Михаил Попов - Кто хочет стать президентом?

• Название: Кто хочет стать президентом?
• Автор: Михаил Попов
• Жанр: Политический детектив
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-I7-047171-3, 978-5-271-18886-2

Все развитые страны мира зависят от нефти. Но рано или поздно нефть кончится везде и что тогда?

Между тем в небольшом уральском городе группа провинциальных гениев изобрела совершенно новый вид топлива – «чистая сила». За идею «альтернативной энергии» ухватились вездесущие американцы, направив в Россию своего агента. Цель американских спецслужб – не только завладеть сенсационным открытием, но и вступить в борьбу за политическое влияние в России накануне президентских выборов.

В центре большой закулисной игры между Россией и США оказывается офицер ФСБ майор Елагин. Именно он, прибыв на Урал с особым заданием, становится обладателем сведений, которых ему знать не следовало. И теперь майор – живая бомба. Обезвредить его можно только одним способом – убить.

---

Майор резко наклонился вперед, навалился грудью на сложенные по-ученически руки.

– Да, мы другая цивилизация. Только я бы не согласился с нарисованной вами схемой нашего движения относительно Европы. Не след в след, а по параллельной тропе. К тем, кто двинулся вслед за ним, Запад относится благожелательно – взгляните на Турцию. Когда-то она всерьез пугала западный мир, а теперь ей позволяют бежать за телегой европейской судьбы, держась за край. У России совсем другая роль. Это как бы запасная цивилизация западного типа с азиатским геном для большей жизнеустойчивости. Эта цивилизация и технологически, и этически готова сменить нынешний Запад, когда он провалится, окончательно выгрызет сам себя изнутри, превратится в собрание одиноких сладострастных молекул. В поэтической форме это звучит так: «Отдайте Гамлета славянам!»

Нина замотала головой:

– Только вот, знаете, про литературу не надо. И про балет. И про Гагарина. И про то, что русские изобрели телевизор и вертолет с помощью таблицы Менделеева.

– Про литературу – русскую литературу девятнадцатого века – все можно объяснить в двух словах. Бог истории, устраивая глобальный центр силы в громадной азиатской лесостепи, обеспечивая его железом, энергией, волей и научным рассудком, срочно вынужден был дать этому молодому, бешено развивающему центру великую литературу. Русская литература удивительно мудра, несмотря на свою поразительную молодость. Бог истории знал, что голая сила, чистая мощь без этического намордника опасна.

У России был реальный шанс возглавить планету – не на переводных же французских романах должна была стоять идеология мирового гегемона! Старая Византийская церковь и великая литература…

– Это все новые песни о Третьем Риме.

Майор устало вздохнул. Покосился на Кастуева и Бобра, которые с большим интересом следили за развитием беседы.

– Нет, это старые песни о старом. О былом. Теперь у нас другие цели и задачи. Наша главенствующая планетарная роль не состоялась. Говоря футбольным языком, Россия вышла в финал мировой истории, но там ее засудили. Матч длиною в двадцатый век. Но проиграли мы все-таки в финале. И сомнительные в общем-то победители не имеют права выбрасывать нас за пределы нового розыгрыша. Мы не требуем матча-реванша, но имеем законное право на уважение к нашим серебряным медалям, медалям, если угодно, «За отвагу». И уж ни в коем случае не собираемся строить какие-то стены вокруг отечества. Мы хотим общаться и работать вместе и на равных со всеми. Мы теперь другие, мы никому не навязываем всемирную отзывчивость своей души, ни к кому не лезем со своей вооруженной любовью, но законно рычим, когда у нас пытаются отобрать исконно наше. Мы прекрасно понимаем, что мир разнообразен. У нас прет из земли газ, а где-то прет из земли рис. Рисовую кашу можно сварить на газовой плите. Сколько ни бей вологодского крестьянина, он не сделает супертелефон, но вернуть ему возможность производить вологодское масло надо. Я уж не говорю про космос. Ну космический мы народ, что поделаешь! Мы хотим быть самими собой, занять свое место – положенное и заслуженное. И мы хотим сами устраивать свою жизнь. Не с помощью заграничных надсмотрщиков. Должны же вы согласиться, что все наши бывшие братья получили только одну свободу – свободу выбирать себе хозяина. И им тут же сели на шею американцы и канадцы с якобы прибалтийскими корнями. Даже Ющенке не доверяют – обеспечили западной жинкой.

Нина молчала. Но майор понимал: что это совсем не означает, что она потрясена его словами.

– Я не надеюсь ни в чем вас убедить…

Ехидная улыбка в ответ:

– И правильно делаете.

– Но лапузинская установка…

– Так вы что, в этой черепахе усмотрели нечто опасное для нашей с вами замечательной родины?!

– Я должен разобраться, что это такое. Послан.

– Ну так даже с ваших позиций лютого патриотизма мое поведение заслуживает только похвал и всяческих моральных вознаграждений. Наши доморощенные гении выдумали, может быть, идею века, и я, подручная олигархического вампира, впившегося зубищами прямо… ну вы знаете куда, делаю так, что испытания производятся дома, даже не в Москве, а в здешнем медвежьем углу. Сзываю наиболее местных, наиболее патриотов, чтобы возвестили, чтобы не дали разбазарить, вывезти, поставить на службу мировому капиталу и сионизму, и вот меня же вы за все за это крадете и пытаете дикими речами. Как это называется?

