Лео Перуц - Ночи под каменным мостом. Снег святого Петра

• Название: Ночи под каменным мостом. Снег святого Петра
• Автор: Лео Перуц
• Издательство: Алетейя
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1996
• ISBN: 5-7101-0107-9

Лео Перуц (1884–1957) – известный австрийский писатель, автор фантастических и мистических книг, написанных в жанре «магического романа». Экспрессионистическую прозу Л. Перуца отличает захватывающая фабула, детективный сюжет с иррациональной развязкой, повышенный интерес к проявлениям человеческой психики.

---

Я не смотрел на часы. Мне было совершенно безразлично, который теперь час. Что-то около шести, а то и все семь… Нет, семи еще не могло быть, потому что между половиной седьмого и семью моя хозяйка обычно приносила ужин. Я не ощущал ни малейшего голода. Я лежал на диване и курил до тех пор, пока не стало так темно, что я был не в состоянии разглядеть дыма от папиросы.

– Уже стемнело, Бибиш! – произнес я громко. – Уже давно стемнело. Никто не увидит, как ты идешь ко мне. Ты должна прийти… Слышишь меня? Должна! Ты больше не смеешь заставлять меня ждать, слышишь?

Я сжал зубы, придержал дыхание и попытался сконцентрировать свои мысли на том, что сейчас в дверях появится Бибиш. Я приказывал ей это. Затем я закрыл глаза, и мне представилось, как она под воздействием моей воли выходит из пасторского дома и маленькими пугливыми шажками пересекает покрытую снегом проселочную дорогу. Этого мне нельзя, говорил я себе, она должна прийти добровольно… Я был совершенно уверен, что через несколько секунд раздастся стук в дверь. Нет! Не нужно, чтоб она стучала! Я открыл дверь и принялся напряженно вслушиваться. Больше всего на свете в тот момент мне хотелось услышать ее легкие шаги, поднимающиеся по скрипучей деревянной лестнице. В то время как я стоял, прислушиваясь и ожидая, на колокольне начали бить часы.

Значит, было всего лишь шесть часов. Семи не могло быть никак, ибо в таком случае мой ужин давно уже стоял бы на столе. А может быть, моя хозяйка впервые за все это время запоздала? Я не считал ударов, а потому, на ощупь найдя спички и запалив лампу, решил все-таки взглянуть на часы.

Часовая стрелка стояла на восьми. Как это ни удивительно, но в первый момент я почему-то подумал о своей хозяйке и не на шутку испугался ее непонятному поведению. «Что с ней стряслось? – спрашивал я себя. – Почему она до сих пор не принесла мне ужин?» И тут я спохватился. Господи, какое мне дело до хозяйки, если со мной все еще нет Бибиш! Где она? Куда она подевалась? Что с ней могло случиться?

И только теперь мною овладел подлинный страх.

Бибиш приняла дурманящий яд. Кто знает, какие побочные эффекты он вызывает в человеческом сознании? До сих пор с этим ядом не производили опытов на человеке. Вернее, пытались произвести, да я помешал. Меа culpa![77] Если с Бибиш приключилось что-нибудь серьезное, виноват буду я один! Может быть, она больна. Может быть, у нее сердечный приступ, она зовет, но никто не слышит ее. Она ждет, что я подам ей стакан воды, а меня нет рядом…

Я выбежал на улицу. Вот тогда-то мне и повстречался мотоциклист. Образ человека с двумя привязанными к седлу убитыми зайцами, мчащегося по проселочной дороге, а потом соскакивающего с мотоциклета у постоялого двора, был первым впечатлением, воскресшим в моей памяти, когда я очнулся в больничной палате. Я едва увернулся от столкновения с ним и при этом упал на землю. «Где он раздобыл этих зайцев? – подумал я, поднимаясь на ноги. – Ведь сейчас нельзя охотиться ни на зайцев, ни на куропаток…» Тут я заметил, что все еще держу в руках карманные часы, у которых при падении разбилось стекло. Я сунул их в жилетный карман и побежал дальше. Дверь в лабораторию была открыта, и я вошел внутрь. В комнате было темно, и царил леденящий холод. Я зажег свет. Бибиш не было дома.

Я облегченно вздохнул. Нет, Бибиш не больна, она просто вышла из дому. Во мне зашевелилась слабая надежда. Может быть, она сейчас у меня? Взяла да и пришла сразу же после того, как я выскочил из дому. Вчера она тоже поджидала меня в моей квартире, а я как дурак, разыскивал ее по всей деревне.

Я торопливо направился домой и с выскакивающим из груди сердцем взобрался по лестнице наверх. Я поднимался медленно, нарочно оттягивая время. Надеясь застать Бибиш врасплох, я медленно и беззвучно отворил дверь.

Ее не было в комнате. В комнате ничего не изменилось – все было так, как и в тот момент, когда я побежал на улицу, и только огонь в камине совсем погас. Мною овладело чувство беспредельной грусти, и я потерял всякую надежду на встречу с Бибиш. Что-то случилось, какое-то неведомое мне событие заставило ее забыть о своем обещании. Но какое именно? Что могло произойти?

В то время как, содрогаясь от холода и налетевших на меня мрачных мыслей, я стоял у потухшего камина, меня вдруг осенило.

Она в церкви! Где же ей еще быть, как не там? Как эта мысль сразу не пришла мне в голову? Конечно, во всем виноват дурман. Это его действие. Она снова обрела веру и впервые за долгие годы молится Богу. Она коленопреклоненно стоит на холодных каменных плитах в окружении толпы экстатически возбужденных или дрожащих от страха крестьян, а орган гудит, пастор расточает благословения и молится Пресвятой Деве. Душа. Бибиш соединилась с Господом.

Скорее в церковь! Тут только я обратил внимание на то, что деревенская улица необычно пустынна, – на всем пути я не встретил ни единой живой души. Церковь была погружена в мрак; все было тихо, никаких звуков органа не слышно. Я толкнул тяжелую дверь и вошел внутрь.

Церковь была пуста.

В первый момент я был безгранично удивлен – настолько безлюдной церкви я в жизни не видывал. Но потом я вспомнил, что уже половина девятого и вечернее богослужение, должно быть, уже давно закончено. Но где же все-таки Бибиш? Дома ее нет, в церкви нет, ко мне она не приходила… Где же она могла быть?

«В господском доме!» – ответил я себе. У барона фон Малхина. У него дурное настроение из-за того, что они повздорили друг с другом, и она, конечно же, желает помириться с ним. Вот почему она не пришла ко мне!

Началась снежная метель. Ледяной ветер со свистом хлестал меня по лицу короткими, резкими ударами.

Я поднял воротник пальто и медленно пошел вперед, с трудом прокладывая себе путь сквозь снег и ветер.

С той поры прошла неделя… Четвертого февраля, в воскресенье, около девяти часов вечера, я в последний раз направился к дому барона фон Малхина.

По дороге я встретил одного-единственного человека. Я сразу же узнал его: то был мой пациент, жаловавшийся на невралгические боли. Он хотел было пройти мимо, но я остановил его.

– Куда это вы? – окликнул я его. – Не ко мне ли? Он отрицательно покачал головой.

– Я иду на проповедь, – закричал он мне.

– На проповедь? – спросил я. – И где же сегодня проповедуют?

– Сегодня проповедуют повсеместно, по всей деревне, – ответил он. – Проповедуют беднякам. Собрались у булочника, у кузнеца и на постоялом дворе. Я лично иду на постоялый двор.

– Ну хорошо, идите, да только смотрите не простудитесь! – крикнул я ему. – И пусть вам придется по вкусу пиво на постоялом дворе!

– Прощайте! – ответил он и побрел дальше по снегу. Барона фон Малхина я застал в приемной. Бибиш там не было.

Глава 22

Барон фон Малхин в одиночестве сидел в приемной. День, которого он так долго ждал, наконец наступил. Он встретил его спокойно – даже сейчас в нем не было заметно каких-либо признаков волнения. На столике перед ним стояла наполовину выпитая бутылка виски, в руке он держал сигару. Синеватый дымок неторопливо поднимался к потолку.

Он осведомился у меня о князе Праксатине, которого не видел весь день. Я ничего не мог сообщить ему по этому поводу. Охваченный тревогой, я постоянно думал о Бибиш. И здесь ее не было. Куда же она подевалась? У меня не хватало духу спросить об этом барона. Коротким, почти повелительным жестом он указал мне на стул. Я совсем уже было собрался уйти, но… Очутившись лицом к лицу с бароном, я поневоле почувствовал величие момента и был принужден остаться…

Он начал говорить.

Он еще раз набросал передо мною проект фантастического, готически устремленного в высь здания своих планов и надежд, а я слушал, потрясенный и захваченный смелым полетом его мыслей. Бутылка виски давно уже опустела, все гуще и тяжелей становились клубы сигарного дыма. Барон продолжал втолковывать мне об императоре подлинно королевской крови и о том новом царстве, которое должно было наступить вопреки заблуждениям и обманчивым надеждам толпы.

– А Федерико? – спросил я, ощущая, как некое необъяснимое чувство тревоги охватывает меня, повергая в трепет. – Знает ли он о своем предназначении? Чувствует ли он себя в силах справиться с возлагаемой на него задачей? По плечу ли она ему?

Глаза барона фон Малхина засверкали фанатичным огнем.

– Я учил его всему тому, чему обучал своего сына Манфреда Фридрих II, – сказал он. – Я обучал его природе мира, созданию тел и становлению душ, преходящей материи и неизменности вечных вещей. Я учил его жить с людьми и вместе с тем над людьми. Но в крови этого царского рода таится истинная благостность. Тем, в чьих жилах течет эта полубожественная кровь, дано знать то, что мы можем лишь предполагать или с огромным трудом изучать. Федерико – это предреченный Сибиллами Фридрих II. Он перевоплотит время и изменит его законы.

– А что же вы? – спросил я. – Где будет ваше место в это перевоплощенное время?