларионовичем, обнимающую Павликову мать, то никак не мог понять: почему мать всю жизнь жалела Марию Никитичну?

– Ну как же! Она же совсем одинокая. Ни мужа, ни сына…

– А Коленька, внук?

– Они теперь Марии Никитичне внука только раз в год показывают! Лорка и Кузьмич ее.

Анна Георгиевна не любила ни самого Петра Кузьмича Васютина, ни тем более Лорку. Павлику даже казалось, что мать не жаловала и глупенького, кудрявенького, избалованного Коленьку. Хотя отдавала должное, что Васютин, а вернее, Элеонора выбила бывшей жене врага народа малюсенькую комнату на Первой Мещанской. А потом устроила ее швеей в привилегированное военное ателье.

А уж дальше Мария Никитична сама пошла! Ее золотые руки, умение ладить с людьми да просто талант портнихи и вывели ее «в люди». Закройщица кремлевского ателье – это большой человек!

Мария Никитична рассказывала (конечно, шепотом, взяв слово, что никому-никому!), что от экземы на нервной почве жена Берии вынуждена заказывать все платья только на шелковом шифоне. Да еще с одной примерки! «Прикоснуться к ней – ни-ни! Нельзя ни в каком случае! Хоть что тут делай».

Рассказывала, какие халды дочь и жена Кагановича. Какой фасон им ни предлагай – всё как на корове седло!

П.П., тогда мальчик, не интересовался этими ее рассказами. А ведь она бывала и в квартирах первых лиц. Самых первых! А ему бы схватить кусок пирога со стола и быстрее во двор, к ребятам!

Теперь бы он, наверно, о многом бы порасспросил Марию Никитичну.

В его памяти остался один рассказ – как она приехала к молодой паре. Юной жене привезла два первых наряда. Ее встретил тридцатисемилетний молодой министр – симпатичный и уважительный. Как радовалась первым в ее жизни парадным платьям его жена – почти девочка!

П.П. даже запомнил, что одно было из зеленого лионского пан-бархата. А второе – из французского креп-жоржета с парчовыми вставками.

Юная супруга была в положении. Но все равно – так хороша была в ярких, торжественных, даже роскошных нарядах!

Мария Никитична по привычке даже прослезилась.

– Такие молодые оба! Такие красивые!

«Сам» настоял, чтобы закройщицу доставили домой на его персональном автомобиле.

– Ну никак, никак я не могла отказаться! Уж такой любезный и такой простой!

Она снова приложила к глазам батистовый платочек – набежала новая слеза.

– А через три месяца его арестовали! Где теперь его девочка-жена? Наверное, тоже расстреляли. Родила ли? Успела? И где ребенок?.. Ни от кого не услышим… – Помолчав, она тихо добавила, опустив глаза: – Это Абакумов был. Читали, наверное, в газетах!

В комнате стало тихо-тихо.

Мария Никитична раскраснелась от слез и пошла в ванную комнату… Когда вернулась напудренная, с еще красными глазами, то сразу заторопилась домой.

– Мне же у себя еще двором идти! А уже поздно, темно…

Прощание, поцелуи, запах французских дорогих духов, большая английская сумка с золотым замком… Котиковая черная шуба, легчайший оренбургский платок:…