Майор переждал очередной прилив истерики, а потом спросил совершенно не в том тоне, в котором говорил перед этим:

– Скажите, Нина, эта штука, на ваш взгляд, так сказать, настоящая? Не фикция, не «красная ртуть»?

Нина вздохнула и отвернулась. Майор продолжал:

– Я больше всего боюсь, что это мыльный пузырь, и надувают его как раз в целях…

– Если б я сомневалась, я не стала бы в обход приказов Винглинского устраивать и снимать испытания здесь, в Калинове.

– Значит, он был против?

И майор, и Кастуев, и Бобер одновременно по-охотничьи шевельнулись. Главное было сказано и услышано.

Нина поняла, что проговорилась, несмотря на всю свою маскировочную болтовню. Она не только не подчинилась шефу, она его еще и продала. И кому? Каким-то, скорее всего, комитетским крысам.

– Не вздыхайте, Нина.

– Заткнись, сволочь, только попробуй сочувствовать. Тебя подослали, и ты свою работу сделал. Теперь…

– А теперь ничего не будет. Вас просто отвезут туда, куда вы скажете.

Она резко встала, словно оставаться здесь долее даже одну секунду было для нее невыносимо, и быстро пошла к выходу, ни на кого не глядя. Бобер побежал следом. Когда он вернулся, майор и Кастуев пили водку. Уже вторую бутылку, и настроение у них было отвратительное.

– Глаза завязал? – спросил Кастуев.

– Конечно. Да она еще в шарф закуталась и плакала все время.

– Налить?

– Разумеется.

Выпили. Бобер закусил чем-то из тарелки, служившей по совместительству пепельницей.

– Знаете, что она сказала, когда я довез ее до парка и остановился там на углу? Сказала, что согласилась с нами разговаривать только потому, что видела, как к нам собаки местные хорошо относятся.

– Да? – спросил Кастуев, тоже ища, чем бы закусить. – Рассмотрела, когда мы ее тащили?

– Говорит, подумала, что мы, наверное, хорошие люди.

– А мы их просто хорошенько прикормили. Елагин встал.

– Чего ты? – спросил Бобер.

– Пойду пройдусь. Подышать хочется. Майор вышел.

Бобер и Кастуев не смотрели в его сторону. Один разливал, другой молча нарезал колбасу. Эта идиллическая картина мгновенно разрушилась, когда снаружи раздался взрыв.

Глава шестнадцатая Поезд идет в Калинов

Вагон поезда Пермь – Новокузнецк

Их знал весь город. Володя Босой и Володя Маленький. Босой был смотрящим на рынке Калинова, Маленький – его «рукой». Смотрящий заработал свою кличку, еще когда сидел по «малолетке». Была у него неприятная манера – разговаривая с человеком, лежать на кровати и ковыряться между пальцами ног. Позже, когда он уже «поднялся» и занял по криминальным понятиям солидное положение, наведение им педикюра в присутствии подчиненных сделалось элементом придворного этикета. Французские короли обожали публично испражняться, и все свидетели этого акта считали себя польщенными. Трудно сказать, насколько вдохновляла «бычар» Володи Босого его экстравагантная привычка, но она утвердилась, и этого достаточно.

Кличка второго Володи – Маленький, была мотивирована менее заковыристо, то есть от противного. Он был огромный со страшенными кулаками бугай.

В тот момент, когда мы наводим на него фокус нашего повествования, он стоит в коридоре купейного вагона, выпучив глаза и инфантильно улыбаясь. Он возбужден до такой степени, какой от себя, может быть, и не ожидал. Причина этого – молодая рыжеволосая зеленоглазая латышка с обалденной улыбкой и красиво всклокоченными волосами, кажется, вполне готовая к продолжению общения. Трудность в одном – она совсем плохо говорит по-русски. Ну почти ни в зуб ногой. Неужели в школе не учила? Впрочем, какая школа! Девчонке лет двадцать с небольшим. Да и черт с ним, с языком. Володя Маленький давно уже обратил внимание, что в этой жизни наличие языка скорее препятствует решению дел, чем помогает. Как только дело уходит в разговоры, его потом оттуда и не выпутаешь, пока не предъявишь в качестве аргумента кулак.

А начиналось все так. Двое слегка – совсем слегка – подвыпивших молодых калиновских рыночных принцев шли в вагон-ресторан, чтобы там довести себя до подобающего ситуации состояния. Они ехали с небольшой разборки, закончившейся мирно и выгодно, настроение у парней было великолепное, а такое настроение почему-то всегда хочется улучшить. И тут они видят в одном из купе двух офиговенных телок, беседующих с двумя абсолютно тормозными пенсионерками. Решение созрело мгновенно. Молодые люди «нарисовались» самым изысканным из принятых на их рынке образом. Трудно было сказать, до какой степени это проняло девиц, но старушки поняли, что они лишние на намечающемся празднике жизни. Володя Маленький, будучи добрее своего товарища, дал старушкам тысячу рублей и назвал номер своего купе, где они могут, если им очень захочется, перекантоваться.