"На суше и на море" - На суше и на море. Выпуск 21 (1981 г.)

• Название: На суше и на море. Выпуск 21 (1981 г.)
• Автор: "На суше и на море"
• Жанр: Научная Фантастика

---

– Что это? - спросил Давид, нервно сжимая консервную банку.

– Музыка сфер, - ответил Ашир, извлекая из уха капсулу. - Музыка сфер - вот что это.

Весело светило весеннее солнце Каракумов. Ящерка лазала по коленчатым деревянистым кустам кандыма, прыгала с ветки на ветку, как воробей. За ней внимательно следил богомол-эмпуза, и зеркальце на его лбу сверкало, как капелька воды. Вспархивал удод, похожий на большую желто-черную бабочку-махаона, присаживался, суетливо тыкал кривым клювом в землю, глухо, как из-под земли, тутукал, нервно поигрывал раздвоенным хохолком, то раскрывая его, то складывая. Надсадно и стремительно, в темпе проносящихся пожарных машин, гудели в воздухе жуки-бронзовки; суслики свистели у своих нор, как милиционеры на городских перекрестках. Саксаульник напоминал издали застывшие голубоватые клубы дыма, его желтые цветки казались частыми искорками веселого скрытого дымом пламени.

– Что это? - настойчиво повторил Давид.

– Тюльпан поет, - сказал Ашир.

– Сам собой? - Давид выпустил, наконец, банку, и она, упав рядом с ножом на землю, откатилась на несколько шагов.

– Не знаю. Может быть, он - направленная параболическая антенна.

– Значит, мы слышали голос солнца?

– Посмотри, куда направлен параболоид цветка! На эту точку небесной сферы проецируется не солнце, а Альфа Эридана.

– И ты думаешь… - Давид умолк, выжидательно глядя на Ашира.

Тот пожал плечами.

– Ладно, - решился Давид, - тогда и я скажу кое-что. Ты ночью ничего не слышал?

– А что я должен был услышать?… Жаба нежно свистела. Кричал сыч. Звонил в колокольчик сверчок. Еще что?

– Ну, что-нибудь не совсем обычное.

– Вроде бы нет, а ты?

– В Капище ночью плакали.

– Слуховая галлюцинация?

– Вроде бы нет, - сказал Давид нерешительно. - Отчетливо так было слышно. А ну, пойдем-ка…

Возле входа в зиккурат он ткнул пальцем:

– Смотри!

На влажном песке четко отпечаталась детская ступня - маленькая круглая пяточка, круглые выбоинки пальцев. Цепочка следов вела из пещеры в заросли эремурусов, и оба они невольно посмотрели туда, будто ожидали увидеть заплутавшего ребенка. Потом переглянулись.

– Прямо шарады какие-то, - досадливо сказал Давид. - Ну откуда здесь ребенку взяться, скажи на милость? Почему у него только четыре пальца, а не пять? Почему в тюльпане музыка играет, как в «Спидоле»?

– Погоди, погоди, - встрепенулся Ашир. - Четыре пальца, говоришь?

Он быстро присел, рассмотрел следы, выпрямился и негромко рассмеялся:

– Да это же след дикобраза. Ди-ко-бра-за!

И он снисходительно потрепал Давида по плечу.

– Ладно, брось! - Давид был явно смущен таким поворотом «шарады». - Какой дикобраз, если дитя плакало?!

Тьма была непроницаемой, какой-то первозданной, изначальной. И в этой кромешной тьме плакал ребенок. Совсем маленький и совсем беспомощный. Его оставили - и ушли. Пусть его плачет! Пусть детские пальчики хватают пустоту. Но что-то неуловимое, способное быть и добрым, и жестоким находилось рядом, осторожным дуновением-ощупыванием изредка касалось лица, шеи, рук.

А реальность отсутствовала. Загнанная в подсознание, она билась, как муха в паутине, в этом вязком непроницаемом мраке. Но самой определенной реальностью был детский плач! Плач негромкий и унылый, не оставляющий места для надежд, ибо там, за стеной тьмы, за гранью сущего, устали плакать тысячи и тысячи лет… Конечно же, глупее глупого было воспринимать эти звуки в их элементарной модификации. Но так уж устроен человек, что его рассудочность уступает место импульсивности, когда раздается крик о помощи.

– Аши-и-ир!… - пробился к его сознанию голос Давида, и тьма стала медленно, неохотно отступать. - Где ты, Аши-ир? Отзовись!

Он обрел способность шевелить языком и закричал неистово:

– Здесь я!… Здесь, Давид, в Капище я-а-а!

И опять совсем рядом заплакал младенец.

– Дави-и-и-ид! - теряя самообладание., закричал Ашир и бросился в темноту.

…Очнулся он на траве, увидел озабоченное лицо Давида. И солнце. Он улыбнулся.

И вдруг он опять вспомнил это ощущение падения в ничто, падение в глухой тишине без начала и конца, когда не знаешь, куда падаешь, вверх или вниз.

– Давид… что это было… там… в Капище?…

– Э-э, дружище, ты свалился в глубокий колодец в лабиринте галерей зиккурата. И если бы не пыль веков на дне его… В общем, считай, что тебе повезло.

Ашир содрогнулся, пошевелил руками, ногами, ощупал себя.

– Цел, цел, - засмеялся Давид, - врач тебя уже осматривал.

– Какой врач?

– Наш, экспедиционный, - Канабаев. Ведь все наши уже здесь - и Мергенов, и Самарин, и Хрусталев, и Майка, и Дурсун… Если б не они, мне бы нипочем тебя не найти…

– Ну и что Мергенов?

– Настроен сурово. Сказал: «Пусть в себя придет, тогда и разговаривать будем с вами обоими». - Давид помрачнел, задумался.

Ашир приподнялся, сел, обхватил колени руками. Поодаль белели палатки, возле них кипела обычная экспедиционная жизнь.

– Ну а плач, плач ребенка?…

Давид оживился:

– Следы дикобраза помнишь?

– Да я на голос побежал, на плач то есть, - сказал Ашир.

– И здесь объяснение простое. Устройство такое в камне вырублено. Ветер в нем плачет. Жрецы большие мастера были на такие вещи. Мергенов и в лабиринте, в котором мы плутали, уже успел разобраться.

Ашир пощупал часовой кармашек брюк: здесь ли кристалл? Он вытащил его, повертел в руках.

– Ну а тюльпаны? Они же нам не приснились?

– Тут пока - белое пятно. Но уже ясно, что цветочки имеют какое-то отношение к алтарю зиккурата. Теперь падай в ноги Мергенову и моли его, чтоб он простил твои грехи и включил в исследовательскую группу.

Медленно, бесшумно, как сова, полетела ночь, роняя перья тьмы в ложбины и к подножию холмов.

Ашир ушел из палатки, чтобы подумать, сосредоточиться. Потом лежал ничком на траве, вытянув перед собой руки. В кончиках пальцев приятно покалывало. Если бы кто-то посмотрел со стороны, то увидел бы искорки, крохотные молнии, проскакивающие между землей и пальцами Ашира, - это давал знать о себе кристалл тюльпана. Ашир лежал ничком в полусне, каждой клеточкой тела, каждой молекулой воспринимая земные токи - целительную силу земли. И это было так приятно - чувствовать себя неразрывно слитым с планетой, породившей тебя. Он еще не мог знать, что принесет раскрытие тайны кристалла, и еще не догадывался, что тюльпанный кристалл проявит себя, когда начнут считывать информацию, записанную в кристаллической структуре алтаря зиккурата, но чувствовал, что у кристалла проявится много других, почти сказочных свойств.

В палатке беспокойно ворочался Давид, шептал во сне: «Да, да, ошиблись… Признаем… Но зачем же из экспедиции?…» Наверно, разговаривал с Мергеновым и Хрусталевым.

Вдалеке, четко вырисовываясь силуэтом на темной сини неба, подремывал верблюд. Ему, наверное, грезились безбрежные - до горизонта - заросли упоительно вкусного колючего янтака: тот, что рос в лощине, он уже весь съел.

ЮРИЙ ШПАКОВ ДЕТОНАТОР

Фантастический рассказ

– Говорит Первый. Внимание, говорит Первый. Передаю сообщение чрезвычайной важности. Слушайте все. Слушайте все!

Ровный голос гремел во всех помещениях Корабля - не только в каютах и рабочих отсеках, но даже в отдаленных закоулках, куда обычно редко кто заглядывал. Впервые за время полета была включена специальная линия связи, предназначенная для самых крайних случаев. В такт словам пронзительным синим светом мигали огни сигнальных ламп. И каждый, каким бы делом ни занимался, застывал в напряженном ожидании.

– Только что расшифрованы данные, полученные системой дальнего поиска. На Третьей планете обнаружены несомненные признаки разумной жизни. Приняты многочисленные радиосигналы, их характер показывает, что они содержат осмысленную информацию. Первичный анализ дает основание предполагать: перед нами цивилизация, достигшая Второго энергетического уровня. Следовательно, возможен контакт с местными жителями, которые могут быть похожими на нас. Предпосылки: масса планеты, ее удаление от Солнца, период обращения, состав атмосферы почти тождественны с нашими. Наблюдения продолжаются.

Вскоре весь экипаж, свободный от вахты, собрался в круглом зале - обычном месте общих встреч. Трудно было сдерживать волнение: только что услышанная новость означала, что достигнута конечная цель, ради которой предпринята долгая, сложная и опасная экспедиция.

Уже много раз корабль совершал пульсации в пространственно-временном континууме, перемещаясь от одной звездной системы к другой. И каждый очередной бросок заканчивался неудачей. Правда, исследования окрестностей желтых карликов давали обширный научный материал. Однако братьев по разуму космонавты нигде не встретили